Тедди прекрасно выглядел в прошлую среду вечером, в церкви святой Иглесиас. На нем был новый темно-серый костюм в тонкую черную полоску, белая рубашка, галстук, на правой руке золотой браслет; начищенные ботинки блестели так, что в них можно было смотреться как в зеркало. Кожа на оливковом лице гладкая, ни единой морщинки, а ведь Тедди отметил 65 лет прошлой весной. Чисто выбрит, усы, виски, линия стрижки безукоризненно выполнены хорошим парикмахером, и пахло от него дорогим одеколоном.
Тедди всегда такой щеголь, даже в рабочей одежде, даже когда мусор разбирает. Пойдешь в подвал выбросить мусор, а он там копается в бочках, мусор сортирует, отделяет стекло и бумагу, как положено, и вид у него при этом такой, как будто он не супер, а начальник небольшого департамента: джинсы отутюжены, рубашка свежая, рабочие ботинки начищены до зеркального блеска. Просто английский лорд, а не доминиканец Тедди.
Вот и в среду вечером он выглядел всем на зависть, но никто ему не завидовал, наоборот, все только и повторяли: Look what happened to Teddy. Потому что Тедди не сидел вместе со всеми на лавке, не держал в руках молитвенник и не шептался с соседкой под монотонный говор священника. Тедди лежал в гробу возле кафедры, вот что случилось с Тедди.

Все было сделано по высшему доминиканскому разряду. Гроб у Тедди был совершенно шикарный, полированный, из настоящего дерева, с латунными ручками, которые блестели как золотые, с откидывающейся крышкой, а внутри все белый шелк и драпировки. Вокруг на подставках стояли венки из свежих роз, гвоздик и лилий, на первой скамейке сидели близкие родственники, дальше по церкви располагались родственники второй и третьей степени, затем друзья и соседи. Время от времени кто-то из сидящих вставал, подходил к дочери или сестре Тедди, сидевшим на передней скамье, обнимал их, целовал воздух возле уха и незаметно передавал конверт, в котором лежали деньги, так, небольшая сумма. Тедди предстояло последнее путешествие на остров Гаити, в Доминиканскую республику, где его ждалo место на семейном участке, путешествие дорогое. Это им будет стоить около десяти тысяч долларов, шептались в церкви, но ничего не поделаешь. Человек делает то, что должен делать, а как же, Тедди так хотел. Еще неделю назад был здоровый, веселый и собирался в Атлантик Сити, а теперь look what happened to Teddy.
– У него жена умерла два года назад, – сказала Красивая Маша, – болела, болела и умерла.
– Она научила меня красить седину хной, – отозвалась Длинная Зина. –Берешь цветную хну, знаешь, в круглых банках в испанской аптеке на углу продают, делаешь горячую кашку, намазываешь на голову, держишь два часа и готово дело. И с басмой смешивать не надо, как мы в Союзе делали, такая замечательная хна в этих банках.
– Иранская хна? – Спросила Красивая Маша.
– Скажешь тоже, иранская. Мы у врагов хну не покупаем, ты что, не знала? Да ладно, закрашивает все равно хорошо. Как ее звали, его жену? Уже и не вспомнить, а всего ничего прошло, – пригорюнилась Зина.
– Ай, бессмысленно все, живешь, прыгаешь, диеты выбираешь, – Толстая Грета открыла сумочку, покопалась, вытащила пачку сигарет, – а, здесь нельзя, черт! Look what happened to Teddy, a он ведь никогда не курил.
– У него инсульт случился, плохой инсульт, ничего не смогли сделать. Вот они говорят, копите на пенсию, золотые годы, пожалуйста, сколько он успел побыть на пенсии? Целых три месяца и двенадцать дней! Ишь как вырядился, пенсионер! – Красивая Маша достала компактную пудру, открыла, припудрила нос.
– Что это у тебя, Lancome? Я только в аптеке пудру покупаю, дай посмотреть, – Длинная Зина взяла пудру, открыла, понюхала. – Хорошо как пахнет, дорого! А что это посредине, как будто ногтем кто-то ковырнул?
– Старуха, богатая старуха ковырнула, никогда в жизни такой пудры в руках не держала, из любопытства. – Грета вертела сигарету в пальцах. – Я забыла сумку в такси, а она нашла, и позвонила мне. Оказалось, она тоже из России, на пятьдесят лет раньше меня приехала. Я пошла сумку забирать, так в доме два дормена, меня и на порог не пустили, нам велено только сумку отдать и все дела. Потом уже я обнаружила , что с пудрой случилось, хотела выкинуть, но рука не поднялась, дорогая ведь пудра, тридцать долларов заплатила. Так и пользуюсь.
– Интересно, чем богатые пудрятся? – Заглянула в зеркальце Маша. – Наверно, рассыпной пудрой, каким-то супер-брендом, нам и названия такие не говорят, чтобы мы не думали, что жизнь идет мимо. Я у одной работала, у нее вся косметика фирмы Сислей, из Парижа, слыхали про такую, нет? Так и жизнь пройдет, а мы все будем Covergirl для коровниц пользоваться.
