Я знал одного дворника, убиравшего у нашего дома. Он был аккуратен и почти всегда трезв. Однажды я увидел, что у картонной коробки — в которой дворник нес мусор к контейнеру — лопнуло дно и все содержимое вывалилось на землю. Будучи в добродушном расположении духа, я посоветовал пользоваться ведром в подобных целях.
— Хотите — я вам дам? У меня, кажется, где-то есть ненужное.
Дворник поблагодарил за предложение, и, заклеив скотчем дно у коробки, стал собирать в нее рассыпавшийся мусор.
— Дело в том, что я не могу пользоваться ведром, — сказал он. – Мой дом в двух кварталах отсюда, и инструменты мне приходится носить с собой.
Я непонимающе моргнул.
— Разве вы не знаете, что есть примета: баба с пустым ведром – к несчастью? — последовало пояснение. – А в моем случае — мужик! Это же наверняка – вдвойне хуже. Мне идти два квартала с пустым ведром в руках, это ж скольким людям я несчастье принесу…
— Но, — попытался возразить я. – Нет же такой приметы – про мужика с ведром. Да и вообще…
— Ну, а зачем рисковать? Тем более, что мне не трудно использовать коробки для работы.
*
Я думаю, что человеческое общество во всех своих ипостасях проникнуто мистицизмом. Даже самый прагматичный бизнесмен, или прораб на стройке имеет тайник, в котором он хранит свои мистические переживания. Думаю, что каждый видел сны — которые не имеют ни какого отношения к фрейдистским изыскам — мистические сны: о своей прошлой жизни, о пребывании астрального тела в другом мире; об унылых полях, или жутких коридорах Ада; или о кристальной прозрачности озер Рая. Все дело в том, что часто ключ от этого тайника потерян еще в раннем детстве, открыть его, прочувствовать метафизическую причастность заново — не удается, тем более что рациональное мышление, которое со страшной силой владеет сознанием современного человека, противится этому. Да и вообще, массовое восприятие мистики это в лучшем случае – фильм «Омен», а в худшем – безумец-сектант. Конечно же, фильм «Омен» — это развлекательное зрелище, а безумец-сектант всего лишь потенциальный пациент психиатрической лечебницы. Мистика — в духовном смысле — непосредственное созерцание таинственного, вырастающее из опыта переживания человеком своего единения с бесконечным бытием (Абсолютом, Богом, Единым, Универсумом, «космической тотальностью» и т.п.). («Философия: Энциклопедический словарь» под ред. А.А. Ивина.) Из данного определения, следует, что в практическом смысле мистичность в человеке – это прежде всего осознанность. Некоторые так и проходят жизнь, просто по инерции, до конца, ни разу не остановившись и не прочувствовав, не идентифицировав себя, как такового, относительно Бесконечности и Вселенной. Такие люди не только растеряются от вопроса: «Кто ты и зачем?», но придут в шок, вдруг поняв, что их правая рука принадлежит именно им, потому что все их движения совершаются бессознательно, в силу инстинктов, или ввинченных в психику скриптов.
Одним из ключей, которые подходят к двери ведущей к мистическому восприятию, по-моему, является философия. Как раз она, оперируя рациональными понятиями, может воздействовать на мышление… Правда, здесь сложность – например: лично я – очень люблю шахматы, но совершенно не умею в них играть. Не умею в силу темперамента – я тороплюсь, жертвую удачным ходом в угоду эффектного, и прочее. В постижении философии, требуется именно та сосредоточенность, которой мне не хватает. Меня угнетает необходимость следить за ходом мысли автора, сухость изложения. Думаю, что не одинок в этих своих недостатках; но если вы прочитали «Феноменологию духа» не отрываясь, запоем, то вам меня сложно понять. Для меня важнее убедительность изложения идей, когда автору веришь; когда он не педалирует на умствовании, а ровен и искренен; когда видишь, что мысль его рождена, а не искусственно взрощена; когда текст живой и талантливый. Именно эти качества и отличают главный труд Александра Сергеевича Кончеева «Великое Делание» в котором он задается вопросом несовершенства мира. Через диалог двух героев он дает ответ: надмирная Первосущность, (которую также можно выразить как субъективно-мистическое восприятие Бога) сама по себе бессознательна (примерно так, как и люди лишенные мистического восприятия, о которых я говорил выше), поэтому Мир не может быть спасен. Первосущности нужно дать толчок (собственно Великое Делание) чтобы она осознала свое существо.
