…встретил двоих у кинотеатра имени Ленина. Один, худой и длинный, на цыгана похожий, говорит: «Малой, у тебя деньги есть?» А Лёлик, хоть маленький, а умный — «Нет», — говорит. — «Нету денег». А у самого в кармане рубашки — рубль, у материного хахаля из кармана плаща стащил, когда из дому уходил. А Цыган на это говорит: «Да я и сам вижу, что нет. Откуда у такого малого деньги?». А Лёлик глаза опустил, глядь в карман — и, правда, рубля нет. Сунул два пальца — точно, нет. Куда подевался? Потерял, наверное. А другой, щекастый и конопатый, говорит: «Ты что, Цыган? Это же Лёлик, у него батя сидит!». «Да?» — удивился Цыган, — «Ну, на тогда обратно», и сует Лёлику рубль, — «Не разевай рот в следующий раз».
А потом тот другой, который сказал, чтобы Цыган рубль вернул — его, оказалось, Смоляк, зовут, говорит: «Пошли в кино». Лёлик и согласился. А потом оказалось, что у Цыгана со Смоляком денег нет, и все равно Лёлика рубль пришлось дать в кассу. Не жалко — всего тридцать копеек за три билета на «Корону Российской Империи». А потом еще тридцать копеек на три билета на «Москва-Кассиопея» и три стакана яблочного сока в буфете.

Потом на море пошли, купались. Холодно, правда, было в воде — май, а как из воды вылезешь, тогда тепло — солнышко греет. Так что не очень-то купались, только для гонору, чтоб показать, что и в холодину можно купаться, а больше на песке валялись.
А когда купались, в воде железные трубы ногами нащупали. Цыгану со Смоляком невдомек — что за трубы? А Лёлик говорит: «Глупые, что ли? Это трубы — рыбу ловить, бычков. Бычки в трубу залазят. Трубу нужно поднять и рукой дырку зажать, чтобы бычок не удрал». Цыган со Смоляком удивились, что Лёлик такой умный, но полезли все-таки бычков ловить. И Лёлик тоже полез — ему не впервой, Лёлик — рыбак, в отличие от всяких цыганов и смоляков городских. Часа два в воде лазили холодной — все ловили и в трусы бычков складывали. А потом, как объявились мужики, что трубы в воду забрасывали, так втроем и бежали со всех ног, с бычками в трусах, почти всех растеряли — трусы-то не плавки, резинкой внизу не прихвачены!
Сели потом на берегу, костер развели, бычков жарили, тех, что остались. Курили еще беломор. Цыган со Смоляком думали подшутить — начали Лёлика беломором угощать, как маленького, а Лёлик уже и раньше сто раз курил беломор — у деда воровал, с Андрюхой Иващенко прятались в винограднике, курили. Бычков поели — невкусные, совсем не как у бабушки Маруси, рыбой воняют и горелым, и без хлеба вдобавок.
А потом Смоляк с Цыганом говорят: «Пошли домой, поздно уже». А Лёлик отвечает: «Я домой не пойду, я из дому ушел». Смоляк с Цыганом опять удивились и зауважали Лёлика сильно после этого, начали расспрашивать, почему он из дома ушел, потому что одно дело в школу не ходить — Цыган со Смоляком сами уже два года в школу не ходили, а другое дело из дома убежать. Но Лёлик им ничего не рассказал. «Так», — говорит, — «Просто, ушел и все». «И куда же ты теперь пойдешь?» — спрашивают. А Лёлик отвечает: «На Змеиную гору пойду». «Дурак, что ли?» — говорят Цыган со Смоляком. — «Это же вон как далеко. Туда на автобусе надо». «Ерунда», — ответил им Лёлик, — «Не далеко. Я там миллион раз был. У меня там бабушка живет и дед». И тогда Цыган со Смоляком пошли домой, а Лёлик пошел на Змеиную гору.
