Справка
Родилась в 1981 году в Калининграде. Окончила романо-германское отделение МГУ им. Ломоносова, кандидат филологических наук (диссертация посвящена сценариям Гарольда Пинтера). Живет в Москве, работает редактором отдела культуры журнала «Русский репортер». Стихи начала писать в десять лет, всерьез занялась литературой на первых курсах института. Первая публикация состоялась в 2002 году в альманахе «Вавилон». В 2002 году вошла в шорт-лист премии «Дебют» в номинации «поэзия», в 2004-м – стала лауреатом в номинации «литературная критика и эссеистика». Лауреат сетевого конкурса «Антоновские яблоки» (2002). Автор многочисленных статей о проблемах современной литературы и культуры.
В свое время много говорили о японских удочках. Это сейчас – иди, покупай что хошь. А раньше это был дефицит. Прибавим сюда и леску японскую, да и снасти-то всякие. Хотя – сейчас кругом Китай. Да и самодельные удочки делают люди всё больше сведущие, чистые практики.
Так вот и посмотрим, что попало нам на крючок. Почитаем, заценим, а там определим — а то ведь может, что и ничего не попало, просто подняли мы какую-нибудь галошу со дна речки.
* * *
боль моя родилась на восемь лет раньше меня
в маленьком городке под другим маленьким городком;
как она там была, пока меня не было, бегала босиком,
росла, набиралась сил?
кто смотрел на неё, брал на руки, из жалости клал с собою в постель,
чтобы она отогрелась и начала говорить-говорить,
чтобы её слова дрожащие, мокрые обретали плоть
горячих тел, холодных тел, незнакомых тел?
боль моя выросла, взяла меня на руки, сказала: танцуй, танцуй,
я у тебя вот здесь, – и ладонь положила под сердце, мол, красивая грудь.
как это, говорю, там у меня растёт моё счастье, скоро ему выходить, –
а сама не верю, плачу, прячу лицо,
мамочка, говорю, моё счастье кричит, наверное, хочет пить;
боль моя закрывает глаза, замолкает – наверное, хочет спать.
здесь соломенные сквозняки сквозь сердце, ну как мне быть
огромным городом посреди маленького городка?
пойдём, говорит моя боль, ты была у матери, теперь навестим отца,
попросим у него совета, пусть он скажет, в конце концов,
как быть без твоей левой груди моей правой руке
в огромном городе Маленьком Городке?
* * *
То ли сделать что-нибудь нужно, то ли чего-то надо,
посидеть помолчать о чём за столом накрытым,
подержаться за руки, поговорить об этом,
сообразить вчерашнего винегрета.
Почему-то я всегда как если бы неодета,
чем согрета, от всего остального сокрыта,
тень от тени у античных руин корыта,
женственный изгиб обрамлённого коромысла.
Есть холодное на кухне стоя из сковородки,
мимоходом подумав – оставить тебе полмиски,
ещё мимоходом вспомнить, что не удастся:
вон ты где, не проститься не дотянуться,
только разве что сапогом-скороходом.
У пустого стула оставить накрытую хлебом водку,
пойти спать, в зеркало в коридоре –
ну и что, что под подушкой живёт жующая сны тетрадка,
ну и что, что видимся неразрывно редко,
ну и что, что седая прядка,
всё равно ты ещё два месяца не увидишь,
а потом о ней не узнаешь.
Речь, как вы понимаете, идёт о молодой поросли. Она, поросль эта, должна быть отчасти иной, что и показано. Вообще, складывается ощущение некое режиссуры – словно бы так и должно быть. Вот с одной стороны так подумать – сказали бы мне – Вань, сделай своеобразную схему поэтической жизни, поставь на вершину грандов, на середину – кандидатов, а куда-нибудь на край – молодёжь.
Но с другой вспоминаются слова из песни Сергея Шнурова – «нам показывают яйца…»
Да, ведь ощущение показа все усиливается, чем дальше я углубляюсь в недра поэзии безрыбья.
Ау, ребята?
Нет, скажите, почему вы не идёте в лемминги? Вам не нравится доширак? Зачем занимать собой поэтические места? Ведь мы и так тонем. Еще немного, и наша культура будет сродни африканской.
* * *
рассказать бы тебе от начала: как при ангине болят желёзки,
как дед соседский собирает во дворе железки,
думает, пригодятся;
ерунду, всякие мелочи, что называется, жизни,
игрушки её, что ли, цацки.
