Короткое предисловие редакции:
Удивительные, яркие и талантливые записи на двух языках, русском и украинском, вернее, на трех — к двум языкам письменным Ростислав Шпук добавил визуальный язык замечательных фотографий

Парфьон — музикант «за походженням», практикуючий плiдний художник i автор пiсень, родом з Петербургу, який бiльшiсть життя провiв у Франкiвську.
Важкодоступнiсть малярських полотен змушує його вдосконалювати власними малюнками меблевi антресольнi дверцята, афiшi, коробки вiд цукерок i вже готовi картини iнших художникiв, якi випадково потрапляють до рук (в iдеалi — без вiдома господаря).
Але головний його хист — бути модником-колористом: переодягаючись кiлька разiв на день, вiн перманентно дефiлює-дефлює  центром мiста, i це називається «парфьонрманс». «Випадкових поєднань кольорiв» у його одязi не трапляється, все продумано i прораховано до найменших подiлок шкали одиниць кольору (його одяг дiє на глядача як проба Роршаха),  а позиченi чи випадково заробленi грошi (заробляє переважно або даруванням картин, за що отримує грошовi подарунки у вiдповiдь, або просто добрим словом) витрачає на лiки i лахи (секонд i хенд).

Візуальна присутність Парфьона робить кожну стать сильною: в арсеналi його буденного одягу (який служить перш за все засобом «виклику») — бедуïнська галабея, що сприймається необiзнаними за довгу нiчну сорочку, блискуче-слiпучий нiкельований байкерський шолом, ватиканська ряса, глибоководнi окуляри, ранець Playboy, хокейний плечовий панцир, ковбойський фетровий помаранчевий стетсон, шкiрянi штани з бахромою, iндiанське оперення та безлiч дрiбних натiльних артефактiв, переважно — колото-рiжучих: ордени, значки, вимпели, тату (на шкiрi спини носить водостiйке променисте зоряне небо). Про кожен предмет вiн розповiдає легенди: речi тепер є для нього головними джерелами iнформацiï, приводами до розмов i ïх натхненниками. Iснує пiдозра, що саме Парфьон став першим вiтчизняним хiпстером, а враховуючи добре збагачену мову i мистецьку обiзнанiсть, мiг би стати сучасним хiпстерським iдолом.

Дефiлює стометрiвкою Парфьон з обо’вязковою свiжою картинкою в руцi (припасеною для подарунку) поспiшно i цiлеспрямовано, демонструючи щiльну зайнятiсть, яка кудись щезає, щойно вдається помiтити за столиком знайомих представникiв «мiсцевих елiт».

Тих, хто пiдтримує його гривньою постiйно, вiн називає людьми «в долє» з собою, вважаючи себе ефективним iнвестицiйним проектом i влучним об’єктом невеличких ненакопичувальних фiнансових вкладень. З цим важко не погодитись, бо витрачає вiн скурпульозно прораховано, нiщо не йде на вiтер, i звертається по допомогу не круглими сумами «аби було», а числами-результатами багатоходових арифметичних операцiй, прорахованими до сотих часток  платiжних одиниць: 11грн 78коп.

А особливий пiєтет викликають у ньому тi, хто має вже декiлька його робiт, вiн називає ïх майбутнiми мiльйонерами, пiсля його смертi, при цьому вже багато рокiв запевняє, що на смерть чекати не доведеться, бо виліковність завжди перебільшено, i люди люблять підсуджувати хворобам.

АГІТПАРФЬОН

Заходив Парфьон в довгiй blond-перуцi, призiбранiй i пiдперезанiй на вершинi голови в конячий хвiст. Заходив на честь переддня виборiв у Росiï:
-Приходили из избирательного участка, спрашивали имяотчество, я сказал, что отчество у меня есть, но я не помню, где его записал, ггг.
-Вибори ж в Росiï
-Так Россия — это не страна, это — экзистенциальная цена.

I спитав, за кого голосувати, бо хоче за когось агiтувати, взяв 10 грн на «агитационные краски»:
-Люди сами ничего не хотят понять, а только все на свете распихать по видимым им местам. Они сеют ветер в голове и пожинают бурю в животе. Потому мой агитационный образ — «Конь Диционер»: перед всем, что люди говорят, подымается пыль, и всё сводится к готовности слушающих глаз воспринимать пущеную пыль: большинство ведь не смотрит, а только обращает внимание, его глаза не оставляют ему никаких воспоминаний.
Я же нахожусь в третьей жизненной трети, она у меня самая длинная, сакральная, не каждый до неё доживает: это когда пребываешь с Господом в неформальной обстановке. Но не так, как сейчас у молодых: родившись, сразу логинятся, добавляют Исуса в друзья и делают что хотят, пока он не ответит им взаимностью, зафрендит в ответ.

