С 293-м днем рождения, Иммануил Кант!
Опыты кантианства
Город Канта
(картинки бытия)
***
В городе Канта
мачты имен
окурены в дым
белым и голубым,
золотым-золотым
окаймлен тихий сплин
по крышам твоим,
по ним, по ним
трубочист, светел и чист,
свингует дымоходы имен
в чистый разум, в сон…
***
Genius loci лоцией в порт,
навигатором рек окрест,
видишь, плывет в дымке имен
Фридрих Вильгельм, курфюрст,
философской тропой
на встречу с тобой
элегантен и мил
Кант Иммануил.
Елена Коро
И дело даже не в Канте, как в мыслителе, каждый раз утверждающем место своего императива в мире, видящем себя в точке сборки, где он сам, видя, как императив, изменяя его, изменяет пространство-место и сам мир, собственно, как тем самым императив кантианской мысли каждый раз утверждается теперь, здесь.
Все-таки, есть еще нюанс наличия третьего, потому что всякий раз изменившись теперь, он уже иной, и это тот самый иной, то, бишь, третий, что осознал себя прежнего, и это именно третий, что видит себя в череде моментов изменений, что отслеживает себя теперь, себя уже, находясь в позиции стороннего наблюдателя. Это, то самое, Я ибн Бог, что всегда в становлении моментов «я». Все-таки, априори, Кант и есть сам себе бог, но бог не статичный, раз и навсегда сотворивший и запустивший механизм мира. Кант есть бог в динамике, каждый раз в становлении и утверждении теперь императивов своей воли. И отрицая в себе бога, утверждая тем самым нравственного человека, он, собственно и вступает в диалог с богом в себе, никогда не смолкавший диалог до самой смерти. В этом сам принцип его философского языка.
Кант есть Свет, чистейший свет души, преисполненной чувств, чистейшего совершенства, свет, связанный вяжущей силой самопознания в луч такой силы, что дает провидческое знание, устремляясь в будущее, и величайшее переживание, будучи устремленным на явление, переживание по силе настолько глубокое, какое не даст никакой реальный опыт переживания этого явления.
И вот мой внутренний солярис, мой бог в себе, коллапсирует мое человеческое эго — и ставит его в горячую точку, перекресток человеческого и не человеческого — и кого же я вижу? Химера «я» разделяется — и каждая сущь принимает свой облик, и что же это за облики, сошедшиеся на внутреннем перекрестке в горячей точке из множественности продлений? Солярис молчит, являет…
«…кантовская проблема есть прежде всего проблема индивида, который сам в себе содержит все основания. Индивид для Канта является единственным, что полностью определено и уникально. Но это, заметьте, очень странные индивиды. Индивидом у Канта является даже мир, как, кстати, у Демокрита атом мог быть целым миром»
«Кантианские вариации» Мераб Мамардашвили
Но, ведь, не только «Улисс» Джойса или «В поисках утраченного времени» Пруста — столь странные кантианские индивиды.
Но «Tlön, Uqbar, Orbis Tertius» , третий мир, Борхеса — кантианский индивид.
«Я сказал, что человек занимает своей душой место в мире, а эта душа «содержит» (в кавычках, потому что это натуральный термин) в себе вневременные и внепространственные идеальные образования, или сущности. Душа посредством их мыслит. Более того, мысля посредством их, она находится в состоянии сообщенности с другими душами. Кант говорил в этой связи, что есть некоторые устройства духовного, невидимого мира. Мы оказываемся в нем в той мере, в какой имеем мыслительные, или мысленные, сущности, и в этих сущностях мы как-то согласованы с другими людьми, которые тоже своей душой помещены в мире и мыслят эти сущности. С другой стороны, это одновременно звено физического, пространственно-временного ряда, откуда мы получаем воздействие на наши чувственность и сознание.»
«Кантианские вариации» Мераб Мамардашвили
И, собственно, Сигизмунд Кржижановский «Сказки для вундеркиндов».
Апологет бесконечно малых величин, новый Гулливер в мире нано-существ, нано-Гулливер среди мигов и бликов, его логическая стихия – “сочетание биологии с математикой, смесь из микроорганизмов и бесконечно малых”.
“Прозёванный гений”, по словам Шенгели, Сигизмунд Кржижановский, был таки “прозёван” его вездесущим настоящим, “прозёван” чуть ли не на столетие.
Но удивительное – странно!
Хронос обожествил Писателя, коему удалось обойти миги и невидимкой вывернуться из вездесущего настоящего, свернуть столетие единым махом и новым странником во времени подарить современникам фантазмы, кои двадцать первый век признал данными в реальность.
Игры с формой, неологизмы и другие лингвистические эксперименты были призваны реализовать парадокс, разрушить каноны формальной логики.
Чути-чути, авоси, небоси, какнибуди, неты и ести, получившие от писателя вселенную в наследство, наследовали и законы нового мира.
Как не упомянуть здесь “Orbis Tertius” – третий мир, другого великого экспериментатора с законами речи – Борхеса.
И чисто кантианские идеи, произведенные внутри структуры, лингвистические мыслесущи, порожденные внутри структуры текста на собственных основаниях.
Кржижановский – один из них, из поэтов вечного, парадоксальным образом утверждающих существование хроноса в продлении. Именно их хронос обожествляет – невидимых настоящему богов времени, реалити будущего.
***
Авосем странствуя
по набережной естей,
мечети мимо, с минаретных весей
взывая муэдзином, какнибудем —
к владыкам света,
странствующим странно,
гулякой праздным
мимо все чуть-чутей,
уж спотыкаясь и роняя жесты
в гранёный хроноса бокал,
сгорбатившись вконец
верблюдом в пирсы,
апологет и аксакал,
стекая по ступеням пьяно
не к посейдону, в пену дней
пиано…
Коро
И шествует “гипотетический человечек”, пущенный Лейбницем ради полемических целей внутрь мозга человека, меж клеток; странствующим “Странно” Кржижановского среди ветвистых дендритов и нейронов, побеждая бациллы времени, – нано-человечком в век двадцать первый, в нано-век, в нано-мир.
Елена Коро, апологет ФА