вместо предисловия
Вчера на почте я получила бандероль с книгой Петровича. Это уже вторая книга прекрасного писателя, которая у меня есть, обеим я очень рада. Всякий раз, когда я читаю такую прозу, преисполняюсь тягостного недоумения… Впрочем, я все понимаю, но все равно пожать плечами и плюнуть в сторону современных книгоиздателей хочется. Почему книги для чтения нынче загнаны в угол, почему не просто мало востребованы издателями, а не востребованы вовсе и игнорируются годами? Почему такие книги выходят небольшими тиражами и купить их нет никакой возможности? Почему прекрасный автор, чьи книги однозначно будут перечитываться неоднократно, не находит дороги к массовому читателю? Позиция издателей мне совершенно понятна. Мне уже непонятна позиция читателей. Аналогия — еще лет пять назад большинство ругали телевизор, но смотрели в него. Сейчас люди, несколько лет не включающие зомбоящик — не диноазвры и не сумасшедшие, а очень даже наоборот — всем привычное явление. Так когда же мы, наконец, перестанем кормить бизнес, ничего общего с чтением не имеющий, а просто втюхивающий нам-читателям неудобоваримый фарш под попугайной обложкой? Ясное дело, при очень сильном желании парочку истин, прикольных моментов и интересных сюжетных ходов можно раскопать и в помойке, но может быть пора прекращать ограничивать себя мусорной кучей и все же читать нормальные, хорошие книги для чтения? В них всего больше, потому что они — хорошие книги.
Авантюрный роман Петровича «Гоп стоп битте» я читала в сети, он там есть, бесплатно, ссылку я выложу под текстом воскресного чтения. Но книга — она лежит сейчас со мной рядом, в ней уже загнут уголок на нужной странице (каюсь, загибаю уголки) и, получив такой подарок от автора, я радуюсь не просто подарку и вниманию, в первую очередь я радуюсь книге. Вот такое наблюдение за собой-читателем. (Елена Блонди)
ГОП -СТОП, БИТТЕ
Когда застарелый геморрой и некурабельный простатит лишили древнего, как папирус, благородного Оскара фон Деринга возможности скакать на его любимом жеребце тракененской породы — старик спятил. Так, по крайней мере, решили его знакомые и в первую очередь единственный наследник его состояния внук — Михаэль.
Родители Михаэля погибли в автомобильной катастрофе, и его воспитанием занялся дед. Первые симптомы старческого слабоумия любимый внук обнаружил у престарелого дедушки ещё тогда, когда тот приказал ему, с отличием окончившему Wirtschaftgymnasium — гимназию с экономическим уклоном, подать документы на ветеринарный факультет с одновременным поступлением в дорогостоящую секцию дзюдо. Дед не был крутым или деспотичным. Он преследовал, тайную, одному ему известную цель, и ради её осуществления, был готов сломать хребет любому, кто попытался бы ему помешать. Хорошие люди не бывают хорошими воспитателями. Дед был воспитателем превосходным. Он знал, что ослушаться его нельзя. Фамильный замок на берегу Рейна, завещанный внуку в случае неукоснительного выполнения его рекомендаций, служил отличной гарантией послушания.
Явное ухудшение психического состояния гроссфатера наступило через три года. Дед дождался, когда внук прослушает полный ветеринарный курс всего, что касается разведения лошадей, приказал наследнику бросить ветеринарию и поступить на факультет славистики. Идиотский приказ совпал по времени с появлением в доме чешской немки Матильды.
Экономный до скупости хозяин особняка брал на работу в качестве Putzfrau только молодых и прехорошеньких, но даже последнее обстоятельство не позволило ни одной из девиц задержаться в доме больше шести месяцев. Все они принимались с так называемой Probezeit — испытательным сроком на пол года, что давало возможность работодателю по истечении указанного срока без всяких объяснений отказать в выдаче Fesfer Vertrag(Fester Vertrag — договор о предоставлении постоянного места работы, пер. с нем., прим.автора), и, сказав лицемерное es tut mir so leid(Es tut mir so leid — я очень сожалею, пер. с нем., прим.автора) — положить глаз на следующую мамзель.
