Сегодня в летней интервью-сессии Камеры Кунста — писатель, редактор и автор колонки «Детектив от первого лица», Елена Колчак.
Так как проект у нас летний, неспешный, то и беседы будут вполне неформальные, неторопливые, с перерывами на прогулки, огород, дачу и море, на кофе, клубнику и еще — варенья сварить… А после снова собраться в тени летнего винограда или под вишней, и продолжить, вкусно, по-летнему.
И главный разговор пойдет о работе редактора с текстами авторов. Тема, о которой в нынешние времена «самих себе писателей», говорят мало и скудно. А мы скажем.
- Элтон Иван:
Лично я порой думаю о том, что важнее. Например, резонанс. Отзвук. Это когда много людей тебя услышали. Не важно, что ты им сказал. Что написал. А другое – это попытаться достичь какого-то максимума. Выжать из себя все, создать идеальный человеческий механизм. Я имею в виду, писательское. Огранить себя, быть уверенным, что это – твоя собственная высота. Что бы вы сказали об этом? Если бы надо было выбирать между популярностью и идеальностью, что бы вы выбрали.
Елена Колчак:
Либо ты произносишь слова, которые живут у тебя – именно у тебя, не у дяди Пети или тети Маши – внутри, либо ты умираешь. Ну как говорун, как художник умираешь. Помните, у Стругацких? «Он купил ремесленника Квадригу. А живописец протек у него между пальцами и умер». Ну или гоголевский «Портрет». Да, собственно, в мировой литературе эта тема муссировалась столько раз, что всего и не упомнишь. То есть деньги так заработать вроде бы можно, а толку? Счастья хочется, а если занимаешься нелюбимым, какое уж тут счастье. Это как левшу на правшу переучивать или наоборот. Да и с «заработать» еще как повезет. Вот, скажем, жанр фэнтези популярен безусловно, про магов, драконов и квазисредневековье только ленивый не пишет – и что, скольких настигает успех? Мне почему-то кажется, что читатель попросту интуитивно ощущает искренность и наоборот. Так что погоня за популярностью поперек себя как раз популярности и не гарантирует. А себя точно убьешь.
- Элтон Иван:
На ваш взгляд, писательство – это работа, хобби, служение, крест. Проклятие, например. Развлечение. Могут ли эти вещи меняться? Или же здесь есть нечто предопределенное?
Елена Колчак:
Работа, работа и еще раз – работа. А уж проклятие, благословение, служение и так далее – все это входит в. Как с любой, собственно, деятельностью. Когда текст, что называется, «прет» — ну счастье, конечно, восторг и все такое. А иногда глядишь – ужас, что я делаю, не хочу, не буду, остановите самолет, я слезу. Если денег не приносит, можно и хобби обозвать. Только это все равно – работа.
- Элтон Иван:
В писательстве – что такое хорошо, что такое плохо?
Елена Колчак:
Как в любой работе. Ответственность (включая непрерывную тренировку того, что можно назвать внутренним слухом) – хорошо, «и так сойдет» — вон из профессии, и еще бы на площади публично за такое пороть, чтоб никому не повадно было.
- Элтон Иван:
Вот еще тонкий момент. Бывают люди приземленные, бывают наоборот, летающие в облаках и даже ненормальные на этой почве. Творчество чаще всего рассматривают как раз по последнему критерию. Что вы думаете по этому поводу?
Елена Колчак:
Чтобы летать в облаках, надо, чтоб под ногами было, от чего отталкиваться. По этому поводу вспоминается цитата (уж не помню из кого): «Любовь стоит на сексе, как дом – на земле. Но живу я в доме, а не в земле». То есть насквозь земной буквализм уныл до зевоты, ни себе ни людям. Но и сплошные облака так же безнадежны в смысле результата. Даже композиторы – а музыканты, по понятным причинам, «летают» выше всех – не выстраивают гармонию на базе, к примеру, 450 герц (ля – 440 герц), ибо звучать это будет омерзительно фальшиво. Ну то есть экспериментируют, конечно, но как-то без особого успеха, музыкальные частоты – это, видимо, что-то психофизиологическое. Так же, как «золотое сечение» для визуального ряда. Вот от этой «земли» хочешь не хочешь, а придется отталкиваться.
- Элтон Иван:
Что важнее – идея или техника мысли при написании?
Елена Колчак:
Если нет того, что мы обозначаем техникой написания, идея будет убита самой попыткой своей реализации. Вполне очевидно. Собственно, я – если говорить не о писательстве, а уже о редакторской работе – именно этот разрыв и заполняю. Мысли-то или там образы – идеи, короче говоря, – у автора могут быть самые прекрасные, но воплощение – техника написания, да – такое, что до прекрасного и не продерешься.
