«Мертвые из Верхнего Лога»
Марьяна Романова
Страшный святочный (или крещенский) рассказ – давняя традиция русской литературы. В этом некогда популярном жанре отметились в свое время многие классики. И как же хороши дошедшие до нас образцы! И «Лафертовская маковница» Погорельского, и «Страшное гадание» Бестужева-Марлинского и рассказы А.К. Толстого. Надо сказать, что российский крещенский рассказ разительно отличается как от своего западного собрата, рассказа рождественского, так и от простого святочного рассказа, в котором непременно должна присутствовать мораль и счастливый конец. Крещенский же рассказ должен быть страшен, страницы его непременно кишат многообразной нечистью, и нередки случаи, когда это черное войско одерживает победу. Такие тексты должны были пугать, отвращать от греха гадания, попыток заглянуть в неведомые и запретные временные и пространственные дали. И конечно они были «календарными», то есть приуроченными к особому времени – святкам. Когда тьма длинных зимних ночей и свет от выпавшего снега борются на дворе, так приятно было в жарко натопленном доме попугать себя писательскими фантазиями. В другое время, возможно, истории об упырях, оживших мертвецах и жестокой каре за любопытство и не имели бы такого успеха. Вот и я думаю, попадись мне «Мертвые из Верхнего лога» Марьяны Романовой не в новогодние каникулы, да еще и под легкую простуду, после первого десятка страниц забросила бы я их, даже несмотря на заманчивую обложку в любимом ретро-стиле. А так роман пошел очень хорошо, неторопливо и с удовольствием, с перерывами на глинтвейн с имбирным печеньем.
Что порадовало в романе? Во-первых, легкий и образный язык. Конечно, наслаждаешься им не на всем протяжении книги, потому как довольно быстро автор начинает повторять наиболее удачные эпитеты и образные сравнения. Но тут скорее можно бросить упрек литературным редакторам, чья прямая обязанность вылавливать особо навязчивые повторения и оберегать автора от таких стилистических погрешностей, как «такса, виляющая обрубком хвоста».
Во-вторых, истории многочисленных героев занимательны, а характеры рядовых персонажей колоритны и узнаваемы. Тут и богемная дама с неуверенностью и простотой в сердцевине замысловато-вычурной натуры, и деревенские жители, живущие незатейливыми радостями общения с природой, и местная сумасшедшая со страстью к антиквариату с помоек, и аккуратный, лощеный трус-бизнесмен, преодолевающий наносной пафос, и обычная баба, в том смысле слова, что и «коня на скаку» и «в избу», но готовая принять какую-то непонятную полурелигию и мириться с соперницами ради того, чтобы просто быть рядом с любимым. Все это замечательное многоцветье повествовательных ниточек, из которого соткана оболочка несколько вялого сюжета, не может не радовать.
Ну и, в-третьих, автор побаловала парой философских идей, легко читаемых на фоне созданного антуража. Мне, например, понравилась мысль о том, как зомби может использовать живого человека, то есть почему эти жизнерадостные создания тянутся к людям, и особенно к бывшим родственникам. Собственно из того метода, которым пользуются живые мертвецы у Романовой, легко выводится замечательный психологический постулат о том, что победа над страхом требует шага ему навстречу и уважительного к нему отношения.
Но почему же, при внушительном наборе положительных качеств, роман был бы мною отложен в любое другое время, кроме новогодних каникул? Да просто потому, что сюжет его совершенно неинтересный и сырой. Собственно весь он изложен в аннотации книги. Честно говоря, я частенько ловила себя на том, что за красочными описаниями отдельных ситуаций я теряю магистральную нить повествования, но меня это не огорчает. Нет в сюжете ничего такого, что в других мистических романах заставляет читать страницу за страницей, не отрываясь и замирая от волнения за судьбы героев. Главный злодей, лелеющий идею мирового переустройства, больше похож на этакого доморощенного буддиста с советской кухни, держащего фигу в кармане. Девочка Даша, претендующая на роль Избранной, оказывается просто скучающим подростком, согласным на любое указание старшего, кто бы он ни был, доктор ли Зло или олицетворенное Добро. Она, с рвением отличницы, готова и мир погубить и спасти, в зависимости от того, кто нынче обед подаст. Персонажи, которые по идее должны бы вызывать жгучий интерес, такие как шаман африканского племени или человек, умеющий пить воду, ощущая вкус кофе, получились совершенно мультяшными, плоскими и грубо нарисованными. Им хотелось бы добавить хоть капельку того колорита, достоверности и живости, которые даны автором обычными людям, действующим на страницах романа.
Но в целом, «Мертвые из Верхнего лога» — вполне достойный крещенский рассказ в несколько лубочном исполнении, но несущий все приметы жанра и подходящий для неторопливого домашнего чтения в сезон простуд.