Но ты не смотри, что я так, для тебя я не в парике, мой парик — это не средство гигиены отмоложения, а форма растворения, которая делает связь с реальностью менее стабильной. Еще бы придумали фиксирующий лак против соскальзывания мислей, гггг…
А относительно молодости — у разных людей по-разному геронтоскоп настроен, но человек всегда стареет за счет всего того, что он разлюбил, а за счет всего, что полюбил — молодеет. Но сводя эти подсчеты — паразитирует на балансе. Потому омоложение — это безысходный бег вверх по эскалатору, который пейоративно тащится вниз, он требует много потных усилий только для того, что всегда было невыносимо: чтоб стоять на месте. Так что труднее всего стареть тому, кто не чувствует своего возраста, но видит его.
И наоборот, все наши орудия вреда — алкоголь и Со — дают радость свободного, захватывающего дух и мозг падения на опережение лифта, в скучном гробу которого едут в тот же кладбищенский низ граждане с досками подсчёта вместо лиц, не понимающие, что единственная доступная человеку романтика — в перемене места. Для них на переднем плане — всегда действия сзади, почему — потому что жопа — их приёмная успеха.
-Приемная дочь?
-Жопа не может быть дочерью, она — краеугольная мать. Так вот, пока они не эвакуируют из жопы все свои интересы, такими жопами будет продолжать высиживаться черствое тщеславие, тепло — всегда источник черствости, не способное лишить жопу статуса краеугольности.
Алкоголь же, добытый из рук хорошего собеседника, всегда кидает чё-нить на мозговую кишку, на извилину. Слушай, а можешь дать еще десятку?..

 

КРАСОТА

Заходив Парфьон, шоб спитати, коли я народився. І повiдомив, шо «молодость — это фора, срок действия которой истекает как только собираешься воспользоваться ею как форой», і що з цього невидимого вже року мого народження вiн займався торгiвлею джинсами, якi тодi були чимось «из жопы вон выходящим, и отсидел я 0,5 года из 15 возможных за фарцовку в особо крупных размерах»
-Скiльки ж ти ïх продав, якшо нiхто в джинсах вродi тодi й не ходив?
-Да немного, но очень крупных размеров…
А после того как молодость прошла в последний из разов — началась жизнь, в которой единственное, что тебе светит — свечка в жопе, которую даже установить вертикально не сможешь. Останется только на разогреве подмахивать ей своими лопатками вместо крыльев, превращая задницу из источника подрыва в сдерживающий центр. И это называется «трахнуть стариной» — то-есть свечкой, раздувая себя мыслью, что любви все возрасты — поп-корны. Хорошо, что хоть рвотный рефлекс размещен пока не в заднице.
А если еще и нету денег — ты попался, это сразу все занюхивают и начинают гавкать, причем собака чаще думает, стоит ли гавкнуть и как гавкнуть, чем человек, чувствующий, что тебе нечем откупиться от собственной пугливости — рефлекторной робости. В формуле человеческой речи крик — это слова-постоянные, умноженные на переменную букву А, и этим отмазанные от смысла, смысл уходит на перемену, потому говорят «не дай Бог жить во время перемен», то есть между звонками.
Деньги же — это бумаги с заразной болезнью завышенной кармической самооценки. Она лелеется тепличной оранжерейностью ментальной брони кошельков и легко передается «на предъявителя», пользуясь несопротивлением человеческого материала, который, заразившись от денег ещё до их появления на свет, начинает заниматься самонаценкой, обретает достоинство, теряя лицо.
В-общем, мир может и спасёт красота. Но только если погубит людей. Потому что в их восприятии даже самая видимая из красот обнаруживается не глазами, они всеядны, а энергетическими замешательствами и гормональными столкновениями в теле смотрящего на эту случайную совокупность линий, цветов, фактур и их очертаний, то есть границ, сложенных в красоту. Эти границы на самом деле очерчивают пропасть — все, что вне красоты.

