«О, светозарный мальчик мой!»
Льюис Кэрролл «Бармаглот»

О, мальчиковый костюмчик, из пустых рукавов выпускающий роту за ротой солдат оловянных…
О, маленькая балерина, с ножкой — ножом перочинным — рвущая белую скатерть, ножка-ножик сложилась — куколка умерла — кровь пролилась на рваную скатерть…
О, куклы большие и малые! Из большой соломенной куклы — малые куколки лезут, как вылупившиеся из большого чрева, набитого трухой…
Что там по ходу из того же Шванкмайера, на этот раз из «Алисы», то бишь из «Сна Аленки»: белый кролик, жующий опилки… ножки в носочках, дырявящие пол, аки черви ныряющие в дыры…
Аленка, превращающаяся в куклу — и обратно…

Все мои детские страхи восстали из моего бессознательного: «Девочка, девочка, закрой шторы!» — маленькое кукольное чудовище уже на пороге моей комнаты! О, мой детский ужас!
Нет, это не жесть!
«Отрубить им головы» — слова Королевы у Кэрролла.
Но головы режут огромными ножницами! Ох уж эти ножницы! Неизменное орудие маньяка из киношки!
Вы хотите сказать мне, что это фантазии маленькой девочки Аленки: кусок сырого мяса, прыгающий по столу…
Реальность, переходящая в недетский, совсем недетский бред…
Бессмысленное обессмысленно до — сумасшедшего зайца — это по-кэрролловски…
По-шванкмайеровски — лишение вещей реальной, присущей им функции, — служить людям — возведение этой функции в параноидальное безумие уничтожения и самоуничтожения…
Хливкие шорьки скользили по мове…