…Они знают о книжках слишком много
Алекс Громов — автор ряда книг, опубликованных в России и Европе тиражом более 30 тысяч экземпляров, радиоведущий, обозреватель Mail.ru, «Книжного обозрения», «Новостей литературы».
Ольга Шатохина — автор нескольких романов, ведущая рубрики в «Российской газете» — «Книги с Ольгой Шатохиной».
Награждены Кульмскими крестами за возрождение и развитие исторических традиций отечественной литературы.
Не трать мою вечность!..
Время убыстрилось, убежало, спряталось… Теперь его не хватает на многое и, конечно, на книги тоже. Для того, чтобы прочесть не одноразовую книгу, нужно посвятить ей несколько часов, причем не просто абстрактных единиц времени, а часть своей жизни. Одноразовые лайт-книги проглатываются быстрее и так же стремительно выветриваются из памяти. Ни в одной книге, пусть даже самом фантастическом романе, герой не просит сделать так, чтобы ему хватило времени и желания прочесть все книги мира. Книг должно быть много, чтобы мы могли сделать выбор. Но кто сказал, что жанры или имена имеют значение?..
Амария Рай. Примула
Сборник являет собой прекрасный образец не только изысканной психологической прозы, но и сатиры. Меткие иронические зарисовки, выхваченные из нашей жизни, щедро рассыпаны в большинстве произведений.
Так, в рассказе «Ксива» отображена одна из актуальных сейчас тем – то, как человек, причастный к силовым структурам, начинает чувствовать себя стоящим выше общепринятых правил приличия. Нет, речь идет даже не о ярко выраженном оборотне в погонах – просто «…Парень был из милиции. Оперативник. Капитан. Его довольное лицо светилось счастьем уверенности, избранности, чувством превосходства». И вот такой персонаж, зайдя, скажем, в магазин, считает себя вправе безнаказанно хамить окружающим, а в ответ на справедливое возмущение угрожать разбирательством «в другом месте».
Но не все так просто в нашей действительности, и на всякую «красную книжицу» найдутся корочки покруче: «…ваш шеф – некто Озеров, говорите, а вот шеф шефа моего мужа он, знаете ли, он… президент…».
Для товарища оперативника, мгновение назад ощущавшего себя хозяином жизни, падение с сияющих высот собственного величия оказывается настоящим потрясением.
«- Что же это за страна такая! – лихорадочно сглотнув и слегка заикаясь, промолвил он, — сплошные ксивы, никакого покоя нет! – и быстрым шагом, не оборачиваясь, направился к кассе…»
Как же правильно жить, по ксиве или по правде?..
Сатирических образов в книге целая галерея. Начальник, отправив жену с ребенком на курорт, пытается соблазнить сотрудницу, но так нелепо, что даже перед старинным приятелем выставляет себя недотепой, а вдобавок супруга по телефону начинает подозревать неладное. Дочь крупного чиновника, как стрекоза из знаменитой басни, растрачивает все шансы если не добиться настоящего успеха, то хотя бы удачно устроиться в жизни – ради «сезонных интрижек» в теплых краях и иных нехитрых развлечений. Все это очень смешно, но одновременно и бесконечно грустно – напоминает рассказы нашего классика сатиры Михаила Зощенко.
А перевернув страницу и открыв стилизованную под восточную притчу «Легенду», читатель окунается в совсем другую реальность, где романтика искреннего чувства вынуждена соседствовать с корыстным расчетом и жестокостью войны. Но волшебное дерево, воплощение вечной Любви, «от злых людей теперь надежно спрятано, чтобы не могли они чинить вред и любовь пытаться истребить на радость мраку».
…Может быть, нет в мире иных чудес, кроме чуда найти близкого человека.
Кристина Кондратьева. «Икона XXI века. Кузнецовское письмо».
Искусство вечно, пока на свете есть и гении, открывающие новые грани возвышенной красоты, и целые династии художников, продолжающих и совершенствующих традиции. Искусствовед и руководитель одноименной галереи Кристина Кондратьева выпустила красочную изысканную книгу, рассказывающую о творчестве одного из самых самобытных художников Современности – Юрия Кузнецова, разработавшего метод «бисерного письма», когда вместо сплошных мазков используются отдельные цветные точки.