– Тедди всегда припудривался после бритья, светло-коричневой рассыпной пудрой, – прикрыла глаза Черная Лея, – у него была пуховка, он держал ее в хрустальной вазочке с крышкой. Побреется начисто, вотрет лосьон после бритья, и пуховочкой пройдется. Как хорошо от него пахло! Еще сегодня утром, я проснулась, а у меня на подушке рассыпалось немного пудры, и пахнет …
– Никто не ожидал, а он раз и умер, вот и сыпет пудру куда попало, жалко нас оставлять, знаки подает. Подожди, ему скоро надоест, найдет там себе занятия поинтереснее и забудет о нас в новых блистающих мирах. Как курить-то хочется, – Толстая Грета заскрипела зубами, – я выйду ненадолго, сил нет курить хочу.
– Мы все пойдем, что тут сидеть. Конвертики отдали, попрощались с нашим супером, чего еще, – и подружки засобирались, подобрали юбки, натянули кружевные перчатки, повесили ридикюльчики на левые ручки и цепочкой, одна за другой потянулись к выходу.
Всех их неожиданная смерть Тедди, которого они так или иначе хорошо знали, пригнула к земле, состарила. Вдруг обнаружилось, что их молодость давно прошла, и следа не осталось, да и годы расцвета уже позади, а впереди темным лесом без дорожек затаилась одинокая холодная старость. Там в лесу всегда темно , сыро и холодно, мхи свисают с влажных стволов деревьев, корни ползут по земле, хватают идущих за ноги. Тедди зазевался, его и утащило. А им еще идти и идти, одним, без его крепкой руки, поддерживающей за локоть, похлопывающей по плечу. Тедди им ни сват, ни брат, ни любовник, так, человек удобный в жизни, если надо штору повесить, или диван переставить, а иногда доставку принять, пока получательница на работе. Кошку покормить, если хозяйка уехала на Карибы, запарковать машину, улыбнуться специальной мужской улыбкой и сказать комплимент, от которого дама молодеет на десять лет, это все тоже был Тедди.
Утром следующего дня, без четверти десять, когда в окна светило яркое американское солнце, Длинная Зина опустила щиток над рулем, поправила очки указательным пальцем и слегка, в полупрофиль посмотрела на своего спутника:
– Сумасшедшее солнце, ослепляет, невозможно вести машину. Смотри, асфальт блестит как зеркальный. В России было много всякого разного, но такого солнца там не было. Надо затонировать лобовое стекло наконец!
– Извини меня, darling, Россия варварская страна, там нет ни дорог, ни солнца. Я тебе уже давно предлагаю продать эту машину, на такси тебе будет гораздо дешевле, поверь мне; страховка, бензин, ремонт, это неразумно тратить так много денег.
– Я знаю, darling, ты мне уже это говорил. Но, возможно, если ты возьмешь на себя хотя бы половину страховки, и будешь иногда платить за бензин, я не буду тратить так много; ведь и сейчас мы везем тебя в аэропорт.
– Oh, darling, ты права, тебе бы удалось тратить несколько меньше, но это было бы неразумно с моей стороны – ведь это же твоя машина.
Длинная Зина подняла щиток, поправила очки, опустила щиток, резко повернула руль вправо, к обочине, так что ее спутник несильно ударился головой о стекло, и сказала:
– Я совсем забыла, darling, у меня через полчаса деловая встреча. Будь так любезен, возьми такси. И не забудь чемодан в багажнике.
Нажала кнопку справа от себя, отщелкнула его ремень, перегнувшись через его колени, открыла для него дверь и на возгласы нецивилизованного удивления сказала:
– Я думаю, мне не стоит больше тратить на тебя время и бензин, жизнь так коротка, look what happened to Teddy! So long, darling!
А в это же самое время в парикмахерском салоне Франка:
– Какой кошмар! Тедди! Ты знаешь? – сказала Толстая Грета, усаживаясь в кресло парикмахерши Луз и поправляя волосы перед зеркалом, – Постриги меня, Луз, на этот раз покороче, а потом сделай мне «перья», ладно? Что-то мне захотелось изменить свой внешний вид, чтоб моя судьба меня потеряла, хоть на пару дней. А кто знает, что произойдет за эти дни? Вдруг что-нибудь новое, хорошее, в лотерею выиграю, найду на улице рыжего котенка или встречу хорошего человека подходящего возраста? Ты кредитку берешь? А тип я тебе наличными дам, у меня есть немного с собой. Кто бы мог подумать, такой на вид многообещающий мужчина был, и на тебе! Обязательно «перья», а потом пойду к Лили, сделаю маникюр, педикюр и массаж, она делает массаж лучше всех кого я знаю. Look, what happened to Teddy.
Тедди в цинковом ящике поверх полированного деревянного грузился в самолет, направлявшийся в Доминиканскую Республику. Погрузчик урчал, подтаскивая ящик к открытому грузовому люку; родственники Тедди смотрели на это из окна зала ожидания.
