Эмиль Чоран, румын, проживший малоизвестным литератором почти 60 лет в Париже, и писавший свои книги по-французски, всякий раз, почти постоянно раздражает и отталкивает меня. Мне не нравится – его пессимизм, проповедь усталости, тяга к болезненности, к разрушению гармонии, ненависть к человеку, неверие в высоту духа. Однако почему-то все-время, хотя бы раз в год, я нет-нет, а перечту какую-нибудь его книгу.

Блестящий мастер афоризма – не такого отточенного, похожего на лезвие клинка, как у Ларошфуко, Вовенарга или Шамфора, а скорее такого, который медленно растворяется  в тебе легким облаком  новых мыслей и ощущений.

Чоран для меня нестерпим… Однако, почему? Он ведь почти всегда спорит лишь с самим собой, правда, на наших глазах. Позиция его, как и почти всякого философа – созерцательная. Можно даже было бы ее назвать осознанной маргинальностью. Чоран видит в истории человечества лишь кровавый кошмар, и отказывается принимать участие в этой почти дарвинистской возне. Писатель честен – он констатирует реальное положение вещей, вовсе не радостное. Чоран пишет только о том, что лично выстрадал. Исповедь ведь всегда лучше, чем проповедь.

Эмиль Чоран – блестящий стилист, это можно почувствовать даже в переводах, а подтверждением этого является то, что его фразы, прочитанные однажды, сами собой застревают в сознании и заставляют возвращаться к ним. Мысли, которые не ранят, не волнуют, Чорана вовсе не интересуют.   Он пишет: «Письмо, достойное именоваться таковым, пишется под воздействием негодования или восхищения – в общем, крайних чувств». Крик его прозы – крик отчаяния, который должен быть услышан, иначе ничего никогда не изменится в этом мире. Чоран кричит, и лично мне его слышно.