Переводы Елены Кузьминой. Кимико Ёсида (род. 1963) и проект «Женись на мне!» / Kimiko Yoshida Marry Me! (2003)


Родилась в 1963 году в Токио.

С 1995 года живет в Европе.

Кимико Ёсида: «С тех пор, как я бежала из родной страны, спасаясь от омертвляющего рабства и унизительной судьбы японских женщин, в своих произведениях я развиваю феминистскую позицию протеста против современных клише искушения, против добровольного рабства женщин, против «индивидуальности» определяемой аксессуарами и «сообществами», против стереотипов «гендера» и детерминизма наследственности.

Искусство — прежде всего опыт преобразования, трансформации. Мне кажется, трансформация – это исходная ценность работы. Искусство для меня стало пространством смещения метаморфоз. Мои Автопортреты, или то, что имеется в виду под этим названием, являются всего лишь местом и формулой этой мутации. Единственное разумное основание, смысл искусства – в преобразовании того, что лишь искусству под силу преобразовать. Всё, что не я – вот что меня интересует. Быть там, где как я думаю, меня нет; исчезать там, где как мне кажется, я есть – вот это важно.
Репрезентация меня самой в качестве художественного произведения, смешивающего мою азиатскую культуру с западной историей искусства – это тоска по монохромности как метафора стирания и исчезновения, знак виртуальности и неосязаемости, символ бесконечности. Одноцветие — чистая фигура продолжительности, в которой все образы и всё повествование растворяются. Здесь, перед бесконечным цветом, взор обнажен перед бесконечностью Времени».

источник

*

Кимико Ёсида «Женись на мне!»
Я бежала из Японии, потому что там была мертва. Скрываясь от грусти и скорби, я нашла убежище во Франции. Однажды, когда мне было три года, моя мать выгнала меня из дома. Я ушла, зажав в руках коробку со своими сокровищами. Я пошла в городской парк. Там на следующий день меня нашла полиция. С тех пор я всегда чувствовала себя кочевницей, странствующей, мимолетной. Когда я попала во Францию, мне пришлось учить язык – совсем как недавно родившемуся ребенку.

С новым пониманием явлений, которое пришло ко мне со сменой культур, а также обладая свободой, данной мне французским языком и структурой мышления, я в настоящее время занимаюсь созданием фотопортретов «невест холостячек», в которых раскрывается – но с неожиданной стороны, – страх испуганной девочки, открывающей для себя наследственное бремя устроенных свадеб и унизительную судьбу японских женщин. Как можно забыть секрет, хранимый моей матерью, который я раскрыла, когда мне было восемь лет, и который так ужаснул меня?! Я вдруг обнаружила, что мои родители впервые увидели друг друга в тот самый день, когда поженились – свадьба была организована и согласована представителями их семей.

Сегодня, в серии изображений, носящих характер экзорцизма, я воплощаю невесту, парадоксальную, неуловимую и одинокую, в обличьях одновременно драматичных, вымышленных, пародийных и противоречивых. Превосходя собственный опыт как создателя моды в Токио, я делаю всевозможные монохромные автопортреты, презентуя виртуальную свадьбу одинокой невесты, превращаясь во вдову, астронавтку, китаянку, мангу, египтянку и так далее.

Примечание: Эта серия фотографий, сделана камерой Hasselblad 6 x 6, на диапозитивной плёнке, без фильтров, при нейтральном освещении с использованием вольфрамовых ламп, без желатина. Таким образом цвет соответствует естественным условиям съемки. Эта серия монохромных фото под названием «Неуловимые невесты» в настоящее время состоит из примерно 60 автопортретов, на последних из которых изображены диадемы из коллекции Cartier, а также древние головные уборы различных этнических групп со всех пяти континентов.

Эта серия автопортретов является потоком индивидуальностей, множеством чередующихся образов и отражений, возникающих одно из другого, словно цепь размышлений. Это река ощущений в движении. Мне хотелось представить эту серию изображений в качестве внутреннего монолога – подобно знаменитому «потоку сознания» в «Улиссе» Джойса. Именно в потоке сознания личное пространство и время принимают конкретную форму.

Понятие пространства-времени – квинтэссенция японской эстетики, которая превращает её в концепцию – Ма (Ma). Как в романе Джойса, где непрерывная череда предложений создает собой пористость идей, здесь череда образов влечет за собой проницаемость смыслов и личностей, и раскрывает подвижную субъективную Ma.

Я не пытаюсь объединить свои мысли или отличительные черты, но скорее хочу расширить любопытство и интуицию, и в творчестве обладать той же свободой, какую я имею в жизни. Например, под влиянием обстоятельств, я готовлю японскую пищу, китайскую, прованскую или блюда из Бордо или Италии; подобно этому, я исследую несколько последовательных или одновременных идей.

На большинстве фотографий невеста-холостячка прикрыта вуалью. Эта вуаль, которая прячет её от глаз до брачного благословения, определяет момент, когда брак еще не вступил в силу: вуаль заявляет обещание откровения и разоблачения. Эта тончайшая ткань, которую скоро поднимут и уберут, в данный момент творит чудо не просто не состоявшегося и ожидаемого, но даже запрета. Она выражает ощущение неповторимости, уникальности, нежной чувственности, мимолетного искушения, и означает непостоянство явлений. Итак, свадебное покрывало или вуаль, которая фигурирует в столь многих культурах, есть нечто большее, чем метафора девственности: это символ стирания и исчезновения, знак виртуальности и неуловимости.

Помимо исправлений ущербной индивидуальности, помимо поисков погребенного детства, кроме воспоминания о минувшем, мои изображения дают невидимому существу видимое выражение. Монохромность моих автопортретов, между видимым и невидимым, между появлением и исчезновением, между возникновением и устранением, пытается показать неуловимый взор разума, сознания. Думаю о высказывании из философии дзен: «гора похожа на гору». В традиции говорится, что один человек медитировал, сидя напротив горы. На первой стадии медитации, гора исчезает. На высочайшей стадии дзен гора снова появляется. Это момент, когда существо освобождено от мирских ограничений и сливается с миром.

Бесконечность цвета и бесконечность времени
Не ограничивая области цвета, стремление к монохромности подвергает чувствительность влиянию бесконечности цвета. Посредством безграничной череды слоёв монохромных оттенков и бледных тонов, одноцветность раскрывает множественную бесконечность цветовых пластов, которые взор неспособен сосчитать. Количество цветов, составляющих полихромное изображение, ограничено; их можно пересчитать. Напротив, одноцветность дает хроматическую бесконечность, которая является временнóй бесконечностью. Даже когда пристальный взгляд непрерывно созерцает бесконечность неброских оттенков одного и того же цвета, этот взгляд ничего не истощает с течением времени. Монохромность бесконечно эротична для глаза. Это чистый облик протяженности, в котором растворяются все образы и все повествования. Именно здесь, перед бесконечным цветом, взор открыт бесконечности времени.

Образ имеет тенденцию растворяться в монохромных оттенках одного цвета, который формирует изображение, одновременно преобразовывая его в нечто незавершенное. Эти изыскания монохромности — отражение последовательных моментов личности. На моих фотографиях, в тени непрямого и очень мягкого освещения, монохромные цвета плавают, подобно легчайшему оттенку акварели на поверхности воды.

источник: Kimiko Yoshida Marry Me! (2003)

Перевод – Е. Кузьмина © http://elenakuzmina.blogspot.com/

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *