Я сейчас пишу, должна держать планку высоко, стиль себе не портить, потому читаю в сети совсем не так много, как раньше. Но — много. И есть вещь, о которой я сама знаю давно, но, кажется, не говорила ни разу. Кто знает, тот знает сам, полагала я, к чему разговоры.
Талант — греет. Поэтому талантливую вещь видно сразу, даже если она кривая, косая и из нее махрами торчат недостатки. Если, читая, неважно что, да хоть хоррор, мне хочется улыбаться, значит, из текста идет эта сила (сразу всплыли старварс в голове)). Мысль не моя, об этом писал Кинг в «Балладе о гибкой пуле». Но подписываюсь под каждым словом.

О том же писал Толстой в «Анне Карениной». После посещения мастерской художника визитеры болтают, смеются, будто выпили слегка — это хмель таланта (вывод не мой, его, просто нет времени лезть за цитатой).
А вот если нет таланта, то начинается мутный тягучий разбор текста — ка-а-акие-е-е у него достоинства и недостатки-и-и… Вот тут все ве-е-ерно, и тут все-ё-ё-о вроде бы соблюдено… И приходит злость. Все есть в тексте, автор знает, КАК. Но никакие «как» не спасают, — не греет!
Конечно, об этом многие говорят и часто говорят, но я от себя это скажу.
Чтоб вы были в курсе, я чувствую наличие таланта в тексте. Не думаю, что я этому научилась, скорее, это такой орган восприятия, как способность слышать ультразвук или видеть невидимую часть спектра.
Из этого вытекает следующее. Если ты, Лено, видишь то, что видят не все, то накуя всем то, что они и не увидят никогда? А?
Есть огромное количество читателей, потребляющих бесталанное. И счастливы!  Счастливы?
Моя любимая Квинто Крыся назвала такие тексты «пирожки с фальшивым мясом». Так вот, она считает, что потребитель таких пирожков все равно испытывает голод. Потребляет, но не получает духовных витаминов. И потому все равно станет читать талантливые тексты, чтобы как-то восполнить этот дефицит.
Кстати, сюда же прицепляем столь нелюбимое и обсмеянное ныне стремление единиц перечитывать классику. Там витамины гарантированно есть. И при каждом прочтении мы их получаем — гарантированно. Причем, неважно, нравится ли читателю мир Федора свет Михалыча, или он от него, пардон, блюет-с. Блюя от Достоевского, он все равно получает витамины для души, вместо фальшивого мяска коммерческой литературы.
Еще припомню пару с этим связанных моментов.
Первое: если я вижу кривой-косой, но с явными признаками таланта текст (а если еще и качественно написанный, тут просто ура-ура-ура), то я буду с автором возиться, нянькать его устремления и комплексы, выслушивать и давать гадкие советы о том, чтоб не продавался, а рос дальше, ушел в скит, питался акридами (остановите меня), только бы не задавил того, что нем есть.
Второе: если я вижу, что текст лишен таланта, я злюсь, особенно, когда НАДО его читать. А злость она такая. Или я буду молчать и бегать от автора, каюсь. Или буду злиться тихонечко, ворча про себя, а потом оно почти нечаянно вырвется и скажется. Уж простите. Мое отношение к авторам никак не зависит от моего отношения к их литературным упражнениям. Нет стремления обидеть человека, как нет стремления расхвалить бесталанного, но прекрасного и нужного. Когда я говорю о текстах, я говорю — о текстах.  В крайнем случае, если понимаю, что автор нервный, вдруг пойдет да утопится, — «похвалю бампер его авто». Ах, скажу я, мой милый автор, как прекрасны употребленные тобой абзацы и знаки препинания! Хорошо, милый автор, что написал ты именно рассказ, а не, э-э, неважно что, но не другое!
В этом не будет издевательства, просто не надо топиться, выслушивая мнение.
Врать о литературе не умею.
Ошибаться — могу.