Вначале он встретил пьяного и мальчика. Пьяный купался в море, а мальчик хотел его вытащить. Но мальчик был маленький, такой же, как Лёлик, и вытащить пьяного не мог. Поэтому Лёлик залез в воду и стал помогать мальчику. Тогда пьяный вдруг разозлился и ударил мальчика кулаком, а потом и Лёлика ударил. Мальчик заплакал, а Лёлик нет, просто выбежал на берег и смотрел, как мальчик в воде плачет. Тут к Лёлику подошли два парня взрослых, в кепках, слюной сквозь зубы цвиркнули и спрашивают: «Это чего там?» А Лёлик им говорит: «Не знаю. Пьяный какой-то, дерется». Тогда парни залезли в воду, вытащили пьяного на берег и начали его бить. «Ты зачем малого ударил?» — говорят. А мальчик сам вокруг бегает и кричит: «Не бейте, это мой папа» и опять плачет. А Лёлик повернулся и дальше пошел.
А потом он увидел яхту. Белую-пребелую. Он раньше никогда не видел яхту так близко — только парус вдалеке и еще в книжках на картинках. А тут она стояла возле берега, самая настоящая яхта, как в книжке. А от яхты на берег шел такой длинный-предлинный деревянный мостик с веревочными перилами, а на мостике стояла девочка в белом платье и мужчина в белом капитанском костюме и в капитанской же фуражке. Тоже как на картинке. Девочка была совсем взрослая, намного старше Лёлика — наверное, в классе пятом уже училась, и с белыми волосами, поэтому он глаз не мог от нее отвести. Даже на песок сел, чтобы они там, на мостике, не подумали, что он нарочно их разглядывает. Сел на песок, будто ему что-то в песке понадобилось, камни там, куриные боги, и смотрел на яхту, капитана и девочку целый час, пока они на мостике стояли, разговаривали. А потом они на яхту ушли, и Лёлик их больше не видел. Тогда он встал и дальше пошел.
А дальше был летний кинотеатр. Там пацаны вышли драться. Целой толпой. А когда Лёлика увидели, то говорят: «Ты с какого района?» «Ни с какого», — говорит Лёлик. А они ему: «Давай драться тогда, раз никого из наших не знаешь». «Я Цыгана и Смоляка знаю», — сказал Лёлик. «А-а-а», — закричали пацаны, — «Так ты гнилозубовский! Ну, теперь тебе конец!» «Сами вы гнилозубовские», — сказал Лёлик. — «И так нечестно, вас вон сколько, а я один!» «Тогда будешь драться один на один», — сказали пацаны, — «все по-честному», и выпихнули одного, самого толстого и здорового, со второго класса, наверное, уже пацана. «А долго драться?» — спросил Лёлик. «До первой крови», — ответили пацаны, — «или пока не заплачешь». Лёлик взял и заплакал. «Ага, хитрый какой», — сказали пацаны. — «Так не выйдет. Давай до первой крови». Толстый сразу ударил Лёлика в нос, и у него из носа потекла кровь. Это пацанам тоже не понравилось — то, что Лёлик так быстро дерется. Они повалили его на песок и начали бить ногами. Били долго, пока кто-то не закричал: «Гнилозубовские!» И тут же все пацаны куда-то убежали, а прибежали какие-то новые, с палками. И среди них — Цыган и Смоляк! «Вы же домой пошли», — сказал им Лёлик. «А ты на Змеиную гору!» — ответили Цыган со Смоляком и засмеялись.