рассказать, думаешь, не забыть, донести до завтра,
только тебе, думаешь, кому другому
можно это всё, кому оно ещё нужно,
мелкота эта, икота, тепло живота моего под утро?
вместо этого рассказываешь кому попадётся, кому придётся,
кому, говоришь, удастся;
кто «как дела?» спросит, давно не виделись, прогуляться;
отрываешь чужую руку от своего сердца,
перестань, просишь; а он смеётся – мол, прекрати ломаться.
а после сидишь у себя где-нибудь, пишешь мало,
говоришь мало, думаешь много;
думаешь – как же это случилось, что рассказать ничего не осталось,
кроме этого, которого не расскажешь.
* * *
Магдалена Манон – француженка – здесь умерла.
она была страшной блядью, потому что её никто не любил,
а она всех любила, всего-то за полцены;
про себя говорила «мы»:
это, говорила, мы; а это, говорила, не мы.
говорят, она раньше знала множество слов:
«Малый энциклопедический» от «а» до «ты».
а потом с ней кто-то случился – застрял в горле, мешать дышать,
она месяц потом кашляла, не могла спать,
не хотела есть, только пила.
он у неё оказывался по ночам,
и все видели, как она ему целовала член,
мы, говорила, мы, –
потом стало ясно, что это она о себе,
но тогда никто ничего не понял – думали, может, пройдёт.
после она сидела в комнате в темноте,
потом вскакивала, хватала иголку, нитку,
откусывала старым стихам строчки,
пришивала им ручки, ножки,
мы, говорила, брала на руки, кашляла, кашляла… –
да ну, что про неё, говорю же, блядь была страшная.
Вот и правильно. Как говорится, ближе к телу. Что интересно, что стихи более старшего поколения поэтов безрыбья хоть как-то друг от друга отличны, нынешние – все словно налиты из одной бочки.
Я просмотрел с десяток авторов, что взошли на поэтических грядках совсем недавно – так вот, все эти стихи можно смело перемешать, отдать на прочтение такому дилетанту, как я – и я не замечу, что всё это – разные авторы.
В чем же дело?
Варианты – всё это и правда пишет один автор. Это – демон. Это – цифровой дьявол модернизации. Но стойте – дьявол, он более благороден. У него стихи должны быть пот стать, например, Бодлеру.
Может быть, робот?
Или какая-нибудь американская программа по внедрению литературных окорочков?
Нет, я не знаю. Мне просто нечего уже сказать, потому я это и пишу.
* * *
как душа, тяжело дыша, расстаётся с телом
думает, что уж лучше бы залетела
было б честное тело в душистом теле
с завтраком у постели
как душа зарывается в простыни рвётся плачет
тело её упрашивает и прячет
говорит, сейчас вылетит птичка, лохматый грачик,
девочка или мальчик
и опять душа выворачивается сквозь поры
убегает сквозь пальцы стекает в горло
заливает лёгкие и уходит в пятки
остаётся старицей в матке
Тут пора и закругляться. Вообще, знаете, это ничего, если, поехав на рыбалку, вы ничего не поймали (хотя нет, что-то ж выловили –то – не то консервную банку, не то сапог утонувшего по пьяне рыбака). Это нормально – выехать на природу, подышать.
Скажу – давайте вообще интересоваться. Давайте читать. Давайте резюмировать. Человек человеку – друг и учитель. Тут и оценки поставим (хотя можно с легкостью скопировать их из предыдущей статьи, так как бочка стихов одна, только этикетка разная)
1) Общая оценка 2.0
2) Длительность чтения, удерживание внимания 0.5
3) Муторность 9.5
4) Наличие зерна 0.5
5) Начальное впечатление 1.0
Пойдет? Согласны?
Не поэзия в прямом её значении, а сплошные записки будничных дней молодой особы, вот как это называется.
Сексуальную наполняющую в жизни каждого представителя современной молодёжи (из которой я сам) нельзя не отрицать, но выплёскивать её наружу — это болезнь.
Я, почти как с одного с автором длиннющих стишков поколения, лишь осуждаю такую несдержанность и зациклинность на телесном воспевании своих «выделений» тела, а это только так можно обозначить, ведь налицо отсутствие выделений трепетного сердца, крови из душевных вен, так сказать.