О роли же тусование, шелестения, поиска тепла человеческого можно говорить много. Мы же знаем, как много раньше говорилось, как много привлекалось массы ментальной для осознания роли поэта. Любите искренне Гомера труд высокий, и он вам преподаст бесценные уроки.
В наши времена, да и в стране русской, всякая тема есть предмет эксплуатации.
Вот вы. Начните сочинять. Что вам с того? Верно – ничего. А если по этой теме затусоваться, то надо искать середину, а может быть – и высоту – но последнее сложно, ибо во главе углов будет стоять гранток – и не важно, чей.
Но ведь впрочем, можно и ограничиться.
Давайте определим несколько поэтических истин нашего времени:
— тусуйся
— будь где надо милым
— пиши средне хлебные, средне-кислые стихи, большого не над – на поле 22 человека, побеждают немцы.
— дополню – немец на поэтической сцене – немец другой, немец хитреющий
— тусуйся
— что писать? Какая разница. Тусуйся
Но это – в целом, в общем. Мы же почитаем стихи некоего Севы Гуревича, стихотворчеством которого я решил разбавить своё длинное, хотя и не совсем основательное, исследование поэтического сушняка, поэтической пустыни родины нашей.
* * *
А почему настоящий поэт не может быть и шарлатаном?
(из разговора)
Не давайте деньги шарлатанам,
Лучше их снесите проституткам.
Может быть поэт вором карманным,
Может он не властвовать — желудком?..
А рассудком? А фальшивить в столбик,
Различать вслепую дни и ночи?
Всё он может, как обычный гопник,
Только шарлатаном быть не хочет.
* * *
В зазеркалье зеркального шкапа,
Отражённым мгновеньем дыша,
Амальгамою по сердцу шкрябать
Может сослепу дура-душа.
Не прогонишь — её — не пригонишь,
В той симметрии что-то не так:
К ней хмельной головы не приклонишь,
Пропадёшь — за посмертный пятак.
Запятыми наивно не путай,
Отделяясь от слов и теней:
Уходи, будто с детства не пуган,
Сквозь прижизненный перечень дней.
И стихи — лишь привычка, примета;
Толк от них — никчемушный, поверь:
Ни ответа, ни зги, ни привета —
Лишь легонько прикрытая дверь.
* * *
Наполняет комнату свет,
Возвращает из темноты
И минуты, и года, и привет:
Без понтов берёт легонько на «ты».
Уверяет: как ни путай себя,
Ни крути судьбу за — что там у ней?…
Ни менжуйся, мысль вотще теребя,
Не становишься счастливей, умней.
Ночь крадёт черты из мира вещей,
И даёт намёки строить мечты,
И мосты сжигает наших речей,
Реки лет пускает вспять до черты.
На черта нам череда дней-ночей?..
Но — катаемся в качельном строю!
Я вдоль сумерек землёю ничьей
Вдруг найду ответ-дорогу — свою?..
Опять Египет
1
Я путаю время и путаю ночи на дни,
А время опять накрывает своей канителью —
И движется вспять, и нудит поминутной капелью,
Кошачьею лапой цепляя, и память саднит.
На ближнем востоке рассыпчато время течёт:
Корявые пальмы трясут опахалами листьев —
Сравнить невозможно с родной петербуржскою слизью,
Где дням у недели ведётся дотошный подсчёт.
Конечно, вернёмся: расписано наперечёт,
Останутся здесь миражи — наших судеб фантомы,
А в петле Невы, до последнего дома знакомый,
Мой город сей опус, глумливо осклабясь, прочтёт.
2
Тени вечера легли на лицо —
Это время примеряет рубцы.
Мы, Фортуны раскрутив колесо,
Воспаряем и шалеем… Глупцы!
Оставляя берега облаков,
Неба синь вверяя синьке морей,
Кормим кошек, бережёмся богов,
Даже держимся, как можем, корней.
И пока нам нипочём темь да тишь,
Паутину лет зря время плетёт —
Нет, не липнет на лице. Ты сидишь
В колесе Фортуны — первый пилот!
Приглядись: там, вдалеке — синева!
Жвачку дней, безмолвней рыбы, жуём!..
Ждёт, удавкою — сжимает Нева
Град Петров, где мы гостями живём.
3
Тот край, где море лениво ласкает берег,
А время-не-оберег чуть серебрится в ртуть,
Ты сам, сколько можешь, его забираешь в мере
Аптекарско-точной, чтоб снова себя вернуть.
Бессрочно и бережно, пятнично бредит голос —
Так пьёт муэдзин верный воздух, так ловят взгляд!..
Путь вьётся, как волос по ветру, и в нашу волость,
И мякишем белым лёг по небу след — назад!
* * *
Светлый Смольный Собор
Над смолённою рябью Невы,
Толстосумое время
Беспамятно дышит в затылок,
Но ведёт за собой —
Нет ведь равных ему рулевых!..
И во всех, и со всеми
Янтарною правдой застыло.
