Рецензия на книгу Геннадия Смолина «Гений и злодейство»
После стилистических фигуристов, поэтов-убийц Жадана и Бузулукского, рафинированных Данилкина и Славниковой, после философского футбола премьер-лиги Александра Секацкого и атомного литературного ледокола «Юрий Бригадир» текст Геннадия Смолина идет тяжело, конечно – с точки зрения слово-сочетаний.
Бывает, автор сам ведет тебя к торжеству замысла, подпитывая энергией и ругая за то, что отстаешь, плетешься, еле мозги ворочаешь. «Гений и злодейство» наоборот — требует дополнительных читательских энергозатрат, чтобы совместными (с повествователем) усилиями прорваться, добежать, доползти (с потерями в живой силе) до финала и водрузить флаг осмысления над последней точкой. В какой-то мере это можно сравнить с футболом, где игроки играют не вдоль, а поперек поля – бегают, открываются, подстраховывают, проделывают большой объем черновой работы, забывая в пылу усердия, что целью игры является закатывания мяча в ворота, о местонахождении которых тренер подскажет только в перерыве…
Что касается смерти Моцарта, то уход гениального человека просто-таки должен быть загадочным. Но вот в злодейство успешного и состоятельного Сальери мне почему-то верится с трудом…
«Но вот в злодейство успешного и состоятельного Сальери мне почему-то верится с трудом…»
Верно. Моцарт умер от трихинеллеза — гельминтного поражения всех мышечных структур, включая сердце. В этом регионе по сей день едят национальное блюдо — сырое отбитое свиное мясо с перцем. Так что, в тот раз не повезло не только Моцарту.
[quote comment=»22585″]Дилемма гения и — злодейства — нужна была Гению. Гений Пушкина поставил эту дилемму, когда, так скажем, проитв Поэзии, которая дар Гению, восстал професссионализм версификации. Это была та грань, когда на каком-то моменте совпали истинное и суррогатное, когда имитация почти совпала с поэзией. Тогда Моцарт признал в Сальери равного себе. Это глобальная тема, на самом деле. Этот литературный миф (Моцарт, в общем-то, умер естественной смертью, то ли от воспаления легких, то ли от пневмонии) был создан романтиками, а тема несоместимости гения и умелого имитатора, несовместимости истинного и мнимого была заявлена Пушкиным зрелым — этот миф из тех, что существуют в вечности.[/quote]
Очень интересно, но совершенно не согласен.
На мой взгляд — совершенно традиционный, —
Моцарт и его преследователь были просто сведены в одной точке пространства. «Что называется, встретились».
И, хотя текст Пушкина, как и любое его произведение даёт гигантское поле для трактовок, в данном случае все просто, и никакого дуализма, одна прямая последовательность:
Гений — добр.
Злой — не гений.
Как всякое великое произведение искусства (формулировка хромает, бесспор, но в том и улыбка и соль), «Моцарт и Сальери» немножечко манифест.
Но как всякий манифест, сохранённый временем, он имеет внутренние моторы. («Крылья» — пошло, «точки опоры» — старо. Если хотите — «плавательные пузыри», но мне ж таки предпочтительней мотор).
И -мотор первый:
зло, как любое сопротивление (а зло это всегда сопротивление, т.е. реакция), снимает часть энергии чисто на отражение от внутреннего зеркала души и, след, опускает творческий градус. Отсюда, кст, и невозможность для злодеев создавать шедевры, и вот: зло, вне стороннего повествователя (непричастного), подвластно времени, истирается. Иначе нарушалось бы мировое равновесие (попробуйте-ка найти хоть одно гениальное произведение злодея — ?
…То-то же :))
Мотор второй: зло всегда больнО.
Больно зло, потому что оно распято на добре, как на кресте. Гвозди в кресте — дела добра, которые злу неизменно кажутся необъяснимы и, потому, требующими исключения из жизни.
Мотор третий общеизвестен, затаскан и кашляет, так много дурачья с важным видом пользуется фразой:
«добро уравновешено злом».
Эта фраза, что в литературных кружках есть доказательство «посвящения», или причастности к «глубинам» — лучший лакмус недоумