Иэн Бэнкс
Роман-обманка. Начинается, как трэш в стиле Паланика: увечный подросток, его фриковатый отец, сбежавший из психушки брат, замученные животные и прочая попса. Толково придумано, пипл хавает. Примерно до середины я послушно велся на этот развод, думая во время чтения: «а, ну-ну, он пугает, а мне не страшно, нашего-то Сорокина гораздо противнее читать, хе-хе». Ну признайтесь, у каждого ведь такое бывает, когда читаешь что-то ширпотребное, дешевенькое. Так и в этот раз было поначалу.
А потом обнаружилось, что роман, пожалуй, умный и, пожалуй, может заставить подумать. В любом случае, я-таки задумался. Два раза. Один раз — когда узнал себя в сумасшедшем папаше главного героя, который растил сына, сообразуясь с собственной безумной картиной жизни и требуя, чтобы тот эту картину принял. (Так делают все отцы, в той или иной степени. Так, к сожалению, ращу своих детей и я сам). Другой раз — когда узнал себя уже в самом герое, обиженном на родителей, на судьбу, на весь белый свет — но обиженном вовсе не на то, на что следовало бы. Таким образом, я за время чтения дважды осознал себя говнюком… простите, принято говорить — испытал катарсис. Это для одной книжки неплохо, я считаю.
Что еще? От какого-нибудь «Удушья» отличают «Осиную фабрику» две очень приятные вещи. Первая — это, я бы сказал, настоящий английский юмор.
«- Мое счастливое число — е.
— Это — не число. Это буква.
— Это — число. 2, 718…»
Лопата, да. Впрочем, смеяться в голос и не обязательно: юмор вписан в рамки шизоидного сюжета не для того, чтобы читателя повеселить. Такие моменты придают произведению совершенно особенную атмосферу, очаровательную и какую-то уютную, что ли.
«Осознав теорию эволюции, усвоив азы животноводства в историческом аспекте, я увидел, что курчавые белые звери, над которыми я так смеялся за их стадный инстинкт и вечное застревание в кустах, являют собой плод не только многочисленных поколений овец, но и, ничуть не в меньшей степени, многочисленных поколений овцеводов; это мы сделали их такими, мы перелепили их предков – умных и диких победителей в борьбе за выживание – в пугливых покорных глупых вкусных производителей шерсти.<…> Порой у меня мелькает мысль, что нечто подобное могло произойти и с женщинами, но, как ни привлекательна эта теория, боюсь, что я ошибаюсь».
Второе отличие от общей массы трэшового мейнстрима: несмотря на то, что герои романа несут за собой смерть и разрушение, автор — не на их стороне. Концовка выворачивает наизнанку философию героя, обрушивает весь его мир, созданный ради мести и ненависти. Мстить было не за что, ненавидеть — некого. Маленькое чудовище получает шанс начать жизнь заново. Может быть, это не очень справедливо, но ведь вместе с ним получает этот шанс и читатель. Выходит этакий уродливый хэппи-энд, от которого читателю делается немножко стыдно. Стыд — это хорошее чувство. Стыд — это мне понравилось.
А вот что мне категорически не понравилось, так это разглагольствования героя на последней странице. Все мысли и без того изложены прозрачно и ясно, вовсе не за чем было мне это разжёвывать и вкладывать в рот, в лучших традициях папуасов. Итак ясно, что жизнь — одна большая фабрика пыток, которую каждый устраивает себе сам.
Впрочем, всё равно получилось очень трогательно.
И да, если вдруг кто-то еще не читал — ни в коем случае не берите перевод Дорониной. Только Гузман, только хардкор.
Такие дела.
“- Мое счастливое число – е.
— Это – не число. Это буква.
— Это – число. 2, 718…”
Вчитывался, но так и не воспринял шутки должным образом. Констатирую за собой жирафовое состояние.