Рецензия лоскутная, поскольку я высказывался насчет Прохасько в жж по ходу чтения романа, поэтому и мысли лоскутные.

Первая лоскутная мысль: миры.

Прохасько создает концептуальные миры, не удовлетворяясь реальным существующим миром. Не путать с фэнтези-мирами, впрочем, если вы здесь, у меня, то вы вряд ли подумаете, что я могу писать о фэнтези-мирах. Концептуальный мир Прохасько — это, скажем так, идеальный красивый мир, в котором происходят сюжеты так и такие, которые более угодны автору и кажутся ему более эстетичными, чем сюжеты, которые происходят на самом деле на улице.

Вторая лоскутная мысль: ландшафты.

Я всегда говорил, что сейчас актуальны ландшафты. Ландшафты сейчас актуальны больше людей, потому что люди изошли на говно, и о них в принципе нечего и написать нового хорошего. А ландшафт он сам по себе, ландшафт может делать новых людей и новые сущности. Вот Прохасько это понимает и пишет ландшафтами, которые у него включают не только рельеф, но и всякие растения. Хотя ландшафт он же по идее и должен включать растения. Животных может и нет, а растения так точно. Кроме природных ландшафтов он также оперирует ландшафтами рукодельными — то есть, всякими архитектурными формами, фигурами и символами. Это тоже хороший ход, даже более чем хороший — это гениальный ход. Только объяснить надо. Вот если поставить такую цель — выразить музыку словом, то есть в литературе. Эта цель кажется невыполнимой, хотя, уверен, она многим приходила в голову. Поэтому многие считают, что это невозможно, и музыка из-за этого совершенней слова ибо описывает то, что слово описать не может, и бьет напрямую в мозг. А вот метод например — если считать, что архитектура это застывшая музыка? А архитектуру описать словом можно вполне. Значит, описывая архитектурную форму, мы описываем застывшую музыку в некотором роде и если добавить туда какой-то триггер, то оно может и заиграть. Это изящно, очень изящно.

Третья лоскутная мысль: язык.

Полагаю, что украинский язык куда более интересный нынче инструмент чем русский, ну, то есть, дает больше возможностей. Другое дело, если у тебя есть более сложный инструмент, то и умений это от тебя потребует больше. Прохасько инструментом владеет более чем. То есть, это не просто такое выебнутое владение — типа, посмотрите, як у нас прикольно говорят в Карпатах, а формы и концепты создает языком.

Четвертая лоскутная мысль: формоконцепты.

Если, скажем, язык это резец или мастерок, то формоконцепт — это кирпич или даже группа кирпичей, кладка. Вот мне Прохасько этим сильно понравился. Потому что я твержу все время про концепты, а их мне, по сути, никто не показывает, а Прохасько создает бесчисленно микроконцептов, которые настолько красивы, что их надо целиком копировать и показывать целиком, кусками.

Пятая лоскутная мысль: суслики.

Вот роман называется «Непрості». Конечно, еще в середине я понял, что никаких Непростых там не будет. Потому что это типичный гуруобразный роман. Мне уже, честно говоря, даже ломко критиковать роман за гуруобразность, потому что сейчас все так пишут, это уже тренд.
Лучше всего суть гуруобразного романа передана в старом фильме «ДМБ», где чувак говорит: «Видишь суслика? Нет? А он там есть». В этом случае, если представить диалог автора с традиционным критиком то он будет выглядеть так:
Автор: Видишь суслика? Нет? А он там есть!
Критик: Если я не вижу суслика, то мне легче представить, что его там нет.

Однако романы пишутся не для традиционных критиков, а для читателей, а читатели нуждаются в гуру, как баба в хуе. Поэтому, на деле все выглядит так:
Автор: Видишь суслика? Нет? А он там есть!
Критик: Если я не вижу суслика, то мне легче представить, что его там нет.
Читатель: Может, суслик есть, а может его нет. Но гуру говорит, что суслик есть, и я верю гуру. И мне даже интересно размышлять на тему, есть суслик или нет. Меня это заводит — есть? нет? и где тот суслик? я вот будто вижу, вон он там за кустом, суслик, глядь, нету за кустом, а вон он как будто за угол забежал, точно, вот он, блять, точняк суслик.

Так что, с учетом потребности публики в гуру, сейчас так многие пишут, от долбоеба Вербера, который накидывает десять листов копипасты а в конце пишет: «Я вижу дно самого глубокого туннеля», до хитровыебанного Пелевина, который тех сусликов в каждую страницу по сто штук запихивает, так что у неподготовленного читателя от тех сусликов голова кругом идет, и он сразу верует.

Меня это, конечно, как человека, впитавшего с молоком матери всякую чеховско-хемингуэевскую парадигму, сильно напрягает. Ну, тоесть я все-таки привержен той традиции, где надо показать, как люди говорят, чтобы поверить в то, что они есть.
У Прохаська все повествование собственно о Непростых схематично можно выразить так:

— В Год А Непрості пришли на гору
— В Год В Непрості ушли с горы
— В Год С Непрості пришли на гору….
— …В год Х Непрості ушли с горы
— В Год Y Непрості пришли на гору
— В год Z пришел лесник и дал всем пизды.

Впрочем, Прохасько можно простить гуруобразность и всех этих невидимых сусликов, учитывая сказанное выше. То есть, чеховско-хемингуэевская диалоговая парадигма, конечно, хороша, но, если ты слишком хорошо владеешь навыком создания формоконцептов, то можешь вполне обойтись без той диалоговой парадигмы: ну, не будет Непростых, ну, как говорится, и пес с ними.

А так это, конечно, книга про любовь, а все остальное — формоконцепт.

Лембит Короедов

————————-

Примечание

«Первая же книжная публикация Т. Прохаська на русском (роман «Непростые» и повести «Из этого можно было бы сделать несколько рассказов» и «Как я перестал быть писателем» под одной обложкой — AdMarginem, 2009) привлекла благожелательное внимание критики и была признана еженедельником «Книжное обозрение» лучшей переводной книгой года России».

Вики