Разве тебе не хотелось бы прожить разные, всевозможные жизни – одной ведь так мало — но в этом радость писательства — можно воплощать собой стольких людей.
— Из письма Сильвии Пэйн, 24 апреля 1906

Я обязана стать хорошим писателем. Несомненно, у меня есть амбиции и замыслы, но есть и сила, чтобы их воплотить. Да.
— Записная книжка, 1907

Сначала я должна испытать на себе. Как я могу писать о том, чего не пережила сама.
— Дневник, 1908

«В этом году у меня два желания — писать и зарабатывать деньги».
«Почему у меня нет настоящего дома — настоящей жизни… Я уже не девочка — женщина. Мне нужны вещи. Будут ли они у меня когда-нибудь? Писать всё утро, потом быстро пообедать — и снова писать, до самого вечера…»
и еще: «Я сейчас настоящая затворница. Ничего не делаю, только пишу и читаю, читаю и пишу…»
— В дни нового 1915 года

Работать — работать! Такой бесконечный восторг — знать, что всё самое лучшее, что можем сделать, еще впереди.
— Из письма Бертрану Расселу, 7 декабря 1916

Ужасно быть одной – да, ужасно – ужасно — но не сбрасывай маску, пока под ней не заготовишь новую, — ужасную, как тебе нравится — но всё же маску.
— Из письма будущему мужу, Джону Мидлтону Марри, июль 1917

«Я пишу… Если бы только успеть написать все рассказы, – только бы хватило времени!»
— 1919

«Я ни при каких обстоятельствах не допущу новой публикации «Германского пансиона». Всё это слишком незрело… и недостаточно хорошо».
— 1920

Я – сначала писатель, а потом — женщина.
— Из письма Джону Мидлтону Марри, 3 декабря 1920

Я взяла себе за правило никогда не сожалеть и никогда не оглядываться назад. Сожаление – чудовищная трата энергии, и тот, кто намерен стать писателем, не может себе этого позволить. Ему не придашь форму, нельзя на нем основываться; сожаление хорошо лишь для того, чтобы в нем вываливаться, словно в грязи.
— «Je ne parle pas français» из сборника «Счастье» и другие рассказы (1920)

«…с годами я всё чаще возвращаюсь мыслями в Новую Зеландию. Юная страна — истинное наследство, хотя требуется время, чтобы об этом вспомнить. Однако Новая Зеландия у меня в крови».
— Из письма отцу, март 1920

Чертовски невыносимо любить Жизнь так, как я. С течением времени я, кажется, люблю её больше, а не меньше. Она никогда не входит у меня в привычку. Жизнь всегда чудо. Надеюсь, что смогу сохранить это состояние достаточно долго, чтобы сделать что-то по-настоящему хорошее. Я устала от смертей людей, подававших надежды.
— Из письма Энн Эстель Райс, 21 мая 1921

«Боюсь, что Вам стоит прекратить писать любовные письма моему мужу, пока он и я живем вместе. В нашем мире это одна из неприемлемых вещей».
— Из письма княгине Бибеско, любовнице мужа, 1921

Удовольствие от любого чтения удваивается, когда живешь с человеком, любящим те же книги.
— Из письма Оттолин Морелл, январь 1922

Мы были самоуверенными, жаждущими, настоящими — живыми? Нет, не были. Мы были ничтожествами, которых подстегивали проблески того, что могло бы быть.
— Письмо Джону Мидлтону Марри, 11 января 1922

«жизнь даётся лишь раз, и я её растратила впустую».
«Я не могу работать… моя душа почти мертва».
— 1922

«Дорогой Орадж… Хочу сказать тебе, насколько сильно я ощущала твою чудесную, неизменную доброту ко мне в «добрые старые дни». И поблагодарить тебя за всё, чему ты позволил у тебя учиться…»
— А. Р. Ораджу, через 10 лет после знакомства

Чтобы изменить своё отношение, нам бы пришлось не только смотреть на жизнь по-другому, но сама жизнь стала бы другой. Жизнь подверглась бы внешним изменениям, потому что мы подверглись изменению отношения.

Мир для меня – сон, а люди в нем — спящие. Я знавала несколько всплесков энергии и силы, но это — всё. Я хочу отыскать мир, где эти проявления – всеобщие. Добьюсь ли я успеха? Меня это мало заботит. Важно попытаться и научиться жить, и в отношении со всем – не уединенно. Это уединение — смерть для меня.
— Из письма к С. С. Котелиански (S. S. Koteliansky)

Иде Бейкер:
«Время для обеда и время для прогулки – этого достаточно, чтобы раздражить меня и ввергнуть в безмерную ярость. «Кэти, милая, кто такой Вордсворт? Он мне понравится? Нехорошо сердится, потому что я тебя люблю, мой ангел, от этих самых сердитых бровок – всю тебя. Когда я снова расчешу твои волосы?» Я сжимаю зубы и говорю: «Никогда!» — но на самом деле чувствую, что если бы могла, она бы меня съела… Невозможно описать мою любопытствующую ненависть и неприязнь к ней – грубая, заурядная, глухая ко всему, что живо для меня, невежественная и фальшивая».

«Будем дружить», — сказала КМ Иде Бейкер в 1903 году.
20 лет спустя, за несколько недель до смерти: «Если ты хочешь, чтобы, начиная с этого Рождества, я стала тебе другом, я буду. Но не так серьезно, ma chère».

Я, такая как есть, просто не заслуживаю дружбы. Я корыстно использую тебя, — требую от тебя совершенства, — подавляю тебя – и черт возьми, хотя это чистая правда, когда пишу это — мне хочется смеяться.

Я отношусь к тебе как к другу, с просьбой разделить мои теперешние недостатки в надежде, что смогу попросить разделить мои будущие преимущества.

Как тяжело покидать места. Как ни стараешься – они держат тебя, ты оставляешь кусочки, обрывки себя трепетать на заборах… маленькие лоскутки и клочки твоей жизни…
— Иде Бейкер, 1922

[Сомерсет Моэм, «Искусство рассказа«: Ида Бейкер, молодая женщина, ровесница Кэтрин, посвятила уходу за ней несколько лет жизни.
Кэтрин обращалась с ней хуже, чем с собакой, изводила ее, поносила, ненавидела, иногда готова была убить — и беззастенчиво пользовалась ее услугами. Ида Бейкер оставалась ее верной, любящей рабыней. Кэтрин была чудовищно эгоцентрична, чуть что, приходила в бешенство, ни с кем не считалась, грубила, придиралась, держалась презрительно и высокомерно. Довольно неприятный человек, не правда ли?
На самом же деле она очень к себе располагала. Клайв Белл, который знал ее лично, говорил мне, что в ней была бездна обаяния. Она отличалась язвительным остроумием и, когда хотела, оказывалась занимательнейшей собеседницей.]

**
(продолжение следует)
источники: 1, 2, 3, 4

Перевод – Е. Кузьмина © http://elenakuzmina.blogspot.com/