21 июля 1899 года родился Эрнест Хемингуэй
Уморин Алексей. Кирпичный сарай Хэмингуэй
Хемингуэй, по ощущениям, — чёрно-белое кино павильонной съёмки под низким потолком.
В принципе — ринг.
Тональность повествованию сообщает толщина искусственного облачного покрова из сухого льда. Но где облаков нет, неба нет тоже, и вверху только солнце, одно, повешенное на крюке под самый прогнутый, тёмный, из старого теса, потолок. Картины отсюда берут вас субтитрами, ритмом смены баб на вечернюю выпивку, аритмией перед хорошей дракой. А если война, то и лучше, тут реж. только рад и не виноват. И он, невинно, «колет, рубит, режет и в полон берёт», а надоест — развлекается убийствами диких кошачьих. Из нарезного, крупнокалиберного, с оптикой.С комфортной палаткой и опытными проводниками. Наконец, с фотографированием над трупами. «Жизнь по полной программе». Он всегда наливал себе «по полной», по ней и расплатился.
…Герои эгоцентричны, а те, кому в сходстве с собою (Ником Адамсом — своим alter ego) автор отказал, — те молчаливые или горькие монстры из-за неизбежных дырок в самоосознании. Или плоские люди, как чёрт, что не имеет спины. Где нет эгоцентризма, — там, у Хэмингуэя, — молчание и недожизнь, ибо все его положительные герои есть масштабные варианты человека, собранного из мужского или женского наборов. Количество элементов ограничено, и особенно в женской коробке.
Успехом своим обязан австрийскому пулемёту с миномётом, совместными усилиями ранившим упорного добровольца Э.Х. на итальянском фронте Первой мировой. Он получил славу и железный коленный сустав, оказавшись первым раненным на Первой мировой войне американцем.
Чтение рассказов Эрнеста Миллера Хемингуэя (Ernest Miller Hemingway; род.: 21 июля 1899, Оук-Парк, Иллинойс, США — 2 июля 1961, Кетчум, Айдахо, США) теперь уже обязательно — история. И литература.
Чтение романов — пустая потеря времени, потому что для романа нужен больший объём, чем заняла в пространстве одна личность, сколь бы самоуверенна она не была.
Нобилеат 1954 года (Нобелевка, как явление публичное, всегда тяготела к брутальности и политике.)
Из положительных сторон — содержал и кормил 27 кошек (по другой версии на Кубе у него было их 57).
Сейчас семейство шестипалых кошек Хемингуэя
(50 зверей) власти в Ки Уэсте (Флорида), признали историческим национальным достоянием.
(на фото — прямой потомок тех кошек)
За «концепт и павильонные съёмки» (в переносном смысле -прим. авт)
Хемингуэй заплатил страшными муками от благодарных друзей и почитателей и в том числе и русский перевод роман кубинца Леонардо Падуры «Прощай, Хемингуэй».
Елена Блонди. Папа Хэм
Есть место писателя в вечности, а есть в душе отдельного человека. Прекрасно, если значимость совпадает. Бывает не совсем и не очень.
Но мне значительность для себя Хэмингуэя переоценить сложно.
Он первым рассказал мне, как любовь может выглядеть нелепой для окружающих, оставаясь Любовью для двоих.
Он продолжает говорить мне о том, что такое настоящий рассказ. Когда читан десять лет назад, и ничего-то в нем особенного не происходит, да и написан без видимого надрыва — почти скучно, а то, что в рассказе — встало и не уходит.
И еще спасибо ему — за самое великолепное описание процесса работы писателя над текстом.
За то, как другой мир ждет всегда и принимает в себя, уводя из «райского сада» в жесткий рыжий зной Африки — в пекло, где мальчик идет убивать друга, с отцом. И любит отца, ненавидя.
Хэминугэй может быть каким угодно для вечности. Для меня он тот, кто протянул руку и показал, что в этом направлениии — можно.
Я много могу написать о нем, но лучше позже отдельным текстом.
Ага, еще одно.
Хэм — ярчайший пример того, как живой человек перевешивает собой то, что сделано им для вечности. Есть такие люди, которые по разным причинам сами являются произведением искусства. Современники следят за перипетиями их судеб, а потомки — читают их биографии. Это бросает отсвет на творчество такого писателя и оно кажется более значительным и весомым. Такой вот синтез из человека, дел его и наследия его.
Для таких людей смерть не просто происходит, но пишет заключительную главу романа их жизни. А мы ведь знаем — концовка не должна провисать…