- Елена Блонди:
Чтоб не было разночтений, давай начнем с главного, скажи, о чем именно мы будем сегодня говорить? Как называется то, что ты делаешь, и что именно входит в работу над текстом?
Затруднительнее всего сказать – как это называется. По-разному. В общем и целом – редактура любой степени сложности, вплоть до глубокого рерайтинга. Да, очень какой-то неприличный термин, но так говорят. Я обычно разделяю редактуру – чисто стилистическую и около того правку, и рерайтинг (без определения «глубины») – сугубое переписывание. Там и сюжетные линии чистятся-усиливаются-убираются, и персонажи местами меняться могут, и антураж добавлять приходится.
Аналогия. Приносит человек корзину грибов. И что? Кушайте, гости дорогие? Добычу сперва надобно перебрать, помыть-почистить, потушить или там поджарить, лучку добавить или еще чего, чтобы настоящее ням-ням получилось. Вот я и есть тот, кто корзину грибов превращает в дышащее вкуснючим паром блюдо. Но огенриевское «а все-таки мясо достали мы» — никуда не девается. Это к вопросу, почему автор – автор, если редактор типа «всё» делает. Какое там «всё»! По лесу-то кто с корзинкой ходил? Во-от. Хотя содержимое попадающих ко мне «корзин» разное, конечно. Бывает и полный аллес капут: полдюжины сыроежек, а все остальное – ладно бы поганки, а то мусор какой-то, гнилушки, жуки дохлые и тп. Вроде того, что у меня в ЖЖ «любимый аффтар» именуется. Сейчас, к счастью, в текущих «корзинах» (а это все вполне полнометражные книжки) – может, и не боровики с горкой, но как минимум маслята с подберезовиками. С таким материалом и работать в кайф. И даже когда просто заново прописывать приходится – это совсем не так страшно, как оно звучит. Даже наоборот – увлекательно. Ну как интересная профессиональная задача. Я ж попугай. Скворец. Пересмешник. Стоит почитать Честертона какого-нибудь – и фразы становятся неспешными, размеренными, как вечерняя прогулка, и несколько туманными, сумеречными, точно искоса, вприщур. Почитаешь Макса Фрая – и текст летит, сам себя перегоняя, чуть задыхается от ветра навстречу, распахивается всеми окнами-зеркалами. А легче всего почему-то Татьяна Устинова перенимается. Если в работе сентиментальный роман (не обязательно пралюбоф, хоть боевик, но все вокруг и сквозь героиню, значит, сентиментальный роман), сколько-то страниц Татьяны Витальевны – и понеслось. Или вот недавно фантастику делала, как-то сразу стало ясно, что это Джон Уиндем в изложении Уилки Коллинза. В общем, не работа, а сплошной маскарад.
Елена Блонди:
Ты сама автор, и автор хороший. Скажи, чисто технически, как ты распределяешь время, работая над своей прозой и над чужой? Вопрос не только о записывании букв на бумагу, но и о том, что происходит в твоей голове еще до этого.
Елена Колчак:
Да разницы, в общем, никакой (только чужой текст сперва прочитать придется): прежде чем буковки сыпать, надобно понять-увидеть персонажей и окружающую их действительность, движение сюжетных линий, базовые конфликты (особенно внутридушевные, без них нет и не будет движения, сколько событий ни нагромождай). Понять не – что персонажи делают, а – почему. Да вот в последнем тексте было забавно: дама кидается на помощь старому приятелю, с которым у нее лет двадцать назад был скоротечный роман. По авторской версии – все потому, что она, дескать, до сих пор помнит и ждет, вздыхает ночами. Не, так бывает, вот только к упомянутой даме авторская мотивация – как к корове седло. Или даже как к скаковому жеребцу подойник. Типаж не тот. От слова совсем. Но как только предполагается, что дама – просто из тех, кто называются «хороший товарищ», все сразу ясно, как майское утро, этот «костюмчик» (мотивация) этой конкретной даме – как влитой, тютелька в тютельку. Вот такие штуки надо сначала понять.
Ну а потом уже буквы и эпизоды. Иногда вот прямо фраза возникает – и понеслось, только успевай клавиатурой тарахтеть. Иногда «сочинять» методично приходится. Второе, к сожалению, чаще, но это и с собственными текстами так. Когда «мысли просятся к перу, перо к бумаге» — это прекрасно и практически восторг, но если ждать только этого – вообще никогда ничего не напишешь.
