Той же пьесою неповторимой,
Точно запахом краски дыша,
Вы всего себя стерли для грима,
Имя этому гриму – душа.

Не прошло еще и четырех лет со дня смерти Джерома Дэвида Сэлинджера. Писатель, практически начавший движение Нью-Эйдж в двадцатом веке, скрывшийся с фокуса людского взгляда в Корнише и живший затворником, перестал быть популярным автором. Да, его всегда будут читать, однако зачитываться так, как зачитывались в «те годы» – вряд ли. Исключением может стать бум, который произведет документальный фильм, снятый Харви Вайнштайном и Шейном Салерно.

Салерно, в основном продюсировавший криминальные боевики, представил трейлер загадочного фильма, который, скажем прямо, похож на трейлер голливудского блокбастера или очередного триллера. Однако знаменитый Харви Вайнштейн, увидев сценарий, сразу согласился сотрудничать. Многие голливудские актеры, в том числе и Джон Кьюсак, Мартин Шин, Эдвард Нортон, дали интервью, высказывая свою точку зрения на знаменитую повесть «Над пропастью во ржи», и поделились тем, как она повлияла на их жизнь и творчество.

Весьма примечательно, что Сэлинджер оказал такое огромное влияние на актеров. Прокуренный мир противоречивых героев Сэлинджера – это сплошь один артистический прием, это религия актерства и писательства, что, по сути, является одним и тем  же. Писатель не может не быть артистичным – тут и художественный, но все равно вымысел, и переживание ситуаций, которые переживают создаваемые герои. Из мемуаров Маргарет Сэлинджер мы узнаем, что ее отец любил кино до безумия и часто устраивал домашние киносеансы. Его тексты – скриптивны, это готовые сценарии для фильмов. С Голливудом отношения так и не сложились – попытка поставить «Братьев Вариони» оказалась провальной. Экранизировать свои рассказы Сэлинджер больше не разрешал. Да и экранизировать, несмотря на видимую детальность изображаемого, сложно, потому как и от героев, и от окружающей их обстановки мы видим следствия вещей – углы кровати, ноготок, родинку, дверь, а сами образы предоставляются воображению читателей, как и трактовка происходящего. Когда Сэлинджера спрашивали о постановке «Над пропастью во ржи», он ответил, что единственный человек, который мог бы сыграть Холдена Колфилда – это он сам.

Неслучайно в повестях о Глассах, которые в числе последних изданных работам, главные герои – актеры. В самой ткани повествования много метафор как раз на театральную тему. Действие повестей мыслится как происходящее на сцене, описываемые второстепенные образы берут на себя определенные роли, и даже их одежда – это всего лишь театральный реквизит, в какие-то моменты обнажающий всю свою фальшивость. Жесты Бадди в повести «Выше стропила, плотники» – нарочиты, специальны. Глассы играют, причем играют весьма искусно.

Повести «Фрэнни и Зуи» буквально изобилуют различными сакральными действами, ритуальными и обрядными жестами и священными алтарями. Что же, по мнению Сэлинджера, надо делать со святынями? Конечно, выполнять с их помощью Главное Дело Своей Жизни! Предназначение можно чувствовать всего лишь пять раз в жизни – суть в том, чтобы делать свое дело качественно, независимо от того, насколько хороша публика, твои кредиторы, учителя, подчиненные, родственники и вообще весь окружающий мир. Совершая свое дело, ты связываешься с гораздо более авторитетными и высокими инстанциями – с Богом. Да, с тем самым Богом, которого можно понимать, а можно и не понимать, принимать или не принимать. Твое дело мыслится как религия, а не профессия.

Весь писательский мир Сэлинджера – игра, цирковое представление. Это катание на руле велосипеда вокруг арены, клоунское жонглирование словами, чувствами. Писатель доказывает своим собственным примером, насколько важными и жизненными могут быть эти выходы, как они могут быть нужны.

Всю свою жизнь он сделал такой игрой для своих читателей. Он говорил с ними на особом, святом для Сэлинджера эзотерическом любовном языке, и это одна из причин, почему слова достигали сразу их сердец – многих сердец, и будут достигать и впредь. Единственный вопрос, который волнует меня, заключается в том, почему же Сэлинджера не оставят в покое после его смерти?

В том, что он продолжал писать, вряд ли могут быть сомнения. А в том, что «Санни» завещал опубликовать свои произведения в 2015 – вполне могут быть. Не «утка» ли это, не способ ли подзаработать и поживиться на наследии 20-го века, которое сейчас таким тщательным образом раскапывается и перекапывается? Что ожидает нас дальше, какой бум произведет фильм Салерно и биография, написанная им же, и будет ли хоть что-нибудь из сказанного правдой?

Люди безумно любят личную жизнь знаменитостей. Разрешение этический вопросов предоставляется каждой отдельной личности, однако письма Флобера, открытые на всеобщее обозрение, являются достаточно большой художественной ценностью. Достаточно вспомнить лишь, что художественное наследие Кафки могло быть уничтожено, если бы не его друг Макс Брод. Что именно произойдет с этим самым наследием Сэлинджера и есть ли оно вообще, покажет время.