ПРО АЛКОГОЛЬ, ВІРУ І ВІРУ В АЛКОГОЛЬ

Заходив Парфьон з новими картинками на честь 50-ти днів алкогольної абстиненції:

— Водка не убивает талант, она его ужесточает. Подающему надежды она в обмен подаёт знаки.

Кто хоть раз не умер посредине жизни, говорит она, или хотя бы не докуривал за смертью, тот не жил, тот не знает, что трясти будет до конца, потому что зона турбулентности заканчивается только под землей.

Незапойный алкоголизм – это, как правило, привязанность к определенному стилю завершения своего дня, метод повторения, победа консервативных извилин над нерешительным запутанным меньшинством остальных. Такие люди пьют, чтоб научиться выходить сухими из водки. Бросают те, кто научился и те, кто утонул.

Все так ясно и просто, но к утру ясность убегает, как работящий муравей, её остается примерно столько, сколько солнца в солнечном сплетении.

И добиваясь новой ясности, пить надо с тем, кто мягко наливает, будто отпускает перышко, кто наливая, умеет прислушиваться к стакану и к кому прислушивается даже стакан, с кем пьешь, будто принимаешь воздушные ванны внутрь.

А выпивка — как кровать, должна быть такой, в которой можно потеряться, но не потерять.

Тем более, что водка может превратить в кишку или выпрямить 70% извилин, но задействуем мы все равно только 20%, значит, если эти части не пересекаются — для головы остается только польза
-І самий ефектний ефект — звикання.
-Потому время от времени надо делать ребрендинг — блевать после бренди, а не водки. Но водка — это чистое опьянение, без привкуса.  И пить надо, как любить, по Бродскому — «немного, однако сильно».

А догуливая сутки по полной, лучше помнить, что каждый из нас беременен завтрашним днем, и после второго алкогольного дыхания мы выжимаем соки уже не из этого вечера, а из завтра, обрекая его на инвалидность от искусственной внутриутробной асфиксии. И что не каждая ночь и не каждый собеседник стоит твоего перегара.
-Алкоголь вибиває зі сну, як в’язка іриска вставні щелепи: просто зміщує. А довго пояснювати хочеться лише тóму, до кого швидко доходить
-Без базара, базар — это когда разговаривают, взвешивая слова. А гнилой базар — это когда каждое слово еще и заворачивают в бумажки, взвешивая фальшивыми гирьками, утяжеленными потайным свинцом.
Но когда лежишь уже на дне стакана — оттуда не сможешь выбраться, пока не нальешь полный и не всплывешь со спасательными кругами под глазами, радуясь каждому вспомненному слову. Здесь — как везде: если ты попался, единственная возможность выбраться, всплыть — превратиться в говно.
Но не отбывать же всю земную жизнь как будто кастинг в рай. Человек все равно проживает её без Бога, так как жизнь — это Его домашнее задание для очеловеченной на время души, чтоб потом выставить счет/оценку. Домашние задания исполняются без участия учителя, а потом все время Бога уходит на их проверку, потому-то он и не заинтересован, чтоб эти жизни были слишком длинные. А человеческое самомнение, будто он создан по Образу и Подобию — это и есть совокупный грех тщеславия, лжи и осквернения, следующим должно стоять утверждение, что это Бог совершает акты паломничества в наш мир, а не наоборот.

-Як не стараються люди чи їх спільноти об’єднувати своїх Богів в одного, Общинного, на практиці нічого не виходить, навколо них існує 7 мільярдів Богів.
-Потому все церкви я б делал посредине, в воздухе, в экуменических офшорах — в самолетах, там очень хорошо заходит вера, самолетами неспроста кто-то помахивает, как кадилом. еще бы пилотов в рясы загнать и тюрбанами покрыть, вместо парашютов поставить свечки, вместо сидений — молитвенные лавы с полочкой для коленей, вместо инструктажа бортпроводницы — хоровая исповедь, тогда и свальный грех победила бы свальная благочестивость.
Но поскольку жизнь — это пилотированный грех, следовательно жертвенным может быть только самоприношение, все другие «жертвоприношения» — это вандализм, выкуп собственного спасения, свершаемого личностями с низкими фобическими клиренсами, чья запоздалая мудрость есть всего лишь обретением плана раскаяния.
С другой стороны, большинство людей, поканчивающих время от времени самоубийством, склонны к нему с самого начала, и долгое время не делают этого только потому, что ждут появления Виновного, которому можно заметно и концентрированно предъявить, и в угрызения совести&общества которого они готовы перевоплотить свою вечно невпопад реинкарнирующую жизнь, полную гнева праведного, потому что бесплотного, но потому и бесплодного.
И если бы Пушкин был нашим современником, то вместо «Нет правды на земле, но нет её и выше» писал бы «в ногах ли правды нет иль нет её повыше?»
В общем, ни опуха тебе, ни оперенья.