Елена Блонди:
Продолжение предыдущего вопроса. Как именно влияет работа над чужими и что греха таить, не самыми лучшими текстами (ведь они не обойдутся без твоей редактуры, на ноги их ставишь именно ты) на твое собственное творчество? Перечисли самые крупные минусы и плюсы.
Елена Колчак:
Ну, все не так ужасно. Они не столько «не самые лучшие», сколько просто черновые.
Из минусов, честно, только один вижу: работы больше, чем времени. Но это у меня всегда было. И это уж точно лучше, чем наоборот. Плюсы – если даже отвлечься от чисто материальных соображений – гигантские. Тренировка. Колоссальная тренировка. То, что наработано в процессе преобразования чужих текстов, никуда ведь не девается, все остается в голове. Или даже в пальцах, на уровне рефлексов. Ну как портной, к примеру, осваивает шелк, бархат, потом кожу – да еще и всякие разные новые поначалу инструменты. Опыт драгоценный. Даже вовсе бесценный, пожалуй.
Далее. Самореализация – один из краеугольных камней душевного миропорядка, прививка от депрессий и вообще фундамент для самоуважения. Нельзя же, ей-богу, уважать себя за то, что ты хороший человек? Быть хорошим – свойство любого нормального человека (те, кто это свойство с меньшей или большей успешностью подавляет, – несчастные, больные люди, их нужно жалеть и, главное, лечить, хотя иногда, впрочем, и довольно горькими лекарствами). А вот чтобы гордо расправить плечи – надо почувствовать себя хоть в чем-то профи, потому что мастерство – результат твоих собственных усилий.
Ну и, кроме всего прочего, мне просто это нравится. Сам процесс.
Елена Блонди:
Пресловутый человеческий фактор… Ты и автор текста. Я никогда не редактировала чужие тексты так основательно и профессионально, потому даже не знаю, что именно тут нужно спросить. Потому спрошу развернуто. Скажи о том, что интересно именно в общении автор-редактор; еще, о том, что бывает всегда, а еще о том, что бывало уникально и поэтому осталось в памяти.
Елена Колчак:
Да нет, в сущности, никакого такого общения. Есть «корзина грибов», и мне нужно с ней что-то сделать. Ну бывает, в каких-то сюжетно-принципиальных моментах я с «грибником» консультируюсь (или он что-то специально оговаривает), но, если честно, это больше из вежливости.
Елена Блонди:
О денежной стороне – не обязательно точные цифры, но вообще – будем говорить?
Елена Колчак:
Пуркуа бы и не па. Тем более, что это важно. Поговорка вспомнилась: мы все знаем себе цену, но иногда очень хочется взглянуть на прейскурант. Когда к осознанию собственного мастерства добавляется стороннее – и вполне материальное (а других-то значимых и не придумали) – одобрение, это не то чтобы самооценку поднимает, это круче, ибо позволяет шагнуть туда, где «самооценка» вообще перестает существовать, там ты уже просто делаешь, что должен и умеешь, и это правильно и хорошо. И можно идти еще дальше.
Из совсем материального, забавное. Сейчас я наконец в полной мере осознала справедливость одного любопытного наблюдения. Типа заходит человек в громадный универмаг: боже-боже-боже, какое счастье, сколько в этом мире вещей, которые мне не нужны! Осознавать-то, точнее, и раньше осознавала, а тут почувствовала. Гляжу я на битком набитые магазинные полки и думаю: это сколько же тут всего – абсолютно мне ненужного! Ненужного не потому что «зелен виноград», а потому что – нэ трэба. От слова совсем. Потому что как только «трэба», критерием выбора становится не «подешевле бы», а характеристики объекта (в том числе в соответствии с пожеланиями моей левой пятки). В общем, не считая дополнительного, гм, самоуважения, все прямо по Ремарку: «Деньги не приносят счастья, но хорошо успокаивают».
Елена Блонди:
Как все происходит, откуда берутся авторы, жаждущие редактуры, если как с дизайном жилья и внешним видом себя — у нас каждый первый еще недавно полагал себя главным и лучшим специалистом? И разве же можно платить за такое нематериальное…
Елена Колчак:
Полагать-то они (ну гипотетические «они»), может, и полагали, и даже полагают, но. Толковых дизайнеров, визажистов, портных, репетиторов и тд, и тп передают буквально из рук в руки. Ну и редакторов, видимо, тоже. Вот только не надо про текстовые биржи: ничем иным как уничтожением того, что называется профессиональным стандартом, они не занимаются. ОПГ от русского языка. Ну разве что буква «О» тут лишняя, ибо победа торжествующего хама там происходит не «организованно», а как бы сама собой: на фига какое-то там качество, когда тебе за три копейки готовы любой «рерайтинг» (тьфу!) исполнить? А потом внезапно оказывается, что качество все-таки нужно. А на этих самых биржах – толпа безграмотной школоты непробиваемой когортой. И где взять профессионала? Да там же, где мы берем дизайнеров и стоматологов. Рекомендации – наше все.
