БЫЛ ЛИ КАФКА КАББАЛИСТОМ?
В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ «АД МАРГИНЕМ ПРЕСС» ВЫШЛА ВАЖНАЯ КНИГА ВАЛЬТЕРА БЕНЬЯМИНА О ФРАНЦЕ КАФКЕ.

Вальтер Беньямин. Франц Кафка. Пер. Михаила Рудницкого. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013

В небольшой книге, выпущенной издательством «Ад Маргинем», собрано практически все, что написал о Кафке известный немецко-еврейский литературный критик и философ Вальтер Беньямин. Книга содержит также его переписку о творчестве Кафки с друзьями: Теодором Адорно и Виктором Крафтом; важнейшим собеседником оказывается его ближайший друг, профессор еврейской мистики Иерусалимского университета Гершом Шолем. Именно в диалоге и споре с ним Беньямин выстраивает основные линии своих рассуждений о Кафке. Шолем, для которого Кафка всегда был очень важен, не посвятил ему никакого специального исследования, и тем более ценны его высказывания в письмах к Беньямину, опубликованные в этом сборнике. Сам Беньямин тоже не написал о Кафке отдельной работы, перед нами скорее отрывки, небольшие эссе, написанные на случай.

Подход Беньямина — это подход внимательного читателя, углубленного в детали. Однако он не стремится к линейному изложению своих мыслей, напротив, предпочитает метафоры и притчи, в каком-то смысле соревнуясь с Кафкой. Более того, он впервые намечает темы, о которых впоследствии будут написаны тома исследований.

Беньямину близко мировосприятие Кафки, он с видимым удовольствием описывает кафкианские пространства «канцелярий и приемных, мир полутемных покоев, затхлых и обшарпанных комнат», где чиновники всегда «остаются существами опустившимися, вернее даже — опущенными, чтобы тем неотвратимей выказывать свое могущество на самых ничтожных и пропащих людишках». Всякий здесь виновен и обречен изначально, ибо «сколь бы злополучно ни настигала кара не ведающего за собой никакой вины человека, наступление ее с точки зрения права есть вовсе не случайность, а судьба…»

Беньямин подбирает примеры, стремясь подвести читателя к своей главной мысли: Кафка описывает древнюю хаотическую реальность, реальность до обретения Закона. Беньямин пишет: «Эпоха, в которую Кафка живет, не знаменует для него прогресса по отношению к праистокам. Действие его романов разыгрывается в мире первобытных болот».

Эта первичная трясина вместе с тем — зона забвения, отсутствия памяти. Беньямин пишет: «…забытое… никогда не бывает только индивидуальным. Всякое забытое смешивается с забытым прамира, бессчетными, немыслимыми, переменчивыми способами сопрягаясь с ним во все новых и новых ублюдочных сочетаниях. Забытое — это то вместилище, из которого, теснясь, рвется на свет все неиссякаемое междумирие кафковских историй». В итоге Беньямин рисует фрейдистскую картину: хаос, нечто вытесненное, разрушает покой нашего мира, тянется к нему и шарит в нем своими щупальцами, превращая его в зыбкие топи, захлестывая беспамятством.

Иной революционный взгляд мистика-анархиста на творчество Кафки предлагает Гершом Шолем. Он говорит, что самый простой способ понять каббалу в наше время — читать «Процесс» и «Замок», ведь именно Кафке удалось, по словам Шолема, изобразить в своих романах мир каббалы таким, каким он открывается современному секулярному сознанию.

Уточняет и разъясняет он эту мысль в стихотворении, которое он отправил Беньямину в 1934 году. Оно заканчивается словами:
//
Твой процесс начался на земле,
окончится ли он перед Твоим троном?
У Тебя не может быть защиты,
на этот счет нет никаких иллюзий.

Кто здесь обвиняемый?
Ты сам или Твое создание?
Если бы Тебя об этом спросили,
Ты бы погрузился в молчание.

Можно ли задавать такой вопрос?
И неужто ответ на него столь невнятен?
Ах, мы все равно должны жить,
пока не предстанем перед Твоим судом. //
Эти стихотворные строки отсылают нас к наиболее, наверное, трудной для понимания и в то же время невероятно трагической и красивой каббалистической идее: творя мир, Бог должен как бы потесниться или частично уничтожить себя, давая возможность этому миру существовать. Процесс творения, таким образом, становится для Него самосудом, в котором, наряду с сотворенным, страдает Он Сам. Спор Шолема и Беньямина — это спор еврейской и греческой космогоний. Недаром Беньямин говорит, что «среди предков Кафки в глубокой древности, помимо предка-иудея… не забудем и грека». Кафка в своих романах изображает как бы отсутствующий божий лик, и это единственный доступный нам образ. Как ни странно, по мысли Шолема, такая картина мироздания отнюдь не должна лишать нас надежды, потому что все уже так плохо, что хуже вряд ли будет. Вот еще пара четверостиший из того же стихотворения:
//
Завершен до самой крыши
великий всемирный обман.
Так дай же, Боже, чтоб проснулся тот,
кого пронзило Твое Ничто.

Только так прольется свет откровенья
в век, который Тебя забросил.
Только Твое Ничто есть тот опыт,
который этому веку дозволено от Тебя получить.//

Взято из «Букника«.