Близкий конец календарной зимы в наших широтах почти ничего не означает, впереди и холодный март и слякотный апрель, и от этого еще больше хочется чего-нибудь весеннего, пустоголового, сентиментального. Такого вот, чтобы будто стоишь, глядя в прозрачное небо, а в уголке глаза слезинка от пронзительно яркого солнца. И чтобы никакого тебе авитаминоза, вялости и проснувшихся вирусов мартовского гриппа. Такого прямого и честного, как ор мартовского кота или обманчивого и хрупкого, как подтаявший лед на весенней луже. Долой вечную усталость, мешающую в котелке головы мрачные мысли с тяжелыми проблемами, на решение которых летом даже время тратить жалко! Долой мозговой перегруз, ведущий к обострениям остеохондроза в шее, которой тяжко держать переполненную липким депрессивным варевом голову. Даешь простоту и ясность до тупости! Даешь… лучшее средство от северного ветра! Вот-вот, так мы получили очередной бестселлер. Роман Даниэля Глаттауэра (австрийца, кажется) «Лучшее средство от северного ветра»
В чем сюжет? А есть ли он? Наверное, есть, раз мы имеем в наличии двух вечных героев, Его и Ее, случайно встретившихся в Интернете, плюс их более чем годовую электронную переписку, занимающую все триста пятьдесят страниц романа. А! –воскликнет эстетствующий читатель, — я это уже знаю и заклеймил позором. Это Вишневский и слезовыжималка намбер ту-ту-ту. Возможно, он будет прав, но только частично. Глаттауэр пользуется лишь методом Вишневского в построении текста, а, как известно, одним и тем же методом можно взять десятки разных интегралов и получить, соответственно, десятки результатов и удовольствие от процесса. Так вот, метод Вишневского, конечно, применен, не спорю, но к чему? Если у польского нью-классика мы имеем длинные письма с витиеватыми экскурсами в историю, личную и не очень, науку и географию, то герои Глаттауэра, Эмми и Лео, используют переписку, чтобы возможно полно пребывать в моменте, здесь и сейчас. Самое длинное послание в романе занимает чуть более двух печатных страниц, остальные по объему не более десяти предложений, а иногда просто реплика-другая. Что же можно рассказать, пользуясь столь ограниченным форматом? Оказывается довольно многое. Лео, например, умудряется поведать о сложностях его последнего романа с некоей Марлен, от призрака которой он пытается скрыться посредством переписки с Эмми. А Эмми в письмах убегает от семейной жизни с мужем и двумя детьми, которой, по ее собственным словам, вполне довольна.
Вообще, создается ощущение, что прятки и догонялки – любимые детские игры героев и автора. Текст бежит вперед и вперед короткими фразами, герои прячутся друг от друга, постоянно избегая личной встречи, хотя создается ощущение, что больше всего им хочется убежать и спрятаться от самих себя, таких, какими они живут и действуют в реальном мире. Однако, становясь, по их искренним признаниям, настоящими в виртуальном общении друг с другом, они, увы, не обретают ни сколько-нибудь ярких или интересных характеров, вернее, не обретают никаких. Их реплики и реакции предсказуемы, они средние носители культуры интернет-флирта с претензией на глубокие чувства. Пара, играющая в «Одиночество в сети», применяющая тот самый метод Вишневского для развлечения в вечера, свободные от свиданий со старой любовью или семейных обязанностей. Они разыгрывают даже не перед другими, а перед собой драму великой любви к невидимому образу, чтобы хоть как-то оживить свое существование. При этом ни у Эмми, ни у Лео не хватает фантазии или смелости раскрасить жизнь в реале, причем, не выходя за рамки приличий и сложившихся отношений.
Впрочем, не слишком ли я строга к бедняжкам и не слишком ли требовательна к их создателю? Возможно, выпивка на виртуальный брудершафт с малознакомым мужчиной, это верх смелости и независимости для прилежной австрийской фрау. Это смелый шаг от кирха-кюхен-киндер в манящую неизвестность запретных удовольствий. А для дипломированного психолингвиста Лео отказ от перспективного исследования в университете ради свободной переписки с дамой сердца, не является ли личным бунтом против засилья обыденности? И их желание пребывать в моменте, не вызов ли это прагматичному обществу с его патриархальными нравами, заставляющими оглядываться назад и планировать будущее? Я не смогла ответить себе на эти вопросы, а автор спрятался от ответа, загородившись драматически насыщенным финалом.
Вот сейчас пишу и ловлю себя на том, что эта рецензия становится такой же убегающее-неопределенной, как роман Глаттауэра. И вроде и похвалить особо не за что и ругать не хочется, как- то все по-весеннему неопределенно, тепло на солнце и холодно в тени. Ну, уж в заключении повторю, что роман тороплив, зато и читается также быстро, как герои пишут свои послания. Так что, если у вас есть часа три-четыре свободного времени в ожидании весны, то проверьте на себе это средство от северного ветра и зимней депрессии, посмотрим, что скажете вы…