Большой конкурс портала КНИГОЗАВР и студии ФОРМИНГА! Кто похвалит СЕБЯ лучше всех?

Я бы указал на своё творчество по совокупности, так как поэт навряд ли должен блистать чем-то в отдельности – но бывают, ясное дело, и небольшие концепции-пузыри, в коих может зиждиться идея основная вместе с методом описания этой всей вещи.
Мы начнем, пожалуй, с середины. Но все же надо сказать о сути вещей, о поэзии, а также о том, есть ли она сейчас или нет. Мы берем язык нашей данности. Нет, если бы мы говорили на языке острова Комод, то это дело другое. Если бы я писал на таком языке, а потом, не переводя, просто шел по улице и кричал, мне бы стоило поставить памятник.
Нужно настроить человека. Стихи нельзя рецензировать.

Рассветное зло

Радуясь рассветному Злу
Я иду.
Полосы, как тени вешних мыслей.
Гигантское существо,
Гигантская тюрьма.
Наслаждаясь болью, лишь поймешь,
Что живёшь.

Но, ежели бы равнять все с веками, с годами в прошлом, во времени, то тут бы было легче. И правда, поэзия росла, как организм. Детство нашей, родной, было, может быть, в ранний допушкинский период. Потом оно росло. Потом, вы скажите – сейчас период пенсии? Нет, конечно. Сейчас нет тела. Но мы не будем брать тонкие подробности и говорить, почему.
Я просто пишу о Зле.
О Высоком Зле.
О видах зла.
Свои ранние эксперименты я писал под именем Владимир Армянов. Но с появлением такого объединения, как “GSMB”, я пересмотрел свои взгляды. Мы, впрочем, берем период нынешний. И тут надо что-то прочесть, что-то поосязать.
Нужны ссылки.
В частности, раздел общественной избы для графоманов, где русскоязычные графоманы часто кричали:
Уберите! Уберите гада!
Но суть явления проистекает из предыдущего. Тела нет. То бишь, тела поэтического. Стало быть, есть скелет? Нет, есть еще останки тканей. На них живут всякие паразиты, черви, клопы, липкие жуки. Это и есть деятели графоманства русского, но также и официальной литературы. Когда духовное ядро отсутствует, нет деятелей, нет даже людей. Лишь то, что может вырасти в данной среде.

Политбюро в Аду

Первичное Политбюро.
Заседание. Знающие- демоны света
И тьмы, проходившие сквозь толщу
Пород – видели:

Был первичный Брежнев.
Тот, что на Земле, отжил, отойдя
В мир мучений. Он был лишь отражением.
Политбюро – существование,

Рост. Разогрев магмы. Раскручивание ядра.
Слышны голоса: это стонут грешники.
Их руки прокалывают комсомольскими значками,
Их купают в расплавленных медалях

«Герой Социалистического Труда».

Но не надо думать, что всё так просто. Но здесь пора уж сделать вывод. О чем творчество? Прежде всего, это – Осознания Зла. Понимание Высокого Зла. Знание об Аде. Зло в Космосе. Зло – врач. Зло – лекарь этой земли. Существа в преисподней.

Лягушка

Лягушка ожидала космонавтов.
Они искали взор,
Мечтания иных аэронавтов,
Людей земных узор.

Им говорили — много будет судеб,
И поколенья — в чудесах.
И путь в пространстве слишком труден.
Здесь человек — судьбы монах.

Лягушка поедала космонавтов
Спокойно, пафос позабыв,
Мозги текли аэронавтов,
В песках всю влагу расстелив.

А передатчик, жук железный,
Все посылал к земле сигнал,
Где человек в мечтах небесных
Собратьев в разуме рождал.

Вы же скажете – свеча горит во тьме. Нетленка. Да, но кто это придумал? Столбик – нетленка? Нет, наоборот. Тлен из тлена, вещество, масса из биомассы, которая уходит никуда и ни во что. Бог был убит еще давно. Красный Дьявол, Ильич, пришел, чтобы накрыть эту землю красным флагом и задушить землю внутри этого красного кокона. И теперь уже поздно. Поздно навсегда. И ад – не наша жизнь, ад – это царство под землей. Там мучают, там сажают на сковородки, заставляют плавать в кипящем масле.

Путь Ильича

Прорва как трубка.
Верхний край тебе виден –
Но ты стоишь,
Изнывая под продуктовым звездопадом.

Зов Ильича, начавшийся еще
В конце 19 века на закончен,
Он слышим – эхо перешло в вены
Скифов, заставляя их друг друга гноить.

Странный свет красных глубин,
Ад непонятный. Выход орд,
Убивающих части тела Господа,
Комсомольцы с динамитом….

Ушедшее не вернуть. Забытое
Покрылось плесенью. Но бесы,
Получив свободу, плодятся,
Делая нацию скифом всё более злой.

И теперь они-
Грозди, висящие в эфирах,
И нет конца и края бездуховности,
Но и всякий скиф хочет бежать,

Если судьба не довела его
До тела кого-нибудь из князей,
До кормушки, до грантков господских
Или московских.

Это продолжение пути Володи Ульянова,
Который родился, чтобы открыть кран,
Откуда полился свет красного дьявола,
Съевшего там много от тела….

