Эта книга Хемингуэя далась мне трудно. Я переламывала ее под себя, отвлекалась, вчитывалась снова, искала то невероятное ощущение текста, ложащегося в сознание, которое так зацепило меня в «Райском саде» — и под конец была вознаграждена. Да, финал произведения ошеломляет. Особенно когда понимаешь неизбежность происходящего.

Что можно сказать об этом романе кроме слов «война» и «любовь»? Сложно говорить о классике, она разобрана по кусочкам, изучена, классифицирована и в некотором роде мумифицирована — тем и отпугивает. Сейчас я могу написать, что книга автобиографична: автор был ранен в ногу и лежал в госпитале, где влюбился в медсестру… Но я не хочу об этом говорить. Как мне, критику-самоучке, передать всю гамму ощущений, накрывших меня по прочтении? Я не могу даже описать язык его диалогов: кристально чистый, дробленый, похожий на рассыпавшиеся бриллианты. И не могу описать тот надрыв, ту мягкость и жалкость, которая почему-то чудится мне в речах Кэтрин. Я могу только привести тут кусочек произведения, чтобы вы его «попробовали на вкус»:

Ночь в отеле, в нашей комнате, где за дверью длинный пустой коридор и наши башмаки у двери, и толстый ковер на полу комнаты, и дождь за окном, а в комнате светло, и радостно, и уютно, а потом темнота, и радость тонких простынь и удобной постели, и чувство, что ты вернулся, домой, что ты не один, и ночью, когда проснешься, другой по-прежнему здесь и не исчез никуда, – все остальное больше не существовало. Утомившись, мы засыпали, и когда просыпались, то просыпались оба, и одиночества не возникало. Порой мужчине хочется побыть одному и женщине тоже хочется побыть одной, и каждому обидно чувствовать это в другом, если они любят друг друга. Но у нас этого никогда не случалось. Мы умели чувствовать, что мы одни, когда были вместе, одни среди всех остальных. Так со мной было в первый раз. Я знал многих женщин, но всегда оставался одиноким, бывая с ними, а это – худшее одиночество. Но тут мы никогда не ощущали одиночества и никогда не ощущали страха, когда были вместе. Я знаю, что ночью не то же, что днем, что все по-другому, что днем нельзя объяснить ночное, потому что оно тогда не существует, и если человек уже почувствовал себя одиноким, то ночью одиночество особенно страшно. Но с Кэтрин ночь почти ничем не отличалась от дня, разве что ночью было еще лучше. Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.

Хемингуэя часто сравнивают с Ремарком, поэтому, скорее всего, любителям последнего понравится и эта книга. Возможно, она также будет интересна тем, кто хочет узнать побольше о Первой мировой войне с точки зрения человека, непосредственно в ней участвующего. Но вообще произведение достаточно тяжело для восприятия. Я бы не стала рекомендовать начинать с него знакомство с писателем.