«Это Лёлик», — сказали Цыган со Смоляком другим ребятам из своей шайки, — «Свой пацан. У него батя сидит». И все пацаны тут же Лёлика зауважали. «Он из дому удрал», — еще сказали Цыган со Смоляком, и пацаны Лёлика еще больше зауважали. «Он идет на Змеиную гору», — снова сказали Цыган со Смоляком, но Лёлик не успел понять, зауважали ли его пацаны еще больше, потому что вдруг, откуда ни возьмись, в них полетели камни, и все пацаны куда-то побежали. И Лёлик побежал вместе со всеми. Потом оказалось, что все бегут куда-то в одну сторону, куда надо, а Лёлик бежит в другую, потому что в него больше всего камней летело. Оказалось, Лёлик бежит прямо на тех, кто камни кидает. Испугался очень, потому и побежал совсем в другую сторону. Правда, потом он увидел Смоляка — тот тоже с перепугу бежал не туда. Но Смоляк старше Лёлика — вовремя все понял и на бегу говорит: «Давай вон туда, а потом резко влево, в трубе спрячемся». И они побежали прямо на тех, кто камни кидал, а потом прямо у них перед носом свернули и под горку покатились, а под горкой юркнули в трубу, из которой всякая дрянь с завода в море течет. Забежали в трубу и спрятались там. Стоят в темноте, в воде по колено. А пацаны, которые камнями кидались и в трубу их загнали, сами в трубу не лезут, боятся — темно там, а в темноте даже маленький Лёлик может в кого хочешь камнем кинуть. Стали пацаны возле входа в трубу и кричат: «А ну выходите!» Понятное дело, Лёлик со Смоляком не выходят, притаились. Тогда пацаны пару раз из пугача в трубу стрельнули. Лёлик испугался, а Смоляк нет. «Дураки», — говорит. — «Пусть стреляют. Сейчас наши придут, вызволят».
И точно, даже полчаса не посидели Лёлик со Смоляком в трубе, как прибежали гнилозубовские с Цыганом во главе. Лёлик только крики какие-то услышал снаружи, будто дерутся, а потом уже Цыган в трубу закричал: «Эй, где вы там? Выходите. Это мы!» Когда Лёлик со Смоляком из трубы вылезли, Цыган говорит: «Ну что, пацаны, по домам? А то поздно уже. Все равно сегодня победа наша». И решили все по домам идти. А Лёлик со всеми попрощался и пошел дальше, на Змеиную гору. Если честно, даже чуть-чуть побежал, чтобы снова не попасть на тех первых пацанов. Целый километр, наверное, бежал, пока не встретил девочку с мамой.
Девочка с мамой сами к нему пристали. Лёлик уже почти не бежал — устал и шел, запыхавшись, а девочка с мамой прогуливались по пляжу, камешки собирали с дырками — «куриный бог» называется, их можно на шею вешать вместо бус. А когда Лёлик к ним подошел поближе, девочка вдруг говорит: «Мама, смотри, это же Лёлик!» А Лёлик удивился — что за девочка? Симпатичная такая и не намного его старше и юбка у нее такая — серая, в клеточку, разрез на боку, а на разрезе — поворозка на пуговице. Это Лёлик сразу заметил, и что девочка симпатичная тоже заметил. А вот одного понять не мог — откуда она его знает? В селе, что ли, виделись? Из отдыхающих? А та свое гнет: «Лёлик, ты почему весь заплаканный и рубашка в крови?» И мама ее: «Лёлик, а ты почему не дома?» «Лёлик, тебя кто-то обидел?» — это снова девочка. «Лёлик, а мама знает, где ты?» — это мама ее. «Нет, меня никто не обидел», — ответил Лёлик и побежал. Испугался, что девочка с мамой его замучают своими вопросами. А когда отбежал уже порядочно, то начал про девочку думать. Думал, что она симпатичная, а еще — кто же она такая? Думал, может, не надо было сразу убегать, а вначале спросить — кто она такая, а уже потом убежать. Потому что вроде хорошая девочка, можно было бы с ней подружиться, если бы не мама ее — если бы не спрашивала постоянно: «А ты почему не дома, Лёлик?» Почему-почему? Потому!
