Евгений Чижов назвал «Перевод с подстрочника» романом фантастическим. Однако любители звездолетов и машин времени, обратившись к этому произведению, попадут не по адресу: главным фантастическим допущением книги становится поэт у власти. Нет, не дешевый графоман, коих во властных структурах всегда было хоть отбавляй, а настоящий поэт-пророк, воплощенная идея Артюра Рембо. Чтобы проверить на прочность убеждения великого француза, Чижов предпринимает паломничество на восток. Он создает государство Коштырбастан, этакую бывшую советскую среднеазиатскую республику, во главе которой стоит гений, поэт, стихи которого способны изменить мир. Почему для подобного исследования выбраны именно восточные декорации?
Поэт у власти – традиция в первую очередь восточная, корни которой ведут к пророку Мухаммеду. Идеалом восточного правителя всегда был вдохновленный Аллахом мудрец, поэт, транслирующий волю всевышнего, способный гармонию поэзии воплотить в миропорядок. Поэтому не стоит искать в президенте Коштырбастана Гулимове черты, к примеру, Туркменбаши. Чижов преследует иные цели. В самом деле, а что будет, если у руля страны окажется истинный гений? Какова она, власть поэзии? И возможна ли она, в принципе? Вдумчивый читатель найдет ответы на эти вопросы в романе «Перевод с подстрочника».
Главный герой романа московский поэт Олег Печигин приглашен в Коштырбастан в качестве переводчика стихов Верховного Вожатого – президента Гулимова. Коштырского языка Печигин не знает, но подстрочники, предоставленные ему для перевода на русский, кажутся действительно гениальным материалом. Перевод стихов Гулимова дается Печигину не просто, поэтому он принимает приглашение своего университетского товарища Тимура Касымова, известного коштырского телевизионщика, и отправляется в бедную, истерзанную гражданской войной республику. Коштырбастан принимает Печигина со всеми почестями: на малоизвестного московского поэта обрушиваются слава и деньги. Его собственный сборник стихов издается миллионным тиражом, а за еще не законченный перевод он получает государственную премию. Весь этот антураж обеспечивает всемогущий Касымов, считающий себя, ни много, ни мало, толкователем самого Гулимова:
«Все зависит от того, кто услышит пророка, кто воспримет и истолкует его слово! Потому что люди понимают лишь толкование, сами по себе они не способны ни увидеть в пророке пророка, ни понять его. Им нужно все объяснять, все разжевывать».
Стоит отметить, что Касымов вовсе не сомневается в гениальности Гулимова-поэта и Гулимова-политика. В Коштырбастане в этом вообще мало кто сомневается. Есть, конечно, оппозиционно настроенные граждане, но Печигин поначалу не воспринимает их всерьез: слишком велико влияние гениальных подстрочников. Поэтому слова о том, что «Коштырбастан сегодня – это поэзия у власти» и что «через Народного Вожатого страной правит воля неба» не кажутся такими уж высокопарными, и у читателя возникает мысль: А что, если, правда? Ведь может же теоритически гений оказаться у власти? Почему нет? Оппозиция найдется на каждого, всегда будут люди, рвущиеся к власти, способные оклеветать самого справедливого. Сомнения от этого, конечно, окончательно не развеются, вот и главный герой, несмотря на бесспорную поэтическую мощь Гулимова, продолжает поиски правды. Он отправляется в глубинку, видит нищету, разруху. Слышит о военном беспределе и жестокости. Но войны не бывает без жертв, война лишь средство, с помощью которого можно достичь гармонии. Где правда? Поди, разберись.
А пока все складывается как нельзя лучше: Печигин вживается в образ, осознает, что «смотрит вокруг глазами Рахматкула Гулимова». Он обретает вторую Родину, вдохновение и любовь. Кажется, что эксперимент удался: идеальное общество под руководством гениального поэта строится в среднеазиатской стране. Печигин вспоминает идеи Рембо о том, что поэзия может и должна менять мир. Гулимов и для Печигина, и для Касымова, да и для всего Коштырбастана становится в первую очередь поэтом-ясновидецем, который указывает путь человечеству, а уж потом – главой государства, политиком и военачальником. Народ готов простить пророку временные трудности и тяготы жизни. Коштыры уверены, что «каждый человек – поэт», и эта уверенность наполняет их терпением, «раздвигает рамки времени».
Впрочем, пора вернуться с небес на землю. Красивая история о поэте-правителе заканчивается в то время, когда читатель уже вполне верит в возможность «власти поэзии». Финал этот, естественно оказывается ложным. Прием, стоит отметить, ожидаемый. Чижов предлагает взглянуть на коштырскую историю под другим углом. Что если автор гениальных стихов вовсе не Народный Вожатый? Писатель пускает сюжет по запасному пути.
Печигин знакомится со старым больным поэтом (возможно, сумасшедшим), который признается в том, что все эти годы «работал на Гулимова», публиковавшего его стихи под своим именем. Пророк оказывается самозванцем, вдохновенный правитель – всего лишь диктатором, использующим все средства для достижения полноты власти. А старый поэт даже рад, что его стихи могут влиять на человечество, пусть и ценой тотального контроля и подавления личности: «Я нашел способ контрабандой переправить под чужим именем мои стихи в вечность! И поскольку он знает, что вечность за ними, то есть за мной, а его власть, какой бы она не была полной, ограничена сроком его жизни, он не спускает с меня глаз. Точнее, ушей».
Печигина втягивают в игры оппозиции. При встрече он передает Народному Вожатому вместе со своими переводами и требования «несогласных». К чему могут привести подобные действия в авторитарном государстве? Тугульды – ульды (жил — умер). Это восточное выражение Чижов делает одним из эпиграфов к своему роману. Еще одним эпиграфом становятся слова Мандельштама: «Поэзия – это власть». Высказывание великого поэта в данном контексте обретает двойственный смысл. Переводчик окончательно перевоплощается в поэта уже сидя в тюрьме, но это его не спасает. Вдохновение освещает путь в мир иной. Власть поэзии – очередная, пусть и красивая, утопия. Власть убивает Поэта. Лжепророк уничтожает «несогласных». Красивые идеи Рембо остаются лишь идеями. В смоделированном Чижовым мире поэзия способна влиять на людей только из уст диктатора, поэту же остается довольствоваться тем, что творения его останутся в вечности. Что не так уж и мало, согласитесь.
Евгений Фурин