Этот мастер создавал удивительные иконы. По мнению Кондратьевой, «если подробно рассмотреть структуру «кузнецовского письма», то мы увидим, что интуитивно Юрий Кузнецов, подобно иконописцам древности, вложил в него универсальные, архетипичные элементы, которые помогают человеку на пути обретения «ключа» к пониманию искусства». Кроме того, автор книги обращает внимание читателей на то, что «помимо универсализма «кузнецовского письма», оно еще снимает устоявшиеся веками противостояние Восток-Запад… для икон Ю.Э. Кузнецова характерно то, что в них могут найти созвучие со своей орнаментальной культурой представители разных народов. И в Китае, и в Японии мы можем встретить уже знакомые нам элементы орнамента. Сравните орнамент маленькой декоративной китайской маски и японского фарфора с завитком «кузнецовского письма»….»
При этом творческие поиски и уникальный авторский стиль сочетаются со строгим соблюдением древних традиций Православия. «Одухотворить образ может только внутреннее состояние иконописца, позволяющее божественному проявиться в материальном». Автор выводит родословную творческого метода Кузнецова от характерных приемов ярославской школы иконописи, ярких образов, созданных когда-то Симеоном Холмогорцем. Наследие старинных мастеров, вдохновенно переосмысленное нашим современником, позволило создать то «бисерное письмо», иначе называемое «жемчужным», благодаря которому появляются работы, в прямом смысле слова, наполненные ярко сияющим светом. При этом родственные мотивы можно проследить и в произведениях приверженцев одного из самых утонченных направлений французского импрессионизма – пуантилизма.
Сейчас иконы в стиле «кузнецовского письма» создает дочь Юрия Кузнецова — художник и иконописец Марина Филиппова. Она еще старшеклассницей начала помогать отцу и постепенно осваивать его творческий метод, «но о том, чтобы самой написать икону в течение первых трех лет и помыслить не могла…». А однажды друзья, приглашая Марину на свадьбу, попросили подарить им икону. «Так я написала свою первую икону Христа Спасителя и сама поразилась своей смелости! – вспоминает художница. — Вот меня и пригласили в этот мир – мир духовный, и он оказался еще более прекрасным, чем я могла себе вообразить…».
Домострой
Новый перевод знаменитой книги с церковно-славянского на современный русский выполнен не просто как подстрочник. Заботами переводчика Александры Плетневой и научного редактора Александра Кравецкого он превратился из литературного памятника в полностью понятный и даже актуальный текст. Неслучайно они в своем послесловии пишут, что «перед нами не простое описание повседневной жизни. Задача «Домостроя» совершенно иная. Это программа, проект, описание того, как повседневная жизнь должна выглядеть в идеале. Именно в этом и заключается непреходящая ценность этого памятника. Перед нами идеал быта средневековой Руси. Как и любой идеал, он мог отличаться от и, вне всякого сомнения, отличался от реальной повседневности. Но ведь идеалы эпохи не менее важны, чем ее реальные дела. Для нас, потомков, это повод соотнести наши представления о правильном обществе с теми, которые описывает автор «Домостроя». Кроме того, рассказывается не только об истории самого текста, но и о тех книгах, которые были в руках его составителей.
Послесловие историка Леонида Болотина воссоздает картину времени написания «Домостроя», то есть реалии Руси XVI века, и в том числе и укрепления отечественной державы и особенностей летописей того периода, и значения «Домостроя» для наших предков. Литературный памятник при вдумчивом рассмотрении оказывается вполне актуальным и в наше время. «Во всяком хозяйстве — в лавке, при торговле, и в кладовых, и в комнатах, и в домашних запасах, и в сельских работах, и в ремесле, в приходах и расходах, займах и долгах — нужно всегда рассчитывать и жизнь свою устраивать… Надо всякому человеку избегать тщеславия, похвальбы, дурной компании, жить по средствам и в соответствии со своими знаниями и честным доходом». Проиллюстрировано полноцветное издание рисунками Валерии Ярославцевой. Завершается книга перечнем русских мер и весов.
