Обстановка большого вечера — переполненный зал, давка у входа и на лестнице, распинающиеся распорядители и непоколебимая стена городовых.
По результатам футуристический вечер — нулевого значения.
Для футуристов, конечно.
На нем московские футуристы показали себя маленькими и робкими подражателями Маринетти и его отечественных последователей.
Да и публика не та, не наделенная южным темпераментом.
Она добродушно смеялась, аплодировала.
Как раз этого московские футуристы не ожидали.
Они ожидали скандала. Жаждали оглушительного свиста, ожесточенных криков „долой», быть может, сломанных стульев.
И Маяковский, заканчивая свое вступление „Перчатка», недаром бросил вызывающе:
— Я жажду сладострастья быть освистанным.
Увы — ни одного свистка. Прокатился веселый смех и жидкие аплодисменты.
Точь в точь, как на кинематографическом сеансе во время демонстрации „комической» „Поксон хочет жениться”.
Не было свистков и дальше, как ни надрываюсь футуристы, как ни пищал Крученых, мямлил Николай Бурлюк, ломался в стиле mauvais ton’а Лфшиц, завывал могильным голосом Маяковский.
Несколько хлестких фраз, набор малозначащих слов, выкрики и робкое третирование публики—вот весь багаж московских футуристов, с которыми они думают поставить мир вверх ногами.
Вчерашний вечер показал, что такие средства никуда не годятся.
Главная ошибка московских футуристов — в их заигрывании с публикой. Кому-то из них пришла несчастная мысль объяснить публике сущность футуризма, сущность „боевых” выступлений художников и поэтов.
Получилась скучная и нудная лекция.
Причем лекторы оказались совершенно неподготовленным и плохо разбирающимися в теоретических построениях футуризма, если только они вообще существуют.
Слившись с публикой, футуристы разменялись на медные пятаки и обесценились.
Впрочем, иначе они и не могли поступить.
Слишком в них мало истинной проникновенности и захвата.
Так, слякоть какая-то.
«Московская Газета» 27(14) октября 1913 года.