Вдоль по набережной
Береги каждым шагом его,
Через убыль сквозь прибыль —
Попутному ветру навстречу…
Смотрит город речной
И морской — на раба своего,
Не мигая — по-рыбьи,
Раззявив хлебало наречий.
* * *
Мне вино по здоровью, совсем ни к чему…
Можно водку и пиво, коньяк, вискарёк:
От вина кайф не в кайф моему кочану,
Из желудка рыгательствам гадкий курок
Организм спускает и не комильфо
Я себя ощущаю, а водка — ништяк!
И привычный приход, и похмелье легко
Я смакую. Винтом? Ваш карман не иссяк?
Из горла да винтом исполняю на бис,
Потому что люблю почитанье толпы.
А вино — ни к чему, говорю как артист:
Мне — водяры. В стакан! Как же люди глупы…
* * *
Годы — это решето. Пропускают понемногу…
Дни и ночи — ячеи, ты идёшь со всеми в ногу
И не в ногу, и не в руку — сны, бессонницы, порукой
Лишь слова, но только — чьи?..
Мы и сами — решета, сосчитаем ли до ста?
Где орёл, а где решётка, где малина — как с куста?
Также наши ячеи — лишь слова, но только чьи?
Сезонные зарисовки
1
Завтра — февраль.
И ещё не конец зимы.
Столько дорог в рай —
Хочешь, возьми взаймы?
Мне пока ни к чему —
Бродишь, а веры нет.
С неба — по чесноку —
Падает снег.
Время писать слова,
Водку, как воду пить.
Время, оно — молва,
Воду, как водку, лить
На жернова часов,
Вдоль на круги чувств.
Пить, как ловить число,
Вдохом на выдох уст.
Завтра — ещё зима,
Ветер бросает снег.
Хочешь сойти с ума?
Прошлое — тоже: вслед.
Вскачь через ночь точь-в-точь
Дней бумеранг летит,
До мелочей охоч —
Всюду ищи петит.
Прорепетируй рай,
Сцену возьми взаймы.
Завтра будет февраль —
Крайний месяц зимы.
2
Весь город — как в преддверии войны:
На снежный бруствер хочется забраться,
И осмотреться. Танки не видны,
И где подмога, где снаряды, братцы?
По переходам к тайным блиндажам
Спешат вполне уверенные люди,
Но: вниз, по-муравейному дрожа,
Хотя не слыша грохота орудий,
В подземный путь. Гудит укрепрайон,
А враг нейдёт, и мне смешно и жутко:
Неужто мы прошли свой Рубикон,
Но потерялись, точно Божья шутка?
3
Последний день зимы и — воскресенье,
А в понедельник, стало быть, весна
(в работе шаловливая весьма)
Возьмётся за снегов искорененье —
Надеюсь.
И высокое горенье
Нас пробудит от тягостного сна.
4
Веку век талдычил да колдовал:
«В плен года не брать, рядить — в карнавал!
Три семёрки — портвешок и очко,
А по-модному — Blackjack. Молочко
Из-под бешенной кобылы — мой век!
Так что жду привет-респект от коллег!
Мне, хотя уже de facto начхать,
Но должны они меня почитать…»
Так во сне моём — бодёр, хамоват,
Двадцать первый, от рождения — хват,
Вёл-держал беседу — чёрт заводной! —
А родной мой век молчал, как не-мой.
5
Вымерший город и вымерзший — до фонарей,
Заиндевевший дорогой-позёмкою через,
Светом случайным, прогорклым — в оконной норе,
И поседевший, как я, и зелёный, как вереск —
Розовым цветом проснётся, проспект оживёт —
Зашевелится в преддверье весны, что попутна,
Смерть обменяв на вполне адекватный живот:
Жжёнкою впустит по венам — добрейшее утро!
6
О чём говорить? Все слова — потаскухи,
А темы известны — давно и вполне,
Но эти полправды — от лени и скуки,
А ты — под волною, а я — на волне.
Махнёмся — не глядя? Конечно, братело.
«О чём…» — но вопрос календарно покрыт,
Ведь просто — без спросу — весна налетела,
И мы под волной онемели навзрыд.
На этом и закруглимся, и нам останется лишь выставить оценки – но вы, конечно же, можете прописать тут ряд десяток. Но не забывайте, в одном случае десятка – это хорошо, но в другом – наоборот. Будьте внимательны, братцы.
1) Общая оценка 5.0
2) Длительность 2.1
3) Муторность 6.0
4) Наличие зерна 3.5 (отметим, что при общей муторности – автор снабжает стихи смыслом, этого не отнять, но стихи от этого не становятся читабельней)
5) Начальное впечатление 4.2
Ну и тесто у этого поэтишки. Будто начал кулич лепить, да вместо изюма – тараканы; захотел поверх залакировать кремом, да только заляпал манной кашей вместо него. Он не повар вкусных стихов, а студент с общежития, привычный к “дошираку” с холодными сосисками.
Я в шоке