Когда зима, и промозгло, и холодно, и неуютно, и всякие нервы, я всегда вспоминаю мою подругу, которая, улетая за кордон, взяла с собой только собрание сочинений Паустовского. И больше ничего.
«Потому что, — сказала она, — он меня всегда спасает. А разве не чудо, что человек смог написать ТАК, что это кого-то спасает».

А вот что меня всегда спасает. Иосиф Бродский, Fondamenta degli incurabili, несколько слов, написанных именно ТАК:
«Помню один день — день, когда, проведя здесь в одиночку месяц, я должен был уезжать и уже позавтракал в какой-то маленькой траттории в самом дальнем углу Фондамента Нуова жареной рыбой и полбутылкой вина. Нагрузившись, я направился к месту, где жил, чтобы собрать чемоданы и сесть на катер. Точка, перемещающаяся в этой гигантской акварели, я прошел четверть мили по Фондамента Нуова и повернул направо у больницы Джованни и Паоло. День был теплый, солнечный, небо голубое, все прекрасно. И спиной к Фондамента и Сан-Микеле, держась больничной стены, почти задевая ее левым плечом и щурясь на солнце, я вдруг понял: я кот. Кот, съевший рыбу. Обратись ко мне кто-нибудь в этот момент, я бы мяукнул. Я был абсолютно, животно счастлив. Разумеется, через двенадцать часов приземлившись в Нью-Йорке, я угодил в самую поганую ситуацию за всю свою жизнь — или так мне тогда показалось. Но кот еще не покинул меня; если бы не он, я бы по сей день лез на стены в какой-нибудь дорогой психиатрической клинике».

Конечно, я не кот, скорее, я — та рыба, которую съел кот, и, одновременно, эта рыба внутри греет меня неизменно где-то между сердцем и желудком, и я, нащупав внутри себя это тепло, отхожу от очередной стены.