Иван Крамской. Портрет И.А. Гончарова. 1874
Иван Александрович Гончаров (1812-1891) знаменит не только тем, что написал три романа, начинающиеся на букву «О» — «Обломов», «Обрыв» и «Обыкновенная история», но и тем, что совершил морское путешествие и описал его в книге «Фрегат «Паллада»:
«В октябре 1852 года Иван Гончаров, служивший переводчиком в департаменте внешней торговли министерства финансов, был назначен секретарём адмирала Путятина. С первых же дней путешествия Гончаров начал вести подробный путевой журнал… Экспедиция продолжалась почти два с половиной года. Гончаров побывал в Англии, Южной Африке, Индонезии, Японии, Китае, на Филиппинах и на множестве небольших островов и архипелагов Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Высадившись на берегу Охотского моря, Гончаров проехал сухим путём через всю Россию и вернулся в Петербург 13 февраля 1855 года… Цикл путевых очерков «Фрегат Паллада» (1855—1857) — своеобразный «дневник писателя». Книга сразу же стала крупным литературным событием, поразив читателей богатством и разнообразием фактического материала и своими литературными достоинствами. Книга была воспринята как выход писателя в большой и плохо знакомый русскому читателю мир, увиденный пытливым наблюдателем и описанный острым, талантливым пером. Для России XIX века такая книга была почти беспрецедентной…»
Морской пейзаж, привезённый И.А.Гончаровым из кругосветного путешествия.
http://www.uokm.ru/goncharov4.php
Удивительно, как отважился на такое путешествие Гончаров, сам чем-то напоминавший своего героя Обломова — сибарит, любитель вкусно поесть:
«Странное, однако, чувство одолело меня, когда решено было, что я еду: тогда только сознание о громадности предприятия заговорило полно и отчетливо. Радужные мечты побледнели надолго; подвиг подавлял воображение, силы ослабевали, нервы падали по мере того, как наступал час отъезда. Я начал завидовать участи остающихся, радовался, когда являлось препятствие, и сам раздувал затруднения, искал предлогов остаться. Но судьба, по большей части мешающая нашим намерениям, тут как будто задала себе задачу помогать. И люди тоже, даже незнакомые, в другое время недоступные, хуже судьбы, как будто сговорились уладить дело. Я был жертвой внутренней борьбы, волнений, почти изнемогал. «Куда это? Что я затеял?» И на лицах других мне страшно было читать эти вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть всё это, променять на что?
Жизнь моя как-то раздвоилась, или как будто мне дали вдруг две жизни, отвели квартиру в двух мирах. В одном я — скромный чиновник, в форменном фраке, робеющий перед начальническим взглядом, боящийся простуды, заключенный в четырех стенах с несколькими десятками похожих друг на друга лиц, вицмундиров. В другом я — новый аргонавт, в соломенной шляпе, в белой льняной куртке, может быть с табачной жвачкой во рту, стремящийся по безднам за золотым руном в недоступную Колхиду, меняющий ежемесячно климаты, небеса, моря, государства. Там я редактор докладов, отношений и предписаний; здесь — певец, хотя ex officio, похода. Как пережить эту другую жизнь, сделаться гражданином другого мира? Как заменить робость чиновника и апатию русского литератора энергиею мореходца, изнеженность горожанина — загрубелостью матроса? Мне не дано ни других костей, ни новых нерв. А тут вдруг от прогулок в Петергоф и Парголово шагнуть к экватору, оттуда к пределам Южного полюса, от Южного к Северному, переплыть четыре океана, окружить пять материков и мечтать воротиться… Действительность, как туча, приближалась всё грозней и грозней; душу посещал и мелочной страх, когда я углублялся в подробный анализ предстоящего вояжа. Морская болезнь, перемены климата, тропический зной, злокачественные лихорадки, звери, дикари, бури — всё приходило на ум, особенно бури. Хотя я и беспечно отвечал на все, частию трогательные, частию смешные, предостережения друзей, но страх нередко и днем и ночью рисовал мне призраки бед. То представлялась скала, у подножия которой лежит наше разбитое судно, и утопающие напрасно хватаются усталыми руками за гладкие камни; то снилось, что я на пустом острове, выброшенный с обломком корабля, умираю с голода… Я просыпался с трепетом, с каплями пота на лбу. Ведь корабль, как он ни прочен, как ни приспособлен к морю, что он такое? — щепка, корзинка, эпиграмма на человеческую силу. Я боялся, выдержит ли непривычный организм массу суровых обстоятельств, этот крутой поворот от мирной жизни к постоянному бою с новыми и резкими явлениями бродячего быта? Да, наконец, хватит ли души вместить вдруг, неожиданно развивающуюся картину мира? Ведь это дерзость почти титаническая! Где взять силы, чтоб воспринять массу великих впечатлений? И когда ворвутся в душу эти великолепные гости, не смутится ли сам хозяин среди своего пира?..»