Алексей Величко. История византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I
Века назад именно Римская империя символизировала закон и порядок. Римляне считались представителями цивилизации, а их противники – погрязшими в пороках дикарями. Власть Римского императора была единственно легитимной во всей Вселенной. С появлением христианства, а точнее – официального признания его, «миссия императора как главы и первого защитника Кафолической Церкви заключалась в распространении повсюду света веры…». Наследником Рима стал Константинополь, чье строительство началось в 324 года на территории греческой колонии Византии. 11 мая 330 года состоялось освящение Константинополя, после чего император Константин перенес сюда столицу Римской империи и нарек город Новым Римом, Константинополем.
В чем же своеобразие возникновения Константинополя? Он стал первым христианским городом великой империи, ибо во времена Константина и его наследников здесь не был построен ни один языческий храм, а ранее существовавшие на территории этой греческой колонии языческие капища были превращены в христианские церкви. Но при этом Константин был не чужд изящного, и в его новой столице место нашлось для лучших образцов древнего (и поэтому – языческого) искусства. Так, на городском ипподроме разместилось шестьдесят уникальных статуй, привезенных по приказу Константина из Рима. А из греческих Дельф, где находилось храм и святилище Аполлона, в Константинополь была доставлена статуя Аполлона Пифийского.
Прошло время, Рим пал под ударами варваров, а Константинополь стал самым большим городом мира. Весь мир грезил о Константинополе, как о городе чудес, окруженном золотом сиянием, в котором уже в VI веке проживало более 500 тысяч человек, и этот город утопал в какой-то неописуемой роскоши. Всё, всё, произведенное в любом уголке Древнем мира, стекалось в Византию.
Но жизнь Византии оказалась и неотделимой от христианства, поэтому в издании уделено большое внимание церковным делам и религиозной политике императоров: «…с созывом первого Вселенского Собора для всех впервые зримо возникла Кафолическая Церковь. И ранее церковные общины видимое общение друг с другом, но никогда до 325 г. не было формы, в которой могло бы выразиться общецерковное сознание». В книге уделено место деяниям Юлиана Отступника, на короткий временный миг возродившего древние языческие традиции, внединастического императора Иовиана, наследовавшего Юлиану, и четырех династий императоров. Заканчивается обстоятельное повествование понедельником 9 июля 518 года, когда умер император Анастасий I.
Михаил Костин, Алексей Гравицкий. Живое и мертвое
Город Витано хорошо защищен от опасностей, готовых хлынуть из беспокойного внешнего мира. Стены прочны, маги не дремлют. А внутри кольца стен жизнь идет размеренно, даже социальные лифты, пусть и немногочисленные, выстроены. И вот студент по имени Винни, отнюдь не честолюбивый, далекий от радужных грез о великих подвигах там, в царстве хаоса за стеной, неожиданно попадает за пределы обжитого мирка. А там все оказывается совсем не таким, как его учили. Более того, непонятно даже, где находится это самое «там».
«…ведь небо в Витано и небо над вашим островом должно быть одинаковым, если Витано находится где-то здесь. Звезды-то одни и те же. А если отличаются, значит, Витано где-то совсем в другом месте.
— Конечно, так, — рассеянно кивнул Мессер. — А что, звезды те же? Или отличаются?
Винни потупился, признался честно:
— Не знаю. Я никогда дома на звезды не смотрел. И в Академии про них ничего не рассказывали».
Расписанная до мелочей жизнь горожанина Винни превращается в непредсказуемую и весьма опасную игру. Но эти недостатки компенсируются внезапным пробуждением неподдельных чувств, от азарта до ярости, от страха до любопытства. «Винни мечтал уже добраться до портового города и посмотреть на то, что здесь называют городами. А заодно найти возможность вернуться домой. Впрочем, о возвращении думалось теперь как-то очень отстраненно. Любопытство взяло верх». Раньше он существовал, а теперь живет, хотя в этой реальности далеко не всех, кто ходит, мыслит и говорит, можно однозначно отнести к разряду живых существ. Изучить этот парадокс герою тоже приходится на собственной шкуре. И постепенно он осознает, что в его родном Витано «отцы города» ведают о внешнем мире гораздо больше, чем дозволяется знать горожанам. У городской верхушки за стенами свой интерес. И ей совсем не нужны те, кто, пусть даже случайно, оказался замешан в эту игру…
Борис Пугачев. Зеркало для слепого
Бизнес в начале 90-х годов прошлого века в России был неотделим от риска. Молодой доктор наук, а нынче предприниматель Родик сталкивается с издержками зарождающего отечественного капитализма, в котором люди часто «гибли за металл». Подробно описаны и трагические события в далеком Таджикистане, где шла беспощадная борьба за власть…
Но даже в такой непростой жизни, оказывается, есть место вдохновению и романтике. Пусть даже отношения, начавшиеся как яркая вспышка страсти, «последнее время если и не отягощают, то стали вполне обыденными. Даже монотонными. Встреча, гостиница, ресторан, театр, иногда магазины… Все повторяется из раза в раз почти без вариаций». Но вот в устоявшейся обыденности появляется необычный подарок – шкатулка из «странной яшмы», как поначалу кажется героине. Но нет, это не яшма, это камень, в самом названии которого заложена удивительная притягательность.
