Что составляет основу моего «я»? Язык! Мыслю, грущу, ругаюсь, смеюсь в рамках русской грамматики — значит и поступаю соответственно. Я не хочу называться «аффтар»!
Я не языковый пурист. Волга впадает в Каспийское море, а язык дает новые побеги. Что-то отмирает, что-то укореняется.
Была у нас в Нижнем Новгороде соседка, умилительная старушка Александра Михайловна, выпускница Смольного института — («Нас тогда от матросов юнкера защищали. Ах, бедные мальчики!»). Сидела смоляночка в струночку, не касаясь хрупкими лопатками спинки стула, беря чашку с чаем неповторимым королевским жестом. Огорчалась: «отчего это вдруг все, и вы, и вы тоже, Женечка, уж не обижайтесь, стали употреблять это дворницкое «надо»? Правильно произносить: «надобно». А уж «пожалуйте», «благодарствую» нынче все и вовсе, деточка, забыли».
Я как-то попробовала эти чудные слова воспроизвести — куда там! Претенциозное жеманство получается.
Драгоценный антиквариат — язык Тредиаковского, Державина. Проскакиваем.
Усохшие языковые ветки — это вехи. И когда в тексте встречается яростное «Даёшь!!!» или хриплое «братишка» — понятно — это из эпохи командармов.
Странно, если бы ко мне обратились «сударыня», Даже неприятно отчасти. То ли они насмехаются (им кажется, очень тонко насмехаются), то ли гадость в розовой обёрточке преподнести стараются, что вероятнее. Хотя, с другой стороны, трамвайное «женщина, вы выходите?» звучит, как цитата из Зощенко. «Товарищ» — это, вообще, было не ко мне. Им я не товарищ. Да и «они» меня инстинктивно, но справедливо ненавидели. Зато в отместку нынче — и долго ещё — слово «товарищ» не будет обозначать, как бывало в старину, близкого друга. «Хелло, чувиха, сбацаем стилем!» — всё понятно, начало шестидесятых. Нынешние «дедовщина» (увы!), «олигарх»… потомки вспомнят наши дни. Не упоминаю о профессиональных сленгах — дело особое.
Но! Коренные, общеупотребимые русские слова всегда в текстах писались ПРАВИЛЬНО, когда речь шла от лица автора. Речевая характеристика малограмотного персонажа — дворника, прачки, бралась в кавычки и не соблазняла гимназиста или студента на подражание. Равно и введенные в художественный текст перчинки местных диалектов. Владение правильной речью в быту было престижно. Даже лакей, наслушавшись господской речи, старался выражаться «изячно».
Смотрю иногда русское телевидение. Государственный деятель при швейцарских часах и галстуке (кстати, Путин один из немногих умеет галстук носить) безнадежно путается в падежах, склонениях, спряжениях, предлогах. Идём в интернет: человек, позиционирующий себя как писатель или педагог совершает элементарные грамматические ошибки. В книгах тоже золотые россыпи почти на каждой второй странице. Уж не до того как писать кофе: «он» или там «оно». Не до жиру, господа братишки.
Интернет и электронная почта имеются почти у всех. В годы моего преподавания у нас на кафедре учитывали, что наряду с правильной информацией заодно усваивается и ошибочная — таково свойство памяти. Поэтому я и до сих пор ярый враг принятой в Америке системы экзаменов «multiple choice» и глупо скопированного в России этого методa, когда человеку подсовывают под нос 75% неверных утверждений. Вредная «угадайка». «Албанский» и прочие языковые поганки точно так же приравниваю к невольно запоминающимся неверным языковым утверждениям.
Пресловутый «албанский язык», понятное дело, молодежный стёб. Но он назойлив и въедлив. Воспринимается незамысловатой аудиторией как особый шик. Работает мощнее государственных реформ по поводу ударения в слове йогурт.
В последние годы наблюдается откат к внешним ценностям старого времени. Вместо Эдуардов и Эльвир называют младенцев Иванами, Данилами, Дарьями… Восстанавливают церкви, масса радетелей ремонта старинных усадеб… Но отчего-то смачно плюют с высокой, недавно восстановленной колокольни на главное, основополагающее и духоформирующее наследие — язык, литературу. Это вам — не декорация, не ‘Иван’ вместо ‘Аскольда’ — это то, из чего человек формируется.