По Кончееву, логичен вывод – ни один Высший Адепт не смог свершить Великое Делание, потому что, сливаясь с Первосущностью (с Нирваной, с Отцом), он и сам становится бессознателен; я бы сказал, растворен в надмирном. Некоторые Высшие Адепты (термин Кончеева обозначающий просветленных мистиков) остаются там, некоторые же (согласно учению о реинкарнации, которого придерживается Кончеев) возвращаются обратно, в человеческую оболочку, что является – деградацией. Ну, а мир… Он так и остается несовершенен.
Идеи Кончеева в высшей степени альтруистичны. Уже сама по себе их смелость, отсутствие эпатажа и псевдоинтеллектуальных заморочек, подтверждают это. В его труде четко различим открытый взгляд на незамутненную, какими бы ни было, иллюзиями реальность. В моей интерпретации проблема, поставленная в «Великом Делании» состоит в приведении Надмирной Первосущности к самоосознанию, мистическому пониманию. Привести человека к мистическому пониманию вполне реально, а как же быть с Ней…
*
Творчество Владимира Владимровича Набокова, по моему убеждению, пронизано мистицизмом. За мастерски исполненной тканью повествования скрываются непостижимые, глубинные метафизические механизмы и осознание человека, как их части. Такие утверждения часто вызывают смущение, или даже раздражение, потому что многим Набоков представляется циничным, язвительно холодным умелым мистификатором – не более. Впервые созвучность со своим отношением к личности Владимира Владимировича я почувствовал в труде «Великое Делание»
В Приложениях к «Великому Деланию» Кончеев достаточно тонко и убедительно показал, что Набоков имеет прямое отношение к Великим Адептам. За, так сказать, постмодернисткими склонностями Владимира Владимировича, кроется вовсе не набившая оскомину Игра в бисер, а именно оно – проникновение в суть вещей.
«Набоков подает нам себя в качестве не мистика, не визионера, а, скорее философа, в смысле мудрого человека, а не создателя тоскливых спекулятивных трудов. В Набокове соединяются как бы две тенденции, постоянно противостоящие друг другу. Одна, Набоков-скептик, почти позитивист, хоть и с печалью, но довольствующийся человеческим жребием, каков он ни есть. Другой, поэт, интуит, плетущий фантазии и кружева слов, в которых увидеть можно, ох, многое… При всем, при том, обе ипостаси, подчас, присутствуют одновременно, чудесно переплетаясь.» — утверждает герой Кончеева
Именно «чудесное переплетение» интуитивизма и скепсиса мне видится в учении Чань-буддизма (Дзен-буддизма), которое, как бы то ни было, в высшей степени – мистично, потому что опять же ведет к осознанию человеком своей сути. Здесь я хочу обратить внимание на коаны, которые характеризуются следующим образом: «Интеллектуальная гимнастика, сколь бы возвышенной или утончённой она ни была, никогда не может разрешить коан; фактически он и даётся для того, чтобы побудить ученика выйти за пределы интеллекта.» (Нёгэна Сэндзаки и Рут С. Мак-Кэндлж «Буддизм и дзэн»). Выход за пределы интеллекта – один из способов приближения к Первосущности (просветление), растворение в ней (Нирвана) что, как известно, является целью Учения Дзен. По Кончееву же, все это не есть Великое Делание, так как Спасения мира не происходит. Выходит, для свершения Великого Делания нужно приближаться не приближаясь? Все то же «чудесное переплетение», как в творчестве Набокова…
Вообще, мне представляется путь свершения Великого Делания лежит через Искусство как таковое, где Искусство — в общепринятом понимании – Чистое Искусство, в котором нет как таковой явной цели, будь то просвещение людских масс, или выражение некой возбудившей автора идеи. Утверждая это я исхожу из того, что по Кончееву Великое Делание совершится сразу и для всех, всем и сразу будет ясно – вот Оно. Никакие Учения, никакие творческие работы выражающие определенный строй мировоззрения, не обладают универсальным языком и именно в силу того, что оперируют интеллектуальными, рационалистскими понятиями. Более того, тот же коан – если в содержании своем он обращен к надумственному восприятию, мотив его создания один, однозначный, опять же рациональный мотив — дать ученику возможность просветления и далее – Нирваны. Чистое Искусство, в идеале, лишено каких бы то ни было мотивов, у него есть только НАПРАВЛЕНИЕ. Раз творение воплощено в определенную форму, ему уже задан толчок, за которым следует движение. И, по-моему, это направление определенно к Великому Деланию.