А в это самое время Красивая Маша Мона сидела в ресторане с Рыжим, веснушчатым, среднего роста мужчиной неопределенного возрастa, между сорока и пятидесятью, и собиралась пойти к нему в номер, заняться любовью или как это называется – сексом? Она смотрела на него, улыбалась, говорила о какой-то ерунде, внутри что-то подрагивало. Предвкушение, наверное. Давно у нее не было другого мужчины. Подошли его друзья или партнеры по бизнесу. Жан, высокий, кудрявый, с шапкой волос, заглянул Маше в глаза и сказал :
– Не делайте этого, не надо.
– Почему бы и нет? – спросила Маша. – Look what happened to Teddy!
И Рыжий тоже удивился:
– Почему, когда мы оба этого хотим?
– Не надо. А вдруг она тебя полюбит? Что ты тогда будешь делать? – Озаботился Жан.
– Ну ничего себе довод, – усмехнулась Маша. – А вдруг это он меня полюбит? Случится вдруг? Что тогда?
Они доели ланч, съели все до крошки, аппетит у Маши всегда был хороший, да и Рыжий , похоже, на аппетит не жаловался. Допили красное вино, глядя друг другу в глаза.
– Ну пошли? – спросил Рыжий.
– Пошли, – согласилась Маша.
Они поднялись, кивнули партнерам, которые и смотреть на них не хотели, отвернулись, а сами все равно смотрели из-за поворота, и пошли наверх, в номер. Там они разобрали постель, сходили по очереди в ванную комнату, вымылись до кожного скрипа, а потом обстоятельно занялись любовью. И все у них получилось хорошо, как следует, только – скучно как-то стало. Рыжий, следуя правилам игры, выученным с разными другими женщинами, которых у него было не так чтобы во множестве, но достаточное количество, сказал, отвалившись на сторону и тяжело дыша:
– Я хочу тебя всю обцеловать сейчас, от пяток до макушки.
– Всю не надо, – отвернулась Маша, – оставь что-нибудь нецелованным.
– Видишь, какая ты…
– Какая я … я как все… можно, я одену твою рубашку? Мне надо в ванную…
Самолет с цинковым ящиком в животе разбегался по взлетной дорожке, до отрыва от земли оставались секунды.
A в это самое время Черная Лея записывала заказ очередного клиента в ресторане на углу Колумбус авеню и Восемьдесят Шестой улицы. Клиент, крепкий мужчина лет сорока, заказал греческий омлет, мусаку и чашку кофе, к нему ржаные тосты с джемом. За соседним столиком молодая женщина кормила кудрявого мальчишку лет шести, тот есть не хотел, плевался и разбрасывал еду. Kлиент долго смотрел на них; Лея развела руками: ребенок, ничего не поделаешь.
– Были у меня разные женщины, я любил, меня любили, а детской любви я не знаю, – сказал клиент, – наверное, это хорошо, кормить своего сына. Как вас зовут?
– Лея, меня зовут Лея. Будете еще что-нибудь заказывать или это все?
– Ужасный ребенок, – пожаловалась женщина, – не слушается, и наказать его невозможно. Ему все равно. Говоришь, объясняешь, он смотрит пустыми глазами и видно, что ничего не воспринимает. Не стыдно, и не неловко, а просто надоело. Один раз я его по щеке ударила, слегка, только чтобы он меня услышал, заметил, а он взялся рукой за щеку и говорит: еще раз, и я в полицию позвоню.
– Он еще маленький и может измениться, – сказала Черная Лея. – Все в порядке с едой? Еще кофе? Зовите меня, если что-то понадобится, – и обращаясь к хозяину, стоящему на кассе, – Я выйду на пару минут, О’кэй?
Она вышла на улицу, закурила, посмотрела вверх. Серебряный самолетик бесшумно плыл над ее головой строго на юг. Тедди полетел! Она докурила сигарету и вернулась в ресторан.
Клиент допил кофе и попросил счет, и когда Лея улыбнулась, протягивая ему бумажку, спросил:
– Вы согласитесь со мной пообедать сегодня? Вечером, в другом ресторане. По вашему выбору?
А в это самое время Луис выезжал из ворот автомагазина на новом старом мерседесе. Не так чтобы старом, всего ничего наезд, восемнадцать тысяч миль, второй хозяин, белый мерседес! Он нажал кнопку на телефоне, ответила Луз:
– Бэби, у нас новая машина! Ты с ума сойдешь, когда увидишь! Да, старую я сдал им в счет оплаты. Ай, брось, какая пенсия! Look what happened to Teddy! Это мерседес, бэби! Белый как снег в России, кожаный салон, навигационная система! Вау, бэби! Я за тобой сейчас заеду, поехали кататься! У тебя Грета в кресле? И Грету возьмем, почему нет?!
Серебряный самолетик наверху, белый мерседес внизу, между ними в отеле на двадцатом этаже Красивая Маша в рубашке Рыжего; Черная Лея за столом ресторана в компании с клиентом, Толстая Грета с «перьями» в кресле у Луз, Длинная Зина за рулем на хайвее – все на своих местах. Кстати, клиента зовут Мэтью, Матюша, Матвей. Хорошее имя для новой истории.