Не могу сказать, насколько лично моя редакторская история типична, но для меня художественная редактура (технической-то я всегда занималась, с журналистских еще времен) началась как раз с собственных текстов. Литредактор «Смены», которая меня почему-то сразу ужасно полюбила (я про детективы, лично мы до сих пор не знакомы), как-то предложила поработать на одно большое издательство (ее попросили порекомендовать кого-нибудь с хорошим слогом), засвойсчетников тексты в читабельный вид приводить. Ну а через некоторое время одна из издательских редакторов (уже убедившаяся в моих, гм. навыках) порекомендовала меня, соответственно, одному из их профессиональных авторов, у которого черновиков – море, а доводить их до ума, ну, скажем, некогда. Доводить черновики (хорошие, кстати) до ума – это, знаешь ли, вполне себе материальный процесс. Придумать платье (и даже раскроить) – это, может, и полет фантазии. Но если костюмчик всего лишь раскроен – носить-то его еще нельзя, его ж дошить надобно, потом почистить, отпарить и все такое. Другой вопрос, что, говорят, среди русскоязычных авторов пока что мало кто понимает важность этого этапа и главное, его возможности. Так что мне повезло на такого наткнуться (хотя кто на кого наткнулся – тот еще вопрос).
Елена Блонди:
Какие делаешь ты сама выводы — из этой работы? Может быть, самые важные для тебя самой уроки. Или те мысли, которых не было бы, если бы не занятия редактурой.
Елена Колчак:
Помнишь быковскую кинореплику: «Развалинами Рейхстага удовлетворен»? Только у меня это не про «развалины», а наоборот, конечно. Это не гордость никоим образом. И уж тем более я не прячу довольную улыбку, видя на прилавке книжку, которая прошла через мои руки – ибо и прятать нечего, мне пофиг, честно говоря. А вот то, что в результате получился хороший текст – это нет, не пофиг. Удовлетворение, да. Такое, знаешь, глобальное: мир стал немножко чище, и это хорошо. Что-то вроде штопания потертой ткани мироздания. Потому что сегодня русский язык (я не о грамотности, а вообще об умении пользоваться) у нас где-то на двадцать восьмом месте. Даже технари, здравые, казалось бы, ребята, такой бред регулярно пишут, что мама не горюй. Всевозможные «шел в комнату, попал в другую» (я о смыслах) сегодня не то что не исключение, а уже почти что правило. Где-то в позднесоветское время была напрочь убита культура (как бактериальная культура) школьных сочинений. Ну или почти напрочь. А потом эпистолярный жанр как-то эдак переродился. Результаты вполне предсказуемые. Вот приходит ко мне некое сырье: и мысли там интересные, и персонажи разнообразно-симпатичные, и движуха у этих персонажей внутренняя вполне наличествует – но мамадарагая, в какое протокольное сукно (да еще и белыми-белыми нитками сметанное) это облечено! То есть в какой-то дальний подвал задвинуты навыки выражения собственных мыслей (и чувств, кстати). Возрождение, разумеется, неизбежно, но с темпами возможны вариации. И вот думается, что правильно, хорошо, вкусно, живо сделанные тексты помогают эти навыки изложения возрождать. Хотя бы тем, что просто напоминают (собственным примером, а как еще?) о существовании этих самых навыков на уровне инструментария. И если-когда это получается… и посмотрел Он, и увидел, что это – хорошо:)
Елена Блонди:
У тебя есть мечта об идеальном для тебя образе жизни? И такая работа как редактирование, есть ли ей место в том идеальном мире, где у тебя все так, как надо для прекрасной полноценной жизни?
Елена Колчак:
Качели. И кто-нибудь там, за спиной.
И ворох листвы под потертыми берцами
шуршит оглушительно. Пахнет вином
и мясом. И дымом. И чуточку — перцем.
Качели медлительно движутся в такт
то мыслям ленивым, то запахам теплым.
И солнечный диск – неразменный пятак –
горит в уже вымытых на зиму стеклах.
Только одно уточнение, не вошедшее в. У человека на качелях на коленях – ноутбук. С текстом. А своим ли, чужим – какая разница? Не разделишь, они все – свои.