Рано или поздно будет освобождение. Когда души распадутся в преисподней, когда молекулы откажутся существовать.
Существует и метафизический ад космоса. Его встретят космонавты, когда полетят за край. Там и закончится их путь.

Ваенга в аду

На конкурсе, в приюте мнений снегов.
В черноте, но в ясной белизне Его величества,
Я получил Ключи.
Я вышел. Лифт, и в нём – игра неясных фонарей,
Канат – и вешний подземелий горн.
Я видел будущее. Ад? Что в нем такого?
Давно дежурный я, но новые прекрасные мнгновенья
Влекут познание. Я видел – скорый поезд мчал
В черноты роковые. Там, за столом – последний лишь
Обед, последняя вода, иллюзии! Когда наращивает
Мощь большая мясорубка – граница. Но на этом
Слабом льду – мечты. И снова – деньги и игра
Посредством феодальных отношений. Я видел:
Ваенга в аду. Горел очаг углей и сковород
В ближайших днях.

Может быть, здесь стоило бы немного закруглиться. Мы живем. Вы живете. Человек напоминает лежащие в чашке для мариновки кусочки шашлыка. Вся жизнь – это лежание до жарки. Допустим, мариновка продолжается 60 лет.
А вот гениальные поэты зачем-то мало маринуются. Допустим, вы – Цой. Но суть не изменишь.
Начало, конец. Но потом, после этого – вечность масла.

Гробы

Гробы светлы, огромны
Летят над миром и поют.
И Сатана, товарищ скромный,
К нему идут, ему нальют.

Поэтов узких ощущенья,
Их поиск мелкой чешуи,
Еще вчера — причина пенья,
А уж сегодня — кости мглы.

Так хорошо, когда живые
Уже напрасно не коптят,
И их мозги, на дурь седые,
В другую сторону глядят.

Что же касается все-таки жизни реальной, то на наших глазах происходил лагерный диссонанс. Что делать? Убегать? Может быть, начинать радоваться боли. Страна Лагерная! И я понял, что хочу написать такую поэму, такой роман в стихах.
Страна Лагерная!
Но при чем тут метафизика. А все есть метафизика. Потому, вы можете мариноваться в Европе, а можете – проходить закалку в Лагере, перед адом. И когда вас встретят Отцы, вы уже будете обучены терпеть боль!

Учительница

Юные и глупые пионеры
Еще живы.
Потому что ад навсегда.
Потому что ад повсеместен.

В 1985 году автобус шёл через перевал.
Учительница вспоминала ночь.
Она была средняя для учителей,
Но пионеры уже мечтали о ней.

Они слышали стук её сердца,
И голос ей разума.
Они словно бы были в курсе –
Днём раньше

Муж уже был в командировке,
Пришёл Он – хотя он был сед,
Он заставлял её, он делал из
Неё мягкую проволоку.

Он предлагал ей
Перейти на крик, и она кричала,
Ему нравилась
Её учительство и её покорность.

Но теперь был другой день,
Другой мир, и автобус.
Перевал, январь, каникулы.
1985-год.

В том месте часто,
Очень часто был скользкий зов,
Голос и музыка, увлекающий
В полёт на скалы.

Водитель был спокоен и свеж.
Он почистили лицо электробритвой.
Минуты, секунды, доли секунд.
Полёт начался.

Пионеры закричали
Словно разумные обезьянки в железной
Клетке автобуса.
Бились стекла,

Врезаясь в плоть,
Кружился мир, и выжималось
Железо, словно бельё.
В газетах тогда не писали.

Но было известно: то место,
Когда забирает –
То всех забирает.
Но это как прежде,

Как в прошлых и странных веках
Лишь было начало.
Пионеры поняли, что живы они,
И что вокруг – бесконечность метро.

Это туннели
На глубине 11 километров
В базальтовых породах. Ад.
Пришли созерцатели и наблюдатели,

Пришли ласкатели болью.
Существа с трубочками,
Которые засовывали в уши
Пионерам.

Они высасывали плоть,
Но вечная боль не стихала.
Здесь не могла наступить смерть.
Пришли и зайцы.

Одни работали пилочками.
Другие лобзиками пилили кости
Пионеров, третьи зайцы
Любили блевать кислотой.

Но вот и она. Учительца,
Соблазненная, прикованная цепями
К черным стенам. И здесь – Он.
-Это ты! – вскричала она.

-Настало время отдаться и здесь,-
Отвечал он.
Я – древний отец твой.
Я могу заставлять,

Я могу принуждать, но ты
Должна начать отработку.
Возьми электрорубанок,
Иди к ним, наслади их кожу сниманием.

И вот, годы проходят.
Но слаб зов живых. Пионеры
Всё еще там, и их мучают
Зайцы, и она – соблазненная.

Не несите цветы, живые.
Не думайте о том,
Сколько бы было им,
Что бы было – не решает

Ничего слабый человек.
Это иллюзия – путь и пространства
Слабых надежд свет.

Здесь нам надо остановиться. Я сказал уж много. Остальное – думать вам. Давайте лишь посмотрим ссылки:

http://nerussky.in/
Официальный сайт Нерусского