Хочу уточнить, что говоря о Набокове я имею в виду прежде всего его причастность именно к Чистому Искусству; кроме него, такой же знаковой и узнаваемой фигурой является Даниил Хармс, как представитель абсурдизма, о котором должен упомянуть. Я часто замечал занятный эффект того, как Хармс не оставляет равнодушным ярых противников, какой бы то ни было безыдейной и бессодержательной прозы. Хармс, кстати в отличии от многих других представителей абсурдизма, обладает по истине магической силой воздействия на восприятие. Список можно продолжить – Юрий Мамлеев, Виктор Пелевин (в лучших своих работах) – все эти имена упомянуты в «Великом Делании» Кончеева. От себя хочу добавить: Чехова, как безапелляционного выразителя пессимизма (вспомните хотя бы его рассказ «Архиерей»), который является ключевым моментом у Шопенгауэра. Также, к примеру: Уильяма Берроуза и Варлаама Шаламова – чистота творческих мотивов этих людей, не вызывает сомнения, так как первый был наркоманом, и его что называется «перло»; а второй – заключенным, не имевшим практически ни какой надежды на то, чтобы быть услышанным.
Что ж, собственно, романы Владимир Владимирович написал, творчество упомянутых авторов – доступно, толчок и направление – в наличии, а Великого Делания не произошло. Дело в том, что оно давно произошло, да и собственно Искусство, как процесс, закончилось, (как аргумент – постмодернизм), просто мир этого понять не может в силу ущербности восприятия. Таким образом, возьму на себя смелость, поставить знак равентсва между Великим Деланием и Чистым Искусством. Прежде чем продолжить, хочу привести цитату из «Великого Делания»: «Высший Адепт деперсонализируется (сливается с богом, уходит в нирвану и т.п.). В разных традициях это называется по-разному. Суть одна. Физически Высший Адепт сжигает свои низшие структуры и исчезает. Мир же остается там, где и был. По тому, что делал Набоков, что говорил и что писал, видно, что это — Высший Адепт. Что он думал о себе сам и куда ушел, неизвестно. Мне хочется думать, что Набоков не далеко ушел от вершины, на которой время от времени появляется каждый Высший Адепт и, я надеюсь, сейчас опять поднимается к ней.» Как можно заметить в этом мы расходимся с Кончеевым. Для него акт Чистого Искусства – всего лишь приближение к вершине. И вообще момент Великого Делания по Кончееву отодвинут на неопределенный срок, я же утверждаю, что оно произошло и движение в направлении Великого Делания должно быть (да, собственно, оно и совершается, но не должным образом, о чем чуть ниже), просто в массе своей люди его не видят. Чистое Искусство остается лишь доступным для восприятия, немногочисленной группе не без насмешки определяемой как – элита, по сути же – людей обладающих художественным вкусом, способным осознать сакральную сущность Чистого Искусства.
Сдающий позиции и растворяющийся в общей эклектике постмодернизм, делал попытки приблизить художественный вкус к массовому восприятию искусства, которое видело ( и продолжает видеть) в нем лишь развлекательную сторону. Таким образом – при условии, что художественный уровень восприятия будет повышаться, Великое Делание будет происходить. Но насколько это реально? Из моих слов следует, что надо воспитывать у народа вкус. Выглядит несколько бредово. И здесь, конечно же, следует снова возвратиться к утверждению Кончеева, что Великое Делание будет свершено одним Высшим Адептом однозначно и бесповоротно и взять на себя смелость добавить к нему мое утверждение: путем создания творения Чистого Искусства.
Каждое произведение искусства созданное в рамках Чистого Искусства – ступень к осознанию Великого Делания и его наличия в мире и над ним.
*
Высказывание дворника, о котором я рассказал в начале, высказывание о пустоте ведер и его отношение к ней, мной воспринимается, как обладающее всеми признаками Чистого Искусства, а вместе с ним запредельного, парадоксального альтруизма. Чистое искусство по форме парадоксально, а по сути – в высшей степени бескорыстно. К сожалению данное высказывание бессознательно, и вряд ли дворник догадается записать наш диалог, — не найдет смысла. Он вряд ли догадается вообще что-либо написать. Что ж… в данном случае за него это сделал я.
Роман Безучастный ©