Пока Лёлик думал про девочку, стемнело. Он совсем не испугался темноты, потому что на берегу всегда светло — сначала солнце светит дорожкой, пока садится, потом луна — когда выйдет, а еще кругом разные пансионаты, и там всегда окна светятся и фонари, и даже музыка на танцплощадках играет. Лёлику даже больше нравилось идти, когда стемнело — потому что под музыку: Арлекино-Арлекино и жил-да-был Луи-король. Очень любил он эти песни. Шел и слушал, пока совсем песен не стало. А когда песен не стало, то как будто и потемнело совсем. И даже немножко страшно стало. Лёлик даже спрятался, было, в беседку. Сел в беседке и сидит, дальше боится идти. А потом в беседке еще страшнее стало, потому что в беседке не про девочку думается в юбке с поворозочкой на пуговице и не про жил-да-был Луи-король, а про чертей разных, вот-вот, кажется, залезет кто-то в беседку и укусит. Тогда Лёлик вышел из беседки и дальше побежал. От страху побежал — думал, если бежать, то не так страшно. Это и правда — когда бежал, не так страшно было. Это пока не увязалось за ним что-то. Бежит Лёлик и вдруг видит, что за ним еще кто-то бежит. Лёлик вначале не оглядывался — совсем испугался, а потом видит, что это, которое сзади, его не догоняет, и оглянулся. Оглянулся, а это бабушка какая-то за ним бежит, незнакомая, с лукошком. А бабушка тоже видит, что Лёлик оглянулся и кричит ему: «Мальчик, стой!» Но не тут-то было — Лёлик не останавливается, а еще пуще бежит. А когда устает, то бабушка тоже устает. Лёлик, хоть и маленький, а понял, что бабушке его не догнать, пусть и страшная она. «Конечно же, это Баба Яга», — думает Лёлик. — «Но ей меня не догнать». Лёлик даже бояться перестал — так увлекся беготней наперегонки с Бабой-Ягой: она подбежит — он отбежит, она станет передохнуть, Лёлик тоже пешком идет — знай, поглядывает, когда бабка снова гнаться начнет. Так до Соснового Бора почти добежали. А возле Соснового Бора бабка Лёлика обругала напоследок и пропала. Лёлик даже ее подождал немножко за сосной, что в воду наклонилась. Присел, спрятался за деревом, высунул голову, выглянул. «Бабушка, а вы где?» — покричал и снова спрятался. — «Бабушка, а я здесь!» — выглянул. Но бабка не появлялась — видимо, в Сосновый Бор ушла, за грибами. Не зря была с лукошком. Лёлик подождал немного бабушку, не появится ли. Но та не появилась. Вместо этого Лёлик увидел на песке череп. Вернее, Лёлик сразу не понял, что это череп, иначе бы он испугался и не поднял бы его. А так он просто увидел что-то белое на песке и поднял из любопытства. А как поднял, так сразу испугался, потому что это оказался череп Пиноккио — голова маленькая совсем, в ней глазницы пустые, страшные, а самое главное — нос! Длиннющий-длиннющий. Лёлик тут же бросил череп на песок и аж закричал. И побежал. Даже на бегу кричал, так страшно было. Бежал и кричал, пока не увидел дядьку с бородой и с обезьяной.
Лёлик вначале еще больше, чем черепа Пиноккио, дядьки испугался — подумал, что это знаменитый призрак фотографа. С детства ему все пацаны в селе рассказывали, что по пляжу ночами ходит страшный призрак фотографа в белогвардейской фуражке и в галифе и всех, кого ночью встретит на море, фотографирует. И все, кого он сфотографирует, потом в море топятся через какое-то время. Но, приглядевшись, Лёлик не увидел на дядьке ни фуражки, ни галифе и успокоился.