«Фрегат «Паллада» — одна из моих любимых книг! Там столько юмора, столько интересных типажей — один денщик Фаддеев чего стоит! Вот он обгорел где-то в тропических широтах:
«A propos о жаре: в одно утро вдруг Фаддеев не явился ко мне с чаем, а пришел другой.
— Где ж Фаддеев? — спросил я.
— У него шкура со спины сошла, — отвечал матрос лаконически.
— Как сошла: отчего?
— Да так-с: этаких у нас теперь человек сорок есть: от солнышка. Они на берегу нагишом ходили: солнышком и напекло; теперь и рубашек нельзя надеть.
Я пошел проведать Фаддеева. Что за картина! в нижней палубе сидело, в самом деле, человек сорок: иные покрыты были простыней с головы до ног, а другие и без этого. Особенно один уже пожилой матрос возбудил мое сострадание. Он морщился и сидел голый, опершись руками и головой на бочонок, служивший ему столом.
— Что с тобой сделалось? — спросил я.
— Да кто его знает, что такое, ваше высокоблагородие! Вон спина-то какая! — говорил он, поворачивая немного спину ко мне.
На спину страшно было взглянуть: она вся была багровая и покрыта пузырями, как будто ее окатили кипятком.
— Зачем же вы на солнце сидели, и еще без платья? — упрекнул я.
— В Тамбове, ваше высокоблагородие, всегда, бывало, целый день на солнце сидишь и голову подставишь — ничего; ляжешь на траве, спину и брюхо греешь — хорошо. А здесь бог знает что: солнце-то словно пластырь! — отвечал он с досадой.
Все обожженные стонали, охали и морщились. И смешно, и жалко было смотреть. Фаддеев был совсем изуродован и тоже охал. Я побранил его хорошенько.
— Отстань, ваше высокоблагородие! — в тоске сказал он»
Кают-компания фрегата «Паллада. Адмирал Евфимий Васильевич Путятин, командир экспедиции, — справа. Гончаров — пятый слева. Дагерротип. 1852 г. Центральный военно-морской музей, С.-Петербург.
«Фрегат «Паллада» российского военного флота. Заложен на Охтинском Адмиралтействе в Санкт-Петербурге 2 ноября 1831 года, спущен на воду 1 сентября 1832 года. Длина фрегата — 52,8 м, ширина — 13,6 м, вооружение — 52 орудия. Строился под руководством известного судостроителя XIX века, полковника корпуса корабельных инженеров В. Ф. Стокке. Первым капитаном фрегата стал капитан-лейтенант П. С. Нахимов. Фрегат был построен согласно личному указанию императора Николая I, сделанному в сентябре 1831 года полковнику В. Ф. Стокке. В «Императорском повелении» указывалось, что фрегат надлежит строить по Сеппингсовой системе со скреплением корпуса диагональными ридерсами и раскосинами и с применением для скрепления корпуса фрегата железных связей. Особо указывалось строительство фрегата по чертежам английского фрегата «Президент», являвшегося точной копией американского фрегата «Президент», который был взят английским флотом в качестве трофея и который являлся тогда одним из наилучших кораблей для океанского плавания и рейдерства. Чертежи в Англии добыл штабс-капитан Корпуса корабельных инженеров И. А. Амосов, но Стокке решился на перепроектирование фрегата ради применения круглой (более прочной и лёгкой) кормы и тем самым рискнул нарушить императорское указание.
Фрегат получил много новинок кораблестроения тех лет, вроде применения вместо якорных канатов цепей, установки чугунных якорных клюзов и применения вместо бочек для хранения питьевой воды квадратных в плане цистерн из лужёного металла. Кроме того, как показали исследования документов фондов № 165 и № 421 в ГРА ВМФ, командование флота рассматривало «Палладу» и как опытовую артиллерийскую площадку для разработки оптимального артиллерийского вооружения океанского фрегата. Особенно много в этом направлении сделал командовавший фрегатом с 1847 года Великий Князь Константин Николаевич»
http://www.yaplakal.com/forum3/topic333539.html
СИНГАПУР ГЛАЗАМИ РУССКОГО БАРИНА
«Гончаров побывал в Англии, совершил поездку в глубь Капской колонии в Южной Африке, посетил Яву, Сингапур, Гонконг, Шанхай, Филиппины, Японию – именно благодаря военному трёхмачтовому фрегату, наречённому в честь древнегреческой богини мудрости и справедливой войны.
Нас, привыкших сегодня к совершенно другим скоростям, приводит в оторопь продолжительность того плавания. Это сейчас мы «нынче здесь, а завтра – там». Парусные же корабли целиком зависели от воли ветра, и, попав в зону штиля, могли неделями не сдвигаться с одной точки в океане. Поэтому преодолеваемое среднее расстояние за сутки было смехотворно мало, а путешествие – чрезвычайно утомительно…»
http://www.meridian103.ru/issue-7/history/russian-gentleman/