Обольстительные формы молодого тела Матильды в сочетании с её другими, известными только одному хозяину качествами, нарушили сложившуюся традицию. Матильда — единственная из претенденток получила заветный Fester Vertrag и осталась в доме навсегда.
Михаэль безропотно выполнил странный приказ. Он оказался способным и прилежным учеником. Педагогический коллектив университета обучил Михаэля разговорному русскому и кириллице, а студенты славяне из бывших советских республик: сербы, поляки, словаки, болгары и к ним примкнувшие русские немцы аусзидлеры(Aussiedler — переселенец, пер. с нем., прим.автора) научили тихого в прошлом Михаэля хлестать водку, волочиться за барышнями, решать проблемы без вмешательства полиции, и врать про несуществующий интим с матушками особо отличившихся негодяев чаще, чем это позволяли приличия.
* * *
Единственный сын и продолжатель дела успешных конезаводчиков из Восточной Пруссии, Оскар фон Деринг оделся, как на дипломатический приём и велел секретарше пригласить внука на собеседование. Роскошный дом в земле Rheiland — Pfalz родители успели купить до войны и тем самым смогли уберечь сына от разорения. Ни одна бомба не упала на крышу старинного особняка.
Михаэль пришёл за час до установленного времени. Раньше прийти было можно, позже — нельзя. Дед записывал в личные враги каждого опоздавшего. По глубокому убеждению старого кавалериста потомственного прусского офицера, уважительных причин для опоздания не существовало.
Оскар приказал накрыть стол для ужина в кабинете. Холёная Матильда, внесла на подносе шварцвальдскую ветчину, тирольскую колбасу с сыром и баварскую с острым перцем, чёрный хлеб для господина, серый — для его внука, (белый хлеб едят только неженки, поэтому в доме его подавали исключительно под французский сыр с голубой плесенью). Достала из бара и выставила стеклянной батареей бутылки с вином. Зажгла свечи. А когда она наклонилась, чтобы из нижнего отдела старинного серванта достать персональные дощечки для нарезания копчёностей, и ткань узкой в бёдрах юбки плотно облегла необыкновенной привлекательности зад, — Михаэль перехватил заинтересованный взгляд деда и понял, что старый кавалерист хорошо разбирается не только в лошадях.
— Сухое красное располагает к беседе и в сочетании с чёрным хлебом улучшает пищеварение, — Оскар освободил от пробки бутылку Dornfelder, понюхал её, остался довольным и продолжил, — легкомысленный Sekt (Sekt — немецкое игристое вино, пер. с нем., прим.автора)делает мужчину смелей на любовном фронте, а даму гораздо сговорчивей, старый добрый Doppel Korn(Doppel Korn — немецкая водка двойной очистки, пер. с нем., прим.автора) хорошо согревает в холодную погоду, но при его передозировке утрачивает доброту и делает человека агрессивным, пиво расслабляет и клонит ко сну. Так что ты выпьешь, мой мальчик?
Мальчик с удовольствием накатил бы грамм двести водочки, и отлакировал бы всё это потом кружкой холодного терпкого пива Jever, но он уже слишком глубоко погрузился в русский язык, чтобы остаться простодушным. Михаэль успел отметить на пергаментных щеках деда робкое рдение, что являлось несомненным признаком волнения опы(Der Opa — дед , пер. с нем., прим.автора), приплюсовал к этому парадный костюм, перенос трапезы из столовой в кабинет, для того чтобы беседу не могла подслушать прислуга, суммировал наблюдения и протянул руку к бутылке мозельского. Дед молча одобрил выбор наследника, произнёс как молитву: «Gott segne den Winzerstand und das deutsche Vaterland»(Gott segne den Winzerstand und das deutsche Vaterland — Бог благослови виноделие и отчизну., пер. с нем., прим.автора) и наполнил бокал. Затем он поднял сосуд. Прищурил по-снайперски один глаз. Отодвинул искусно гранёное стекло от себя на расстояние вытянутой руки таким образом, чтобы пламя ближайшей свечи полностью скрылось за контуром сосуда, и свет его лучей пронзил насквозь содержимое бокала. Лёгким круговым движением кисти окатил рубиновой волной стенки хрусталя, поволновал и успокоил вино, оценил цвет и прозрачность напитка; сказал, как выдохнул традиционное «prost»( Pros(i)t — на здоровье пер. с нем., прим.автора), сделал большой глоток и произнёс самую длинную речь в его жизни. Но сначала он подвёл к большому зеркалу внука, стал рядом и обратил внимание Михаэля на их поразительное сходство.
