— Они, как женщина…
Мужчина перехватил прозрачный перешеек, такой тонкий, что пальцы скрыли его целиком.
Малинка выпятила губу и взревновала. Незаметно попробовала втянуть живот, но внутри колыхался выпитый лимонад и прижималось ледяным комком к поясу джинсов съеденное мороженое.
— Вы на нее похожи.
Не удержавшись, опустила глаза, осматривая себя. Кроме небольшой груди увидела – большая пряжку ремня, голубое колено и носки черных балеток.
— Я не стеклянная.
— Все женщины стеклянные.
Малинка хихикнула, представив, как утром она натягивает кружевные трусики на прозрачные твердые бедра.
— Она тоже?
Наискосок протопала толстуха, сбитый воротник блузки открывал потную шею в золотых цепочках.
— Была когда-то. Но сменяла стекло на железные шестеренки.
— Значит, во мне песок?..
— Да, золотой. А в ней – кукушка, механическая.
Малинка засмеялась. Мужчина нравился ей еще и тем, что сейчас придет катер, и не нужно придумывать, как отказать в свидании. А мороженым сам угостил и предлагал шампанского, но она отказалась.
— Возьмите, — рука на фоне яркого окна была черной. В ладонь девушки легли прохладные цилиндры, увенчанные чашечками-подставками.
— Пока они с вами, достаточно перевернуть и время возобновится. Время песка и стекла – вечно. И никогда, слышите, милый щенок, никогда не меняйте его на время железных цепей и шестеренок. Они ржавеют.
Катер разворачивал на синей воде белые перья, дудел смешной сиреной и грозно пыхтел мотором. Малинка помахала ярким стеклам старой лавчонки и села, рассматривая струйку золотого песка в гладком стекле. Верхняя колба пустела…
— Ду! Ду-дук, дуууу, ых! – сказало в железном животе катера, палубу сильно тряхнуло, и народ зашевелился, оглядываясь на пробежавшего, топоча, матроса.
Закусив губу, Малинка медленно перевернула часы. Мотор чихнул и заработал ровно.
Растерянно оглянувшись, она вытянула перед собой руку. Десять минут, один из сонма отрезков, на которую теперь была поделена ее вечность, потекли золотым песком.
Малинка, Калинка, !