«Выбор Софи»

Уильям Стайрон

Быть подростком очень сложно, потому что постоянно находишься в состоянии неопределенности. Начиная с того, что ты не знаешь, кто ты. Ты уже не ребенок, это уж ты знаешь точно, дверь в мир детства ты закрыл сам, да и все вокруг подчеркивают, что «ты уже вырос». Да, но ты еще и не взрослый. Мир взрослых манит свободой и безумно страшит ответственностью. Да и все вокруг твердят, что «ты еще не дорос». И вот ты болтаешься меж двух миров, раздираемый к тому же предательскими внутренними бурями разгулявшихся гормонов. Они то возносят на пик эйфории, то швыряют в бездны грызущих комплексов, ты потеешь в холод и дрожишь в жару, и сам себя подчас не узнаешь. Что же нужно такой мятущейся душе? Как и в любой шторм, в любую революционную неразбериху, нужна, прежде всего, опора. Ею может стать что угодно: любимое дело, человек, который, не осуждая, сможет соприсутствовать рождению новой личности. А рождение в любом случае процесс сложный и болезненный. Потеряться в такое время легко, заблудиться в собственных метаморфозах, сгинуть, уйдя из детства и никогда не став взрослым…

Герой романа Уильяма Стайрона «Выбор Софи», начинающий писатель Стинго-Язвинка, типичный подросток двадцати двух лет от роду.

Он живет между двумя мирами: с одной стороны – его детство в уходящей натуре американского Юга, с другой – суета послевоенного Нью-Йорка, манящая и пугающая. Стинго счастливый представитель нового поколения, у него есть дело жизни, он пишет роман. И хотя, погружаясь в творчество, он делает шаг обратно в покинутую страну детства, но это держит его на плаву, не давая погрузиться в темные воды переходного возраста. А они неумолимо плещутся у самого горла, мутные, пенные волны неосуществленных сексуальных влечений и фантазий, отнимающих силы. Стинго, как и положено подростку, высокомерен и уверен в собственной ценности, как писателя. На быстро оставленном посту младшего редактора, он с легкостью расправляется с чужими литературными потугами, но сам до смешного чувствителен к оценке собственного труда. Он трогательно эгоцентричен, роман на восемьдесят процентов заполнен его переживаниями, хотя есть в нем герои с судьбами куда более интересными и трагичными. Это соседи Стинго по пансиону, полька Софи и ее странный возлюбленный Натан. Для Стинго пара становится окном в мир взрослости, которое он время от времени пытается приоткрыть по мере своих возможностей, когда ему не мешает либидо или самомнение.

Как и для всякого подростка, мир взрослых непонятен и притягателен для Стинго. Он с горячим интересом бросается в отношения с Натаном и Софи, как безалаберный турист, без прививок, кидается разгуливать по малярийным болотам. А пески кругом зыбучие. Под привлекательной своей эксцентричностью маской необычной влюбленной пары скрыты две изломанные души. Одна из них погибает по прихоти природы, другую убили люди.

Натан, который в свои светлые моменты может быть привлекательным, умным, ярким собеседником, щедрым другом, источен изнутри душевным заболеванием. Вспышки неуправляемой ярости, попытки самоубийства, пагубная страсть к наркотикам – вот цена его привлекательности. Тайна Софи будет еще страшнее. Если власти над природой нет и некому попенять за болезнь, то жизнь Софи искалечена людьми. Мясорубка Второй мировой, ад концлагеря – вот ее прошлое. И оно ужасает тем, что Софи ни в коем случае не пламенный борец с фашизмом или польская патриотка. Нет, она обывательница во всех смыслах этого слова. Она жила в мире уютном, предсказуемом, со своими, конечно, сложностями, но незаметном, рядовом. Она попадает в жернова войны, как та щепка, которые летят при рубке леса. Софи проживает свою психологическую смерть. Физически оставшись в живых, она пытается начать новую жизнь в Америке, забыв о своем прошлом, но это столь же нереально, как жить, забыв как дышать. Ее сумасшедший, параноидально ревнующий возлюбленный, единственный, наверное, человек, который мог бы быть рядом с ней, и с которым она могла бы быть. Они оба живут на границе яви и кошмарного сновидения, способного ворваться в жизнь. Это и роднит их между собой при всей нелогичности отношений.

Конечно, юный Стинго не в состоянии постичь законов этой странной, разрушительной связи. Когда Софи постепенно открывает ему историю своей жизни, он, то и дело защищается от невыносимых подробностей самым действенным орудием – интеллектуализацией. В результате повествование надолго уходит от кровоточащей правды жизни в холодные лабиринты рассуждений о политике Рейха, судьбах заключенных, выраженных в бездушных цифрах, биографиях политиков и перебивается неадекватными сравнениями феноменов фашизма и американского рабства. Впрочем, думаю, подростком здесь выступает не только герой Стайрона, но и Америка. Этакая страна-подросток, не знавшая потрясений, доставшихся Европе, но пытающаяся найти свою роль в них.

Если не обратиться к возрастной подоплеке поступков и мыслей Стинго, то его удивительная душевная ограниченность, эгоизм и тупая слепота просто ужасно раздражают и даже возмущают. Но молодость, как известно, проходящий недостаток, а у Стинго, похоже, есть реальные перспективы вырасти. По словам того же Натана, сказанным в период просветления, Язвинка способен написать неплохой роман. И это, пожалуй, спасет его от вечных метаний. К тому же не думаю, что развернувшаяся на его глазах, да и при его непосредственном участии трагедия, пройдет бесследно. Даже если находясь в эпицентре событий, он не в состоянии их прочувствовать и осмыслить, то цепкая память литератора вернет их ему позже. Собственно, тому и свидетельство роман «Выбор Софи», написанный от лица повзрослевшего Стинго.

Могу ли я рекомендовать роман для прочтения? Затрудняюсь. Написан он великолепно, тонко и психологически очень точно, но читается тяжело и из-за пугающей яркости самой истории и из-за многочисленных внесюжетных отступлений. Впрочем, думаю, никого из рискнувших прочесть, он не оставит равнодушным…