Дядька шел по берегу и нес на плече пальму, на шее у него висел фотоаппарат, а обезьяну он вел за руку. Обезьяна была одета в шорты и майку, и Лёлик вначале подумал, что с дядькой идет какой-то кривоногий мальчик. Потом только он догадался, что это обезьяна, когда подошел поближе. Так и шел за ними, невдалеке, смотрел на обезьяну, пока бородатый дядька его не заметил и не спросил: «Мальчик, ты почему среди ночи ходишь один по пляжу?» А Лёлик не ответил, и вместо того сам спросил: «А как зовут вашу обезьяну?» Это он нарочно, чтобы дядька не начал его расспрашивать, как та девочка с мамой, почему да зачем. И дядька не стал расспрашивать, вместо этого ответил: «Его зовут Боря». Тогда Лёлик подошел поближе, чтобы разглядеть, что это за Боря, а Боря вдруг схватил его лапой за волосы и потянул. «Ай!» — крикнул Лёлик. — «Пусти, гад!» А Боря еще больнее дернул. Отпустил, только когда дядька на него крикнул. «Вообще-то он добрый», — сказал дядька. — «Просто он тебя еще не знает». «А вы почему среди ночи ходите?» — спросил Лёлик. — «Ночью не фотографируют». «Я возвращаюсь», — сказал дядька. — «Ушел далеко, аж в соседнее село, в Ялту, не успел засветло вернуться». «А-а-а», — сказал Лёлик, и они пошли дальше. «А за мной только что бабушка гналась с лукошком», — сказал Лёлик дядьке, чуть погодя, просто, чтобы поддержать разговор. «А-а-а», — сказал дядька. — «Я ее знаю. Местная сумасшедшая. Она вечно здесь по ночам бегает». «А почему она с лукошком?» — спросил Лёлик. «У нее там череп в лукошке», — сказал дядька. — «Она вначале за тобой бежит, а потом, когда не может догнать, кидается черепом». «Череп Пиноккио?» — спросил Лёлик. «Возможно», — ответил дядька. — «Но, скорее, это череп дельфина или какой-то птицы, вроде страуса». «Откуда у нас страусы?» — спросил Лёлик. Он хоть в школе не учился, но знал, что страусы водятся в Африке. — «Страусы водятся в Африке. У нас нет страусов». «Почему?» — сказал дядька. — «У меня, например, есть.»
Лёлик не успел спросить дядьку, откуда у него страус, и можно ли на него посмотреть, как они встретили Андрюху Иващенко и Китаечку. Андрюха — это сынок Тито Иващенко, рыбака, а Китаечка — это девочка, ее отец — Якут, тоже рыбак, тот самый, что таранку ест вместе с глистами. В Китаечку все пацаны влюблены, потому что она узкоглазая и с ней в войнушку хорошо играть.
Китаечка сразу к обезьяне Боре подбежала, обняла его и поцеловала в нос. Они, наверное, были знакомы, потому что Боря Китаечку за волосы не таскал, как Лёлика, а равнодушно разрешил себя в нос целовать.
А потом Андрюха с Китаечкой рассказали, что боятся идти домой и потому торчат, как дураки, на пляже посреди ночи. Не то чтобы они в темноте идти боялись — сельские ребята каждый куст вокруг знают, а боялись того, что им дома попадет. Будто бы ушли они еще засветло со старшими ребятами в пансионат «Металлург» футбол по телеку смотреть. Вернее, это старшие ребята футбол смотрели, Франция-Северная Ирландия, а Андрюха с Китаечкой на качелях катались — там лавки такие в пансионате, на цепях подвешены, как качели, на них все дети любят качаться. Вот и докатались до ночи, а теперь — попадет.
А дядька тогда, тот что с обезьяной, фотограф бородатый, говорит: «А давайте я вас сфотографирую со вспышкой и с обезьяной, на память». Все обрадовались, конечно. Встали — Китаечка с обезьяной Борей посередке, а Андрюха с Лёликом по бокам. Дядька говорит: «Улыбочка!» и сфотографировал их всех cо вспышкой.
Китаечка ему после говорит: «А вы не знаете, дедушка, призрака фотографа? Который всех фотографирует, и они в море потом топятся. Вы случайно с ним не знакомы?».
А дядька ей на это отвечает: «Глупости это все, глупости и предрассудки, Этого вашего призрака еще до войны расстреляли, как контру. А сейчас марш в село, по домам, я за вас словечко замолвлю, и вам от родителей не попадет». А Китаечка говорит: «Ну, тогда и вам попадет», но пошла, правда добавила: «Вы нам фотографии только не забудьте отдать». И Андрюха пошел. И Лёлик с ними пошел за компанию. Но недалеко. До дорожки только.
Дорожка там наверх идет, на гору, в село. Дядька полез туда карабкаться с обезьяной, и Китаечка с Андрюхой полезли. А Лёлик внизу остался. Даже не сказал им ничего, а те и не заметили в темноте.
Лёлик прямо пошел. А потом побежал.
Потому что впереди он увидел лодку. Лодка стояла у воды, уже снаряженная, чтобы в море идти. А рядом стоял дед Лавр, курил и смотрел на Лёлика, как тот бежит.
Так Лёлик с разбега…