— Какие выкрутасы позволяет себе генетика? Ты похож на меня больше, чем на своего покойного отца.
После второго бокала дед уточнил:
— У тебя такие же синие глаза и такие же сильные ляжки, как у меня в молодости, а это значит, что ты будешь таким же жеребцом, каким был я. Ляжки важнее бицепсов, потому что в них кроется мужская сила.
Третий бокал настроил деда на философский лад:
— Вчера ночью я прочёл у Шиллера, а в нём я, что б ты знал на будущее, храню оригинал довоенного плана Инстербурга с точным указанием месторасположения дома твоего прадеда, так вот вчера я прочитал: «Судьба и в милости мздоимец. Какой, какой её любимец свой век не в бедствии кончал?». Бедствие это что? Голод, холод, утрата близких? Да, это бедствие, конечно, но не все же голодают в старости, трясутся от холода и часто хоронят родных. И, тем не менее, бедствия не избежать. Почему? А потому что Шиллер имел в виду совсем другое. Он имел в виду то, что не минует каждого, а именно, — старость! А с нею немощь, болезни, уход от активной жизни, и как следствие — забвение. Люди, вообще, что б ты знал, умирают не от старости. Они умирают от забвения. Но и активная старость не безгранична. Я думал, что мне сносу не будет, и вот… — Дед замолчал, прикончил бутылку, и сам того не подозревая, стал вдруг на сторону ненавистного ему основателя первого интернационала, провозгласившего главный жизненный принцип: «подвергай всё сомнению».
— Какой, интересно Arschloch(Arschloch — (дырка в заднице) распространённое немецкое ругательство, прим.автора) придумал, что «о мёртвых либо хорошо, либо — ничего».
— Это древние римляне изрекли.
— Ну, вот я и говорю, что все они аршлохи, — деда непросто было сбить с панталыку. — Он потребовал сигару и продолжил, удивляя теперь уже парадоксами, — человечество резко поглупело с тех пор, как научилось чтению, — дед заметил недоумённый взгляд внука и разъяснил, — один дурак написал, а другие, среднестатистические по уму граждане уверовали в печатное слово, и стали, как попки повторять эту глупость. Как это «либо хорошо, либо — ничего?». А про Гитлера? А про Сталина? Тоже — хорошо?! Ни в коем случае! Следовательно, о мёртвых нужно говорить: «либо правду, либо — ничего».
— Кстати, про Гитлера, — дед задумался на мгновение, — до сих пор не пойму, как мне тогда удалось избежать виселицы. Ведь после покушения на фюрера репрессивная машина заработала с такой немецкой беспощадной производительностью, что до сих пор удивляюсь, как эти головорезы не обратили внимания на мою персону.
Рядом, плечо к плечу стоим с Клаусом на общем фото. Наши родители поддерживали приятельские отношения и один раз в году ездили, друг к другу в гости. Понимаешь ли ты, что это могло обозначать? Смертный приговор для меня. Вот, что должно было это означать. Спас господь! А, может быть, среди ищеек со свастикой на рукаве попался умный — такое бывает, и он выяснил, что после детства наши пути разошлись. Не знаю. Так вот, если бы мой друг детства полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг в прошлом офицер Баварского кавалерийского полка снабдил бы портфель с адской машиной ещё одним взрывателем, и разнёс бы бесноватого фюрера на куски, он считался бы избавителем человечества от дьявола или его записали бы в террористы? По всем существующим законам и юридическим нормам, он, конечно же, террорист, но я бы лично за Клауса всю жизнь свечки ставил. Наша семья, всё потеряла из-за Адольфа. Всё! Имение под Инстербургом, лучшие в Пруссии конюшни, а в конюшнях чистопородные тракены, — дед со вкусом втянул в себя дым, — но, что я мог поделать, когда этот псих развязал войну? Как я мог избежать этой бойни, этой напасти? Как? Я — офицер в четвёртом поколении, принимал присягу, — дед задумался, как будто бы он хотел ретроспективно прокрутить варианты уклонения от военной службы в войсках третьего рейха.