«— Это чароит. Чарующий камень реки Чары. Заметь, пейзажный. Что видишь?
— Буря мглою небо кроет…
— А мне кажется, что это бурный океан, пенно бьющийся об острова на фиолетовой планете. Мы же парим в небе и выбираем свой остров. Тихий, спокойный, с прозрачными озерами. Вон они в виде вкраплений кварца в черно-зеленый фон. А видишь, как струится фиолетовая вода, сливаясь с бело-фиолетовым небом?
— Вижу. Только я не чувствую спокойствия в этих островах. Мне они кажутся опасными. Придет волна и снесет все, что на них есть… Океан ведь на любой планете изменчив — то ласковый и теплый, то бурный и страшный. Жить посреди океана не хочу.»
Вместе с любимой женщиной герой отправляется в Турцию – пересидеть недолгое смутное время, а потом возвращается обратно в Москву. Есть в романе и история реального, но, увы, так и нереализованного проекта отечественной сотовой связи — советские военные технологии тогда были одними из лучших в мире, но некоторым богачам показалась выгоднее заработать на использовании западных методик, чем развивать отечественные.
Игорь Киреенко. Мамай и Бабай. Повесть и рассказы
Удивительно живая и самобытная проза, запечатлевшая атмосферу сурового края – Якутии. Книга повествует о жизни геологов, а также всевозможных колоритных личностей, с которыми им приходится встречаться в процессе поиска золота и иных подземных сокровищ. Автор написал эту книгу по собственным впечатлениям и воспоминаниям, он много лет работал геологом, а потом и начальником партии. Среди тех, с кем сводила его судьба, были и юные студенты-романтики с восторженными глазами, и тертые личности, имевшие за плечами не одну ходку по самым разным отступлениям от закона – от неудачной кражи поросенка до убийства человека.
Появляются на страницах книги и самодеятельные профессионалы таежной жизни, по своему мудрые, закаленные до несокрушимости – так похожие на своих собратьев из приключенческих романов о временах Дикого Запада и золотой лихорадки. Они так живут, снисходительно поглядывая на тех, кто знает о подобном существовании преимущественно из упомянутых сочинений. «Каждую весну Михеич оказывался в нужное время и в нужном месте, и встречал прибывающих работяг и геологов, обустраивал базу, приводя ее в божеский вид и делая пригодной для жилья… Вскоре подлетали молодые, веселые геологи и студенты с гитарами и молотками на длинных ручках, торчащими из пухлых рюкзаков. Пели заунывные песни, весело смеялись и шутили, изображая из себя бывалых таежников, ударяясь в воспоминания из жизни героев произведений Джека Лондона»
Но не только в столкновении романтических фантазий с откровенной реальностью, полной сырости, холода и гнуса, видит автор главную беду тех, с кем он делил и банку тушенки, и место у костра. «Жизнь геологическая полна и радостей, и переживаний, ради которых каждый год в тайгу, тундру, в горы… по какому-то зову уходят молодые здоровые, полные оптимизма ребята и девчата, а через десятки лет возвращаются усталые, больные и душой, и телом, никому не нужные ветераны… Но это будет уже потом, в наши дни, а тогда все еще было не для себя, а для страны». И даже забубенные бродяги перед лицом смертельной опасности, оказывается, были способны и на подвиг, и на самопожертвование.
Алекс Громов
Ольга Шатохина