 

КОЛЬОРИ І ЛЮБОВ

Заходив Парфьон за порадою, якого кольору йому купити костюм на презентацiю «Лексикону» Андруховича: кремовий, беж чи слоновоï кiстки. До цього моменту я не мав сумнiвiв, що то абсолютнi синонiми для розмальовки застiльних розмов шопоголiйок. Ну максимум — ступені вигорання  одного кольору чи стадії його зіпраної зношеності.
За пiвгодини від моменту, як він посіяв в менi фобiю означення кольорiв, Парфьон вже демонстрував костюм i вищу міру витверезіння — це коли, перед тим як шось сказати, вiн дочікується уваги слухача, «виправдального вироку» його зустрічного погляду, занедбавши звичну автономнiсть власного мовлення.

-Видишь, таки не зря считается, что это человек при галстуке, а не галстук при человеке.
Я вот только розовый не ношу, это цвет мужчин с задним приводом, которые в детско-юношеском познавательном нащупывании точек соития выбрали первую попавшуюся («если бы вы знали, из какого сора вырастают люди»).

Хотя в других меня больше интересует то, где у кого заканчивается потолок, а не сколько у кого полов: полуполые мужчины и двуполые женщины необходимы для сброса демографического балласта, помогают снять проблему перенаселения, потому не надо никого искусственно сталкивать лобками, ими стоит дорожить. А еще дорожить надо серыми людьми: на них держится вся сфера обслуживания. А несерые или сами умеют дорожить собой, или им Бог помагает. Даже мозг прозвали серым, как лобное место сферы обслуживания.
Хотя мозг — это скорее желтая пресса: выдаёт нам неправдивую информацию, потому что работает за темниками подсознательного, то есть это желтое, которое выдает себя за серое. Политический флаг мозга — желтое на сером носителе: сейчас все цвета получили политические принадлежности, каждому цвету выдали по «убеждению». И если говорят, что любовь — это попытка удовлетвориться одной женщиной, то скупая серость — это попытка удовлетвориться одним, как правило ярким, цветом.

Не зря именно те соотечественники, которые ежедневно одевают черное, при этом как правило, черное носить не умея, на торжества одевают розовые рубашки, на худой конец – розовые галстуки, и стригутся тем короче, чем кривее у них черепа. И чем солидарнее друг с другом они одеваются, тем охотнее друг друга они подставляют.

А регенерации потраченного семени они достигают, лузгая семечки. Так может, в этом вся причина: целые поля ренегатов-подсолнухов смотрят в сегда в одну сторону.
Поэтому я — фовистический акмеист: с возрастом цвéта должно прибывать. как бы ни восторгались молодостью, лучшие годы — акме — это золотое сечение жизни, со всеми его раскладами: когда осталась непрожитой меньшая половинка, относящаяся к прожитой так же, как прожитая ко всей жизни. Если Платон с Эвклидом считали, что весь мир создан в пропорциях золотого сечения, то я считаю, что эти пропорции должны распространяться и на время. Стремясь к этому месту золотого стечения жизни, молодость пытается опередить свое время, хотя опережать время опасно: если тебе кажется, что оно плетется за тобой — значит ты его начал терять. Но люди думают и взвешивают только перед тем, как сделать важный шаг, а лишние и дурные шаги делают без задержек и не колебаясь.
А при правильном «экзистенциальном питании» молодость заканчивается не так быстро, просто большую часть своей жизни она работает хорошим воспоминанием, хотя многие думают, что зрелость — это загробная жизнь молодости. И если возрастные морщины воспринимать как заготовки для улыбок, то и старость встретишь как бабочку. Иначе она будет еще худшим наказанием, чем влюбленность в человека, на которого тебе неприятно смотреть.
Влюбленность – это вообще единственное наглядное проявление теории относительности: ничто другое так не относит, любовь – это закупорка восприятия, отданность своим чувствам на растерзание: если через каждого из нас время от времени проходит безысходность, то любовь — это непроходимость чувственного компонента безысходности, отрыв экзистенционального тромба. То, что Есенин называл «половодьем чувств», которое хочется перевести как «статевоводдя», пользуясь тем, как близко посажены наши языки.