— Матильда, — негромко попросил дед, словно он точно знал, что его слушают за дверью, — свари нам глювайн(Глювайн — глинтвейн, пер. с нем., прим.автора).
«Ну, всё, — решил Михаель, — сейчас предок закиснет от дымящегося пойла, скопытится, и вообще, разумно ли пить горячее вино в тёплой комнате?».
Однако предок не закис и не скопытился. Наоборот, огненный глювайн согрел кровь, а может быть, даже включил память тела — напомнил организму то чудное состояние лёгкости, которое испытывал дед в молодости, опрокидывая с друзьями стаканчик огненного напитка в Рождественский морозец. Дед явно протрезвел. Он включил кинокамеру и на экране один за другим пошли кадры с изображением лошадей тракененской породы. Когда на экране появилась элегантная женщина на столь же элегантном вороном жеребце, дед остановил кадр.
— Признайся, Михаэль, прокручивал ты сейчас в голове нехитрый каламбур: «дед сел на любимого конька и заговорил про коней». Прокручивал?
— Нет, опа, я тоже люблю лошадей и люблю, когда ты говоришь о лошадях, но ты прав и как всегда проницателен. Каламбур был, но он открывает смысл только на русском, — мозельское приятно ударило в голову, навело на размышление, но не настолько оглушило, чтобы он стал неразумно откровенным:
«А ведь дед влюблён не только в красавца Пепла. Голову даю на отсечение — он неровно дышит к наезднице. А почему бы и нет? Елена(Елена Петушкова — заслуженный мастер спорта, чемпион мира, олимпийских игр, 13-кратный чемпион СССР, прим.автора) очень даже ничего. А вот это общеизвестное: «Пепел Клааса стучит в моём сердце»(Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле., прим.автора) — применительно к деду, я бы переделал так: «Пепел с Еленой стучит в твоё сердце». А ведь неплохой каламбур, чёрт возьми. Жалко, что дед не знает русского. А зачем он меня пригласил? Для того чтобы в сотый раз показать мне фильм про тракенов? Да ведь я уже заучил их родословные, как «отче наш». Есть что-то библейское в этом перечислении потомков.
Дампфросс и Пехмарин — дочь Темпельхютора родили Пифагораза. Его линия дала миру Пилигрима, а семя Пилигрима дало жизнь легендарному Пеплу. А Глухарь родил Гейчу и Героиню, а Гейча родила Гида и Гарпуна. Ну, чем не Евангельское: Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его»
— А эти идиоты из… — голос деда набрал максимальную степень сарказма, — ненавижу, когда город Инстербург приходится называть именем русского полководца, так вот эти идиоты продали нам в Германию сыновей Галопа, Хога, Ореола и Халифа. За копейки продали и практически утратили линию Парсиваля. Испортили кровь тракенов голштинской и ганноверской породой. Тяжеловесные прусские жеребцы тоже в стороне не остались. Постарались на славу. Видел я, что там сталось с чистопородными лошадьми: грубая голова, короткая шея, торцовые бабки, как для упряжных лошадей — Оскар взглянул в лицо скучающего внука, всё понял и закончил лошадиную тему. — Но перейдём к делу.
Михаэль скосил глаза, и ему показалось, что свет из гостиной, проникающий сквозь тонкую щель между массивной дверью и порогом разделился надвое. Не ноги ли Матильды рассекли световой поток?
Дед снял со стены старенький, вытертый на карманах, но мастерски сработанный из великолепной кожи с красноватым оттенком рюкзак.
