Алексей А. Шепелёв «Echo»;
СПб, «Амфора», 2003
Злопыхатели врут: живы на Руси традиции прадедов. Нас и нанотехнологиями не корми, дай только аглицкую блоху подковать. Трэш-интеллектуал Алексей А. Шепелёв, родом из Тамбовской губернии, задался высокой целью перехамить Хоума и превратил свой дебютный роман во фрик-шоу. Пьяная богема, пригламуренные лесби из спальных районов, циклодольщицы, бомжи в драных женских колготках и маньяки, – все промелькнули перед нами, все побывали тут. Формальные признаки жанра присутствуют, – ан блоха-то не скачет. Она, по совести сказать, и у буржуинов не шибко резво прыгала: механизм сносился за полвека жестокой эксплуатации. А после шепелёвской модернизации болезная и вовсе слегла в параличе.
Должно быть, вся причина в подковах. Британцам и разным прочим детям бессердечного чистогана, им ведь что нужно? Спрос как гарантия роялтиз. Для этого все должно быть динамично и увлекательно: и слова, и пули, и любовь, и кровь. Русский интеллигент по природе своей динамики чужд и деньгами не озабочен: ему самовыражение дороже. Оттого подковы у тамбовского умельца вышли одна другой тяжелее и все с отрицательным префиксом «а-». Анемичный сюжет. Аморфная композиция. Аномальное многословие. Абулия персонажей, в конце концов.
А может, причина в том, что нарушен естественный порядок вещей. Канон первичен, пародия вторична. Но у советских собственная гордость. Трансгрессия в СССР возникла именно в пародийном изводе. Надеюсь, не забыли: «Маленький Вася приехал в “Артек”, / Ночью в палату проник гомосек…» При таком раскладе как ни трудись, а результатом будет унылый и уродливый шарж.
А еще может статься… Да что проку теоретизировать? Давайте я вам про книжку расскажу, а дальше вы сами решите.
«Echo», подобно древнегреческому дому, делится на две половины – мужскую и женскую. Обитатели мужской половины пребывают в двух состояниях – либо пьяны, либо с бодуна:
«О. Фролов, лежащий у себя на диване в позе льва, то есть, простите, сфинкса, высоко задрав анус (разорванные трусы) – причем эту позу он не меняет всю ночь! – блюет в таз с рыком льва и львенка одновременно да еще перемежает все это всхлипами – с настоящими слезами! – “Господи!”… Рядом Репа на коленях на полу над тазом, отхаркивает свою неизменную и неизбывную желчь, как будто молится, только приговаривает не “Господи!”, а “Пошли все вон!”»
Если андроном заведует Дионис Блюющий, то гинекеем командует Афродита Анальная:
«Светка развела ягодицы Ксю и припала язычком, потом всем ртом, как бы в засос и пуская слюну. Ксю постанывала…
– Давай! Что я только туда не пихала! Три фаллоса уже выкинула – маленькие, мне надо чтобы впритык, чтобы до боли… смотри, что я могу – прям как та телка из порнухи! – она воткнула в себя пальчик, потом сразу другой, расширяя отверстие, стала как-то сжимать мышцы, фырскать-пыркать попой, как ртом».
Вот вам и фабула: пока чуваки самозабвенно жрут самогон, чувихи развлекаются с крупнокалиберным страпоном. И кабы только они. И кабы только со страпоном. Здесь все одержимы навязчивой идеей засунуть себе в сфинктер что-нибудь инородное. В ход идут молотки, толкушки, нательные кресты, – что ж, могий вместити да вместит, флаг вам по вышеуказанному адресу. Но вместить шесть с половиной а.л. подобного текста попросту невозможно: есть более гуманные способы самоистязания.
Дело даже не в брезгливости, – рвотный рефлекс у нашего читателя давным-давно атрофировался. Дело в том, что написана книжка скверно и скучно. Вместо действия здесь вялотекущая попойка с претензией на неподражательную странность (пляски в чем мать родила). Вместо характеров – девиации. Вместо языка – жеманное юродство («Репинка-экзотическая-экзальтированная-маракуйя умеет при случае эвфеминистически профеминистически выражаться»). Вместо эмоций – карамазовские слюни пузырями («Я буду лизать ее влажные ляжечки, икорочки, ягодички»). И полный комплект трэшевых штампов. Тупые ублюдки родители. Использованный презерватив в куче дерьма. Икона, занавешенная рваными трусами. Копеечный эпатаж так приелся, что даже не раздражает, – проскальзывает мимо, не оставляя по себе ничего.
Спрашивается, и какого рожна нас зазывали на алкогольно-лесбийский праздник непослушания? Ну, тема сисек худо-бедно раскрыта, – эка невидаль. Ну, исправили ребятишки в учебнике «Москву златоглавую» на «Москву златогавно», – тоже не Бог весть что. А дальше? Дальше тишина. Приличия ради надо бы хоть чем-то украсить смысловую нищету. Веничка Ерофеев смешал бы самогон с шампунем от перхоти и объявил это чудом в Кане Галилейской. Сорокин устроил бы расчлененку и дал крупным планом какую-нибудь архизначимую деталь, – скажем, отрывной календарь с датой 7 ноября. Елизаров обвинил бы в падении нравов злого демона Пастернака и предложил магически очиститься – например, погрызть ногти у мертвеца. Но шепелёвское ничто даже не пытается сойти за нечто: абулия, как и было сказано. Надо бы в конец глянуть, авось хоть там обнаружится клаузула:
«У двери накорябано мелко уравнение: ху, и я, не понять зачем, не в силах на полсекунды сдержать порыв энергии любви, творческой деятельности, брутальности, фаллоцентризма или разрушения, достал из кармана ключ и распахал очень крупно – но не там, где надо было, а почти на месте крестика: Й».
Волей-неволей вспомнишь старинный анекдот: и он ехал в Одессу, чтоб сказать эту хохму?
Выходит, да. Выходит, за тем и ехал.
А.Ш. в одном из интервью признался, что мечтает экранизировать «Echo». Продюсеры, внимайте: затея более чем перспективная, – особенно ежели режиссуру поручить Гай Германике. Получится вполне кошерный экспортный продукт. Блоха совместного германо-шепелёвского производства ускачет хоть в Канн, хоть в Венецию. Европа загодя аплодирует: там русскую пьянь люто обожают. За пятую графу.
Точно, Гай Германику подключите