Владимир Мединский. Стена. М.,
Олма-Пресс, 2012, – 624 с., 25000
Неожиданное назначение матерого пиарщика, задорного публициста и твердого государственника Владимира Мединского министром культуры не могло не оживить интерес к его литературному творчеству. Хотя, конечно, нельзя сказать, что оно и раньше было обделено вниманием: билборды, рекламирующие книги Мединского, в которых тот самоотверженно разоблачал «мифы о России», давно примелькались — по крайней мере москвичам. Но первое обращение будущего министра к беллетристике – вышедший этой весной исторический роман «Стена» – осталось без столь мощной маркетинговой поддержки, хотя роман тоже по-своему интересен.
Интерес этот, правда, особого рода. Потому что связан в первую очередь с вопиющим разрывом между декларируемыми намерениями автора и тем, как они оказались реализованы.
Обращаясь к героической и трагической истории осады Смоленска в 1609-1612 годах войсками польского короля Сигизмунда III Вазы, автор, очевидно, хотел создать эдакий русский «Код Розы» – авантюрно-конспирологический роман с мистическими нотками и не без покушений на интеллектуальный бестселлер. При этом откровенно воспользовавшись проверенными ходами «предшественников». У Дэна Брауна интрига вертится вокруг сокровищ тамплиеров — и у Мединского прямо на берегу Днепра обнаруживается галеон, набитый золотом крестоносцев. У Умберто Эко главного злодея, слепого библиотекаря, зовут Хорхе из Бургосы (привет Хорхе Луису Борхесу), и у Мединского начальника тайного сыска смоленского гарнизона зовут Лавр Павлиныч, и он поблескивает очочками – причем автор дает специальную сноску, что это не анахронизм, очки тогда уже действительно были в употреблении. И, конечно, свято соблюдается главное условие «герметического детектива»: замкнутое пространство (осаждаемая крепость), в котором персонажам, параллельно героической защите и любовным перипетиям, нужно вычислить предателя-убийцу.
Само по себе соблюдение соблюдение законов жанра скорее хорошо, чем плохо. И досаду автора на то, что о случившейся двадцатью годами позже осаде Ла-Рошели и о мушкетерах мы благодаря Дюма знаем едва ли не с младшей школы, а о осаде Смоленска и его защитниках не знаем ровно ничего – вполне можно разделить.
Беда, однако, в том, что автор пишет не как Эко и даже не как Дэн Браун, а так, словно со времен Дюма исторический роман ничуть не развился, так и оставшись на уровне «романа-фельетона» с условными персонажами-функциями. Если главная героиня – так непременно умница-красавица и к тому же эмансипирована до такой степени, что и XXI веку мало не покажется, если вражеский король – так смешон и мелочен, если тайный злодей — так коварен и двуличен (но проницательный читатель, конечно, способен его раскусить).
И, главное, вполне выражено главное качество романа-фельетона — автор может, не обинуясь, просто оборвать какую-то сюжетную линию, когда она ему начинает мешать, и вывести второстепенных героев в главные. Представьте себе, что драматический конец акунинского «Азазеля» – это не конец, а середина. То есть увидев в день свадьбы перед своим носом оторванную взрывом руку невесты, главный герой бодро вскакивает, отряхивается, и дальше бежит ловить злодеев. Книга просто рассыпалсь бы. Но именно это – буквально – происходит в «Стене». И эту вопиющую дыру не закроешь не доскональным описанием тонкостей фортификации XVII века, ни мистическими прозрениями героев, которым видятся их наследники — защитники Смоленска в 1812 году, в 1941 году и даже в какой-то неопределенной войне будущего.
Что ничуть не мешает издательству раскручивать Владимира Мединского как настоящего автора бестселлеров. И это создает, в свою очередь, неожиданный эффект. Министр культуры – не утонченный театровед, а брутальный бестселлермейкер – это что-то новое.
http://viesel.livejournal.com/649047.html
——————————————————
Михаил Визель, московский книжный обозреватель, переводчик, редактор
Владимир Мединский — ещё один мастер деФектива.
Так ещё этот бес теперь бал правит в культуре. Охохо.