— Вот с этим рюкзаком я покинул родину. Наше имение разбомбили. Сравняли с землёй и погребли под обломками родителей. Теперь ты с этим же рюкзаком поедешь назад. Без чемодана с одним рюкзаком, как я тогда. Так я решил, и вижу в этом определённый символ удачи. Всё время забываю изречение Гегеля, как там: «История повторяется дважды. Один раз в виде фарса, другой в виде трагедии». Вот видишь, какой у меня склероз? Он же изрёк, по-моему, наоборот. Сначала трагедия, а потом — фарс. А как ты считаешь?
«Вот, хитрюга, дед! Проверяет мои знания в области классической философии, — Михаэль помедлил с ответом, — а вдруг, не проверяет, а и вправду забыл? Тогда удобно ли будет, продемонстрировав мою память, невольно отметить при этом ухудшение мыслительных способностей деда?».
— Я недавно прочитал об очень интересном факте биографии Гегеля, — уклонился от прямого ответа Михаэль, — когда он окончил полный курс богословия в Тюбингенском университете, то ему выдали аттестат, в котором чёрным по белому было написано: «Георг Вильгельм Фридрих Гегель обладает большими способностями, но не отличается ни прилежанием, ни сведениями, весьма неискусен в слове и может быть назван идиотом в философии». Как тебе это нравится?
— Сами они идиоты. Хорошо, хоть в психушку не сдали. У них это было запросто. А ты у меня молодец, и ты поедешь не с пустыми руками.
Дед открыл сейф, понизил голос. За дверью можно было услышать лишь обрывки фраз, отдельные слова… На первое время хватит. Организация дела для прикрытия. Назови его, как хочешь. Скажем, акционерное общество по восстановлению популяции лошадей тракененской породы «Деринг и К». Это несущественно. Главное — поиск. Но, если параллельно ещё и дело пойдёт — буду переводить через банк… Легально, на законных основаниях… В Маёвке Verdammt noch mal(Verdammt noch mal — проклятие, пер. с нем., прим.автора) — не могу Георгенбург оскорблять русским названием… Там нет больше хороших кобыл… Линия англо-арабского Нана Сахиба хорошо сохранилась только в Белоруссии. Конезавод имени Доватора… Феноменальная прыгучесть…
Мелодичный звон сомкнувшихся бокалов…Zum Wohle(Zum Whole — на благо, на здоровье, пер. с нем., прим.автора)!… Нет, ни эскудо, ни муадоров, ни дублонов, ни цехин, ни луидоров, ни гиней, ни индийских рупий не было, мы же не пираты какие-нибудь. Были честно заработанные гульдены, польские червоные злотые, золотые венгерские форинты и золотые румынские леи. Там наши предки двести лет продавали коней. И на имперские конюшни лошадей поставляли. А как же?… На твой век хватит и ещё внукам останется… Prost!.. Сперму только в конезаводе имени Кирова. Ростовская область… А мы сами себя своим немецким усердием высекли… Ха-Ха-Ха… Быстрый селекционный успех означает столь же быстрый уход от родоначальников породы. Русские отстали в селекции, зато их родоначальники породы тракенов стоят ближе. Мы приливаем кровь английской чистокровной для усиления темперамента, а эти лежебоки, ничего не делая, сохранили то ценнейшее, что называется Gewandtheit или Bosheit. Кстати, как это будет по-русски?
— Русские называют это качество натуры благозвучным и задористым словом: — «лихость!»
Влажные звуки наполняемых бокалов. Нетрезвые голоса.
— Нет, я не мог туда съездить. Моего сводного брата Густава — он был священник — пъяные русские солдаты прибили гвоздями к воротам кирхи. Распяли. Это страшно, но я не могу их судить. Я выяснил позднее, где и когда был сформирован полк и даже фамилию командира узнал. Всё про них знаю, но судить их не могу.
— Почему?
— Потому что я видел в Белоруссии, как по телу расстрелянной нами партизанки, ползал её грудной ребёнок. Про Хатынь я уже не говорю. Не будем об этом.
— Ты думаешь, мы туда вернёмся?
Пауза.
— Я думаю, что ты сюда не вернёшься.
***