21-05-2013, в повторе передачи «Закрытый показ» от 07-12-2012 демонстрировали последний фильм Алексея Балабанова «Я тоже хочу» с сопутствующими, как это водится у Гордона, рассуждениями, критикой, псевдокритикой, и т.д. и т.п. Повтор, разумеется, был посвящен безвременной кончине мастера. Фильм хорош, но не как кинокартина, не как произведение искусства, не как проповедь или предсказание (собственной смерти), и, тем более, не как «исповедь» (по определению ведущего). Балабанов, возможно, первый в русском (а может и в мировом) кинематографе предельно четко и обстоятельно, минималистично и гротескно (одновременно) выразил идею «смерти автора», да еще и интерполировал ее в контекст русского менталитета. Видится мне: это больше чем исповедь. И вот почему.

Данная работа  похожа не на готовое произведение, но, скорее, на набросок, в котором герои только лишь обозначены: неразвитая речь персонажей, призванная лишь отражать их функции; слабовыраженные эмоции – минимум, без которого мы рискуем просто-напросто стать жертвами театра абсурда; предельно сжатый сюжет. Пятеро едут в радиоактивную зону на заброшенную колокольню, надеясь, что там их заберут в Счастье (куда, как, да и заберут ли вообще – непонятно). С другой стороны мы видим атрибуты внутреннего мира художника, его талисманы, символы, ориентиры. Как в мастерской живописца могут находиться предметы, побуждающие его к творчеству, предметы поклонения или предметы гордости, так в фильме Алексея Балабанова появляются аллюзии на чужие работы (сюжетная схожесть со «Сталкером»), напоминание о собственных (в фильме героям дважды преграждают дорогу: сначала – солдаты на пешеходном переходе, затем – коровы, что очень напоминает, например,  бегущих свиней в фильме «Замок»), приметы времени, архетипические и культовые (зачастую сугубо русские) образы и штампы. Зрителя помещают в пространство художника, в его мастерскую, в святая святых. Ничего более интимного для творца и быть не может! Предельная степень доверия, казалось бы… Но – нет! Балабанов заходит еще дальше!
Сначала он выступает как шпильбрехер, кайфоломщик, нарушает правила и вводит персонажа, который рассказывает героям и зрителю, чем все закончится. Это совершенно постмодернистский прием, который выводит нас за пределы пространства кино. Тогда что же мы, спрашивается, смотрим? Мотивация меняется в принципе: мы смотрим затем, чтобы узнать, ЧТО мы смотрим. Подобный подход достаточно развит, например, у Линча или Ханеке, но в отечественном кинематографе до сих пор негласно табуирован. И это отнюдь не говорит о нашей культурологической «отсталости», –  просто русский человек хочет верить в то, что видит. В этом плане, Балабанов честен до самого конца.
Он сам появляется в пространстве собственного произведения наряду с другими персонажами. Он не возвышается среди них, словно демиург, он даже никоим образом не решает исход сюжета. Напротив: он теряется среди них, и умирает, как и некоторые герои, как и множество тех, о ком вообще не упоминается. Его тоже не забрали в Счастье. Я не хочу делать какие-либо выводы или пытаться вывести мораль. Но факт остается фактом: Балабанов решил постструктуралистскую проблему «смерти автора», –  точнее «смерти режиссера», – в исконно русском ключе. Никто не скажет «не верю», да и некому уже.
06-09-2012 состоялась мировая премьера фильма «Я тоже хочу». 18-05-2013 года, на 55-м году жизни Балабанов Алексей Октябринович скончался в санатории «Дюны» Ленинградской области, где работал над новым сценарием. Причиной смерти стала острая сердечная недостаточность. Похоронен на Смоленском кладбище Петербурга.

http://ovidy.livejournal.com/12663.html