Я думаю – есть рассказы для людей. Они , люди эти – потребители, а рассказы – пища.Но внутри нашей литературы вообще все есть генерация – что присутствие, что отсутствие, что риторический онанизм – все не важно, если ты, как репей, не прицепился к волосатой руке.
Штуку эту можно назвать литературой-для-никого. Вроде бы комплект у нас по составу, по весу – но кому нужны вещи, лишенные эффекта зрительного, эстетического, бытового.
Нет, я все это сказал лишь для того, чтобы подчеркнуть ненужность рядов, пластов, скоплений колебаний интеллекта.
Если читателю не нравится, если он плюется и матерится – то какого черта данный рассказ опубликован в журнале?
Я провел тестирование данного рассказа, попросив прочитать его семь человек. Хочу сказать, что народ не на шутку расстроился. А все это были сплошь люди приближенные (ну хотя бы – не отдаленные, не оттянутые ) к слову – будь то выражение в языке официальном, газетном, или же – что-то сходное.
О чем же людям взгрустнулось?  Не знаю, не знаю. Рассказ же вот о чем.

Проснулся парень, экспрессия утра замельтешила попугаем – блестела – лезла читателю в подкорку, гремела, шумела – я тут же стал предполагать, что и дальше будет что-то шуметь, греметь. А парень занимался дверями.

Потом вот что:

По дороге на остановку я почувствовал: в штанине что-то мешает. Вернее даже не мешает, а просто есть отклонение, ощутимое, но не особо существенное. Остановившись и прощупав ногу, я понял, что надел рабочие штаны вместе с трусами, застрявшими в штанине. То есть в субботу вернулся домой с работы, сразу разделся, закинул робу в шкаф, залез в душ, а трусы так и остались в штанине. Теперь одни трусы были на мне надеты, как полагается, а вторые застряли в штанине на ноге, чуть ниже колена. В общем, я решил, что легче добраться до адреса в таком состоянии, чем устраивать манипуляции извлечения лишних трусов посреди улицы. Плюнул и пошел дальше.

Потом парня остановил сотрудник органов и проверил документы.  Потом его привезли в отделение. Потом проверили на наличие патронов.
Потом:

Я вытащил проездной, телефон, плеер, ключи, носовой платок, блокнот, несколько мятых купюр. Мент прощупал мою куртку и карманы штанов. Я вспомнил про трусы в штанине и подумал, что мне не хотелось бы рассказывать здесь всю эту историю. Но он, обыскивая, спустился только до колен — и ничего не нащупал.

Потом парень приехал к заказчику. Затем пожилая дама ударила парня по голове. Потом он все ставил, ставил дверь. Ставил и ставил.  Потом его напоили чаем.

Потом:
В ванной я помыл руки, черт, я ведь так и не вытащил трусы из штанины, ладно, потом, и прошел в кухню. Хозяин поставил чайник и стоял, глядя то на меня, то в угол, то в окно, пока не догадался сказать…

Потом поговорили о попугаях.  Потом снова ставил дверь. Ставил дверь. Потом таки поставил. Потом увидел в метро девушку. Потом читал газету.

Потом:

Мы с белобрысым ментом смотрели друг на друга. Мы разговаривали глазами, и я выкидывал в беззвучную реальность сверхскоростной монолог:

“Знаешь, почему я не взял документы сегодня? Ты еще молодой, и хоть ты мент, но тебе нужно это понять. Знаешь, почему я так и не вытащил эти субботние трусы из штанины?

Потом милиционер парня не задержал, потом и всё.

Надо сказать, что за обзор я взялся просто так – вообще исследователи всегда всё делают просто так, из любви к факторам визуализации и описательным методам. Оно, если разобраться, хороших рассказов – что машин на улице Москвы, и все разные – мощные, немощные, средние, красные, синие, желтые, белые, серо-буро-пошкарябанные. А первый же прочитанный мной – это какой-то «Заз Сороковка». Хотя нет, на «Топ-Гире» хорошо этот автомобиль, с душой тестировали.
Да вот на счет сути…
Да, что, ежели и дальше так будет? Тут впору вот что сказать – оно-то конечно хорошо, что у нас всё кругом через кума-свата-брата, но нижняя отметка-то литература нашей       всё ближе и ближе – а как совсем погрузимся, то что нам останется? Да ничего, наверное.
Словом, сделал я дело свое – счет открыл. А там посмотрю – читать ли мне остальные рассказы или нет.

Евгений Алёхин “Будничный анекдот” — «Знамя», N 4