Скажете: что же ты, дорогая, рекомендуешь? — брюзжать-то, отставив мизинец, дело нехитрое. Отвечаю: дайте побрюзжать издалека, учитывая, что в России есть немало почтенных учреждений, чья прямая обязанность — формирование и сохранение «НЕ албанского» языка. А, впрочем, есть предложеньице (уверена, что оно не пройдёт): надо бы ввести для избирающихся на государственные должности экзамен по русскому языку — написать сочинение или, по крайней мере, изложение, как в третьем классе мы писали. Получил двойку или тройку — до свидания! Иди, учись.
Каюсь: в советские годы, внештатно подрабатывая в газете, я просто кипятком плевалась — ненавидела цензуру. В самом деле, цензура была, как битая собака — одновременно злобная, угодливая и трусливая. От такой цензуры, конечно, упаси Бог. Но, слыша публичное надругательство над русским языком, отшатываясь от бугристого телевизионного «героя нашего времени», выпускающего кишки инакодумающим и инаковыглядящим, я начинаю думать: «ммм… цензура… конечно зажим свободы самовыражения… А если самовыражается хам и бандит? Развратитель подростков? Наверное, все же немного зажимать надо бы.»
Въедаются в память и остаются в ней не только написание слов, но даже внешний вид книги. В детские годы — а читать я рано начала (что впоследствии основательно подпортило мою личную жизнь), попался мне том Лескова в старой транскрипции, с твёрдыми знаками, с ятями где надо (надобно). В детстве всё усваивается легко, как кефир, и я приняла такое правописание, как исключительно приличествующее прозе этого автора. Позже, листая современное издание Лескова, я ощутила какую-то ущербность, неудобочитаемость, неадекватность текста. Поразмыслив, поняла — ятей и твёрдых знаков мне, видите-ли, нехватало. Рисунок букв не тот, и расстояние между буквами поболее, чем для Лескова следует. Да и бумага не угодила — слишком толстая и белая. Крайне неправильный Лесков! В то время как Жуковскому и Пушкину я и современный шрифт, и отсутствие знаков старого алфавита охотно прощаю — их сразу такими увидела, такими, стало быть, и полюбила.
Позвольте немного лирики: элегически грущу об указательном местоимении «сей». «Сей град» — так торжественно! «Этот город» — просто населённый пункт, то есть, не тот, а этот. «Сей» — обнимает и небо и воду и воздух. «Сей»- звук широко и вольно взлетает и тает вдали. «Этот» — «бабачит и тычет». В упор утыкается толстым начальственным пальцем в предмет — и ни налево, ни направо, уж не говоря, чтобы вверх и за облака.
Друзья знают, что в языковом пуризме меня не обвинить. Я не валюсь в обморок от, так называемой, неформальной лексики. Мат — органическая часть русского языка. При этом терпеть не могу, когда РУГАЮТСЯ матом. Но крепкое, ядреное слово, ввернутое ловко и к месту, не оскорбляет никогда. Более того, зверею от провинциального ханжества, когда между буквами «х» и «й» ставят многоточие — вроде-бы с этими точечками уже прилично и никто не догадается. (См. «облегчила нос посредством платка»). Уж если, девушка, так краснеешь, то и забудь вовсе этот х…й, ну его!
Доходит даже до анекдота — как-то в моём тексте обычное слово «употреблять» было каким-то трепетным созданием отредактировано таким образом: «употре….». Ох, везде-то ей, лапочке, это самое кажется… Я бы и не догадалась.
Мой язык тоже потихоньку становится реликтом. Что ж, буду донашивать. Только не называйте меня «аффтар».
Как вам это нравится, как это нравится вам?
Прислала Анна Николаева:
…реклама порошка по телевизору идет: » никогда не променяю свою НЯКУ НА ЭТУ БЯКУ» — я сперва думала, мне послышалось. нет, действительно говорят.
Я лично (т.е. Женя П.), вечерок проведя перед телевизором, успела отметить:
…много людей, понимающих О ТОМ…
… певица никогда не шла ПО ПОВОДУ сегодняшнего дня…
(и это канал «Культура «) !!!
…мы поддерживаем позицию О ТОМ…
…мы ОБ ЭТОМ обсуждали
…ПОДСКАЖИТЕ ОДИН ВОПРОС…
Увы нам!
С уважением — Женя Павловская.