Помню, в прошлом году тоже решил, и ничего, понравилось. Наливаешь, ложечку кладешь, сахар горит. Потом во рту лето. Чувствуешь себя богемным, ленивым, и ничего не хочется.
Пошел в супермаркет, катил тележку по рядам, думал: «Лотрек. Верлен. Хэмингуэй. Туйоны». Рядом со мной пружинистой борцовской походкой шла моя судьба, невидимая и неслышимая — до поры. У судьбы были свои планы на этот вечер. А я — я катил тележку, мечтал о туйонах и даже, кажется, что-то напевал под нос.
Удивительно, до чего бывает глуп и беспечен человек.
Добрался до отдела крепких напитков и проехался туда-сюда. Абсента не обнаружил. Зато обнаружил мужчину в форме подсобного рабочего и рядом с ним — девушку. Девушка была пухла, мелирована, слегка пьяна и все время хихикала. Они стояли ко мне спиной и меня не видели. Мужчина говорил девушке:
— Виски, виски, епт. Ты на цену не смотри, ты смотри на марку, на марку смотри. Вот «джонни уокер» — оно только горло дерет, оно как водка, только с сивухой, тля. «Ред лэйбел», «блэк лэйбел» — один хрен, самогон. От «уайт хорс» — это да, это виски так виски, я понимаю. А вообще, ты для себя или для кого-то?
— Для кого-то! — отвечала девушка счастливым голосом. — И для себя! Ни-хи-хи!
— Ну, купи «джеймсон», — продолжал мужчина авторитетно, — «джеймсон» — это самое лучшее виски, епт. Ты, как «джеймсон» попробуешь, ва-абще на другой вискарь смотреть не станешь. Я тебе говорю.
Тут он уперся в бок, отступил на шаг и наткнулся на меня.
— Ой, — сказал мужчина.
— Простите, — сказал я, — у вас абсент есть?
— Абсент — на элитной кассе, — сказал мужчина, поглядел на меня свысока и выпятил нижнюю губу. Он был цельный, гармоничный, вальяжный. От него шибало потом и куревом, щетина была не брита дней семь, спецовку на локтях украшали блестящие засаленные пятна. И да, он был красив — грубой, яркой красотой, красотой молодого самца.
— Спасибо, — сказал я ему и повлекся к «элитной кассе». У меня не было недельной щетины, не было шикарной рабочей униформы, я не умел рассуждать о сортах алкоголя с блатной оттяжкой в голосе, фамильярно говоря о виски в среднем роде. Я чувствовал себя статистом на съемках какого-то большого, значительного фильма. Кто-то смеялся в гримерке примадонны; кричал в рупор охрипший режиссер; деловито суетились техники; сценарист, осыпая брюки сигаретным пеплом, яростно переписывал эпизод с поцелуем. А я — я был нищим студентом, пришедшим по объявлению сняться в уличной массовке. У меня были дырявые промокшие башмаки, поношенное пальто с чужого плеча и грязная шляпа. Мне предстояло, сгорбясь, прохромать слева направо по сцене, получить в кассе жалкий гонорар и вернуться домой, к голым стенам, продавленному дивану и колченогому столу. Грузчик же — о, то был великий актер, вжившийся в образ. Он был дик и прекрасен в своем воплощении: как хищный зверь в погоне, как лавина, что рвется с горы.
«Лотрек, — думал я. — Верлен. Эх… Туйоны». Судьба, которая нанесла мне удар, курила в сторонке. Она дожидалась, пока я встану, высморкаюсь кровью и проверю, не сломан ли нос. Она была достойным противником, моя судьба. Я же, шатаясь, приближался к элитной кассе и не ведал, что меня ждет.
Элитная касса оказалась похожа на бастион: высокие, до потолка стеллажи, грозный, как танк, кассовый аппарат, монументальный прилавок. Неприступным, однако, бастион этот был только с виду: охраняла его седенькая бабушка с такими добрыми морщинками, что я как-то сразу забыл и про грузчика, и про свою каратистку-судьбу. Мне стало легче.
— Здрасте, — сказал я. — Скажите, абсент у вас есть?
— Абсент? — бабушка зашевелила губами, прищурившись и глядя куда-то в одну ей видимую даль. — Ах, абсент! Есть, а как же, есть! Был какой-то… — и она уковыляла к дальнему брустверу с разноцветными бутылками. Минуту спустя он вернулась, улыбаясь и чуть припадая на левую ногу, счастливая тем, что нашла для меня вожделенный напиток.
Я взглянул на бутылку.
Судьба затоптала окурок, красиво развернулась и заехала пяткой мне в челюсть.
Я упал — незримо для этого мира.
