Правила конкурса здесь

Иллюстрация с сайта http://oconnorillustrations.com/

Знаменитый рассказ Рэя Брэдбери, такой короткий и такой пронзительный.
Когда мы говорим и думаем о катастрофе, грозящей смести человечество с лица земли, мы думаем чаще о том, что вот — остался последний человек… Излюбленная тема постапокалиптической фантастики: он один и он умирает.
Брэдбери написал не о человеке, а о доме. Последнем. Доме, который пережил своих хозяев и продолжает жить их жизнями. Он полностью механизирован, в кухне до сих пор работает запрограммированная плита, а в гостиной раскладываются запрограммированные столы для игр. Бегают роботы-уборщики, бережно поддерживается нужная температура. Все для тех, от кого остались лишь тени на обугленной стене, выходящей на аккуратно подстриженную лужайку. Отец, мать и двое детей. Те самые, для кого в детской все еще продолжают идти красочные передачи на мультипликационных стенах.

Дом живет, продолжая свою чудовищную в полной бесполезности бережную заботу, направленную в пустоту. И по ночам его освещает радиоактивное зарево далекого мегаполиса.
Это картина, которую мы можем себе представить ярко и без великого таланта Бредбери. И даже бродяга-пес, который вернулся умирать в дом, чей труп был отправлен механическими уборщиками в мусор, — тоже деталь грустная, но не она делает рассказ шедевром.
Шедевром делает рассказ мерное звучание стихов, что идут сначала через запрограммированную суету и заботу, а потом через внезапную, но, конечно, неизбежную гибель дома-автомата.
Стихотворение «Будет ласковый дождь…» так органично вписано в ткань рассказа, что существует мнение — его написал сам Бредбери. Но это не так. Рассказ написан по мотивам стихотворения и отстает по времени создания на весомые почти три десятка лет. Американская поэтесса Сара Тисдейл написала свои грустные слова в 1920 году, а рассказ вошел в «Марсианские хроники», впервые опубликованные в 1950-м.
Два акта творения находят друг друга и сливаются, образуя уже неделимый шедевр, нечто цельное и вечное. И дальше идут рука об руку, не расставаясь, мягким, без крика, предупреждением о том, что мы уйдем, и может быть, будем сами виновны в уходе, и возможно (если уйдем раньше, чем сумеем достичь чудовищной мощи, что оставит на планете неизгладимые следы), жизнь, которая продолжится — не заметит нашего ухода.
Человечество быстро учится плохому. Картина, нарисованная Бредбери, сейчас, через шестьдесят лет после создания рассказа, может быть, уже не так страшна, и стихотворение Тисдейл проникнуто не безнадежностью, а неким утешением. Птицы будут, пишет она, и будет ветер и будет ласковый дождь.
Но сейчас, глядя на все новые и новые чудовищные достижения современных технологий, волей-неволей задумаешься — да будут ли? А не всосется ли в черную дыру неразумия и беспечности не только род человеческий, но и все, что его окружает и радует? Весь мир…
И этот переход на новую ступень восприятия апокалиптического текста пугает. Пусть бы этот страх дал нам побольше разума.

И в заключение один знаковый исторический факт, связанный с рассказом.
В первой версии текста действие происходит августовским днем 1985 года.
В более поздней редакции дата заменена на август 2026 года.
Мне думается, это очень символично. Рассказ живет и продолжает говорить с нами. Он говорит о том, что в наших силах менять эту дату еще и еще, всякий раз на более позднюю. И кто знает, может быть в конце-концов дуэт великого писателя и прекрасного поэта станет для человечества не страшным предупреждением, а просто чудесным литературным творением. Почти поэтической выдумкой…

There will come soft rains and the smell of the ground,
And swallows circling with their shimmering sound;
And frogs in the pool singing at night,
And wild plum trees in tremulous white;
Robins will wear their feathery fire,
Whistling their whims on a low fence-wire;
And not one will know of the war, not one
Will care at last when it is done.
Not one would mind, neither bird nor tree,
If mankind perished utterly;
And Spring herself when she woke at dawn
Would scarcely know that we were gone.

Будет ласковый дождь, будет запах земли.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну
Пережито-забыто, ворошить ни к чему
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род
И весна… и Весна встретит новый рассвет
Не заметив, что нас уже нет.

(перевод Евгения Витковского)

Будут сладкими ливни, будет запах полей,
И полет с гордым свистом беспечных стрижей;
И лягушки в пруду будут славить ночлег,
И деревья в цветы окунутся, как в снег;
Свой малиновка красный наденет убор,
Запоет, опустившись на низкий забор;
И никто, ни один, знать не будет о том,
Что случилась война, и что было потом.
Не заметят деревья и птицы вокруг,
Если станет золой человечество вдруг,
И весна, встав под утро на горло зимы,
Вряд ли сможет понять, что исчезли все мы.

(перевод Михаила Рахунова)

———————-

Интересное по теме:

Михаил Рахунов, автор перевода легендарного стихотворения, обратил внимание читателей — оказывается, написано оно было как раз в год рождения Рэя Брэдбери