ЛІБІДО І БОДУНИ

Заходив Парфьон, зібраний, як кубик Рубіка і покроплений чимось, несумісним з повітрям,- одеколоном, який не дає запаху, але зв’язує кисень, роблячи атмосферу задушливою.

-Ти винайшов атмосферний егоколон?

-Подавление запахов окружающих — это не эгоизм. Эгоизм — это неуникальная способность оккупировать собой всё своё внутренне пространство, а не внешнее. Когда-то считалось, что лучшим парфумом для мужчины, идущего в кинотеатр, есть свежая смесь сигары и коньяка. Но стареющие феромоны прячутся в чудачествах, потому от современного зрелого мужчины должно пахнуть сумасшедшинкой: человек с годами все меньше понимает, но все с бОльшим смиряется, потому кажется мудрым, хотя раствор знаний в голове все жиже разбавляется ерундой. А мудрость — это разумение, которое получаешь ниоткуда, без усилий, то-есть обманным путём.

Моя мудрость обычно является с бодуном, он оказался её то ли бойфрендом, то ли бой-фрейдом, и после 64,5 — дневной разлуки с алкоголем мои утра не стали чувствовать себя лучше, я обнаружил Фантомный Бодун — следствие перерыва в пьянствовании, разрыв в накопительном действии алкогольной анестезии, когда невыпитое вчера влияет на утро еще хуже, чем выпитое раньше, просыпание по привычке происходит в том же растерянном состоянии, и последней со всего тела от кровати отрывается голова. Надо вписать его в Википедию. А следующая моя статья, наверное, будет о Блуждающем Бодуне.

Так что бросить пить — это слишком резервный ход, его нельзя расходовать каждый день, его надо держать на конец. А принимать лучше на веру, водка хорошо ложится на веру. Я ходил бы в церковь, но там постоянно занято, и иконы настроены на приход. Люди с низкой долей интимности занимаются ритуальной гимнастикой ненужных групп мышц, почему-то считая её душеоздоровительной, а молитва для них — единственный способ потренировать память, не тревожа и не волнуя работу мозга. Вобщем, создание человека — это прекрасная идея Бога, а появление человечества — это очень плохая ее реализация. Бг не каждому дал πзду, но каждому даст πзды, сумей только взять. Потому я, как герой Вуди Аллена, раньше исповедовавший иудазм, после 50-ти перешел в нарциссизм: он объяснил мне, что это не я выгляжу хреново, а так свет падает, вместе со мной, но слишком быстро падает, не люблю свет за скорость, на свету я становлюсь аутсайдером, даже моё ускользающее лицо не успевает ускользать, потому-то на нем — постоянный эффект кипящего молока, сбежавшего в трусы, усиленный преклонным бездорожьем, когда любая бритва на лице превращается во внедорожник, выехавший на бессмысленное after-party.

Бессмысленное — потому, что со временем либидо съёбывается, любовь втирается, в итоге большинство супружеских отношений — это любовь в терпкой фазе, любовь по требованию, как остановка. Во время занятий ею глаза закрыты плотнее, чем входные двери.

А я, когда был влюблен в питерскую художницу,- мечтал после смерти стать чучелом в её музее, она — единственная, кто была мне важнее, чем её мОчи половая система. Даже полоски на наших одеждах совпадали, и нашим взглядам трудно было пересечься, потому что всегда смотрели мы в одну сторону, даже когда она уже начала ловить все свои отражения не в зеркалах, а в новостях телевизора. Но она не считала меня лучшим своим произведением, и поскольку её любовь ко мне была несовместима с моей к ней, то значит, и её жизнь не совместима с моей, то есть её жизнь — это не ко мне.

После этого я еще мечтал быть волонтером на ее кладбище, ухожором высокопоставленных могил.

Но те, кто влюблен  очень демонстративно, крутят напоказ имитированную любовь, как мерчендайзинговый клип, с той же целью, с которой носят часы или покупают никелированный глушитель, не понимая, что любовь — это сборная всех чувств, отобранных Всевышним Селекционером из предыдущих наших переживаний. Её функция — отдать нас этим чувствам на временное растерзание и определить многую экзистенцию: то, что ты любишь тайно — и есть тайной, а то, что любишь явно — и есть явью.

Продолжение следует…

http://if-ro.livejournal.com/