Я ожидал увидеть что угодно — зеленый параллелепипед «Ксенты», синий флакон «Хиллса», «Фею Гипно» с глазом на этикетке. Вместо всех этих старых знакомых в моих руках оказалась готического дизайна фляга, на которой был нарисован суровый и неприятный тип. Тип глядел на меня тяжелым взглядом, который вызывал в памяти второй курс института, экзамен по матанализу и вопрос «А что вы знаете о теореме Лагранжа?» Внезапно и с содроганием я понял, что это — Винсент ван Гог.
«Absinth», — прочел я над портретом великого художника.
Ниже виднелась надпись: «King of Spirits».
А еще ниже подлыми каллиграфическими завитушками кривлялось слово «Gold».
Я никогда в жизни не видел такого абсента. Желтая влага колыхалась в бутылке; на самом дне тяжело ворочались бревна полыни, которые я пробудил неосторожным движением.
— И сколько это стоит? — спросил я.
Бабушка с готовностью ушла обратно к брустверу — смотреть на ценник. Глядя ей в спину, держа в руках бутылку с желтой дрянью, я не мог отделаться от странного ощущения, что супермаркет, грузчик, этот чудовищный абсент и в особенности бабушка — словом, все удары судьбы, которые я сегодня получил — все это складывалось в один узор, которого, правда, я пока не мог видеть. Так же беспорядочные цветные штрихи на картинах превращаются волшебным образом в собор, в небо над рыбацким заливом, в цветущие ирисы. Только надо немного отойти назад, не смотреть чересчур близко…
— Король духов, — доложила бабушка: она успела прочесть ценник и вернуться.
— А-а, — протянул я, отметив машинально, что в переводе вся двусмысленность названия испарилась. — Так сколько он стоит, этот король?
Бабушка назвала такую цену, что я сразу поставил бутылку на прилавок, подальше от себя. Вдруг разобью еще. А у меня семья.
— Другого абсента никакого нет? — спросил я робко. Бабушка уютно облокотилась на прилавок и, глядя поверх очков, сказала:
— Нет уже, все разобрали. Этот-то последний остался.
«Печаль будет длиться вечно», — кажется, так сказал перед смертью ван Гог.
— Сынок, а что это такое — абсент? — вдруг спросила бабушка. — Я смотрю, та-ак дорого стоит, ужас просто. Чего в нем такого, что кто-то берет? А?
Молнией пронеслись в моей голове образы: сатир-Лотрек с парижскими дриадами, печальный старина Хэм, томные французские декаденты. Пронеслись — и разбились об улыбку бабушки, об ее очки, о добрый, чуть застенчивый взгляд исподлобья. Со стыдом и облегчением я вдруг понял, что мне хотела сказать судьба. Эта бабушка была одной из тех, кто не участвовал в паскудном общем фильме. Фильм, где первые роли давным-давно распределены и заняты; фильм, где есть король духов и его слуги в спецовках; фильм, где принято дурачить полупьяных девушек, чтобы потом хвалиться своею победой — этот фильм снимали где-то далеко-далеко, так далеко, что можно было про него со спокойной душой забыть. Бабушка не рыдала над сценарием, не возилась с аппаратурой, не билась над ролью. Бабушка просто жила своей тихой жизнью — единственной и неповторимой. Вокруг стаями носились духи, выли, бесновались и поклонялись своим призрачным королям, а бабушка их не замечала, потому что была, в отличие от них, живым человеком. Из плоти и крови, из улыбки, очков и морщинок.
Судьба отвесила мне дружескую затрещину, подмигнула, ухмыльнулась и пошла к выходу из супермаркета.
— Да ничего особенного нет в этом абсенте, — сказал я честно. — Полынная настойка. Крепкая. Горькая.
Бабушка взяла бутылку и некоторое время ее изучала сквозь очки.
— У, какой, — сказала она про ван Гога.
— Он абсента много пил, — сказал я.
Бабушка покачала головой и засмеялась. Я тоже посмеялся с ней за компанию, потом купил шампанского и пошел домой.
«Верлен, — думал я по дороге. — Лотрек. Хэмингуэй. Бедняги…»
Сетевые трофеи. Герасименко Анатолий. Король духов: 4 комментария
Приятно было вы… прочесть то есть:)
…а я бы ту бутыль купила…
Браво, автор! Супер!!!
Классный текст!!! Автору — браво!
И я вам о том: от полыни кора головного мозга и сердце с печенью вылетают быстро, быстрее, чем от всего остального. Опять же, любимый напиток на шабашах…, после настоя дурмана, конечно.
Приятно было вы… прочесть то есть:)
…а я бы ту бутыль купила…
Браво, автор! Супер!!!
Классный текст!!! Автору — браво!
И я вам о том: от полыни кора головного мозга и сердце с печенью вылетают быстро, быстрее, чем от всего остального. Опять же, любимый напиток на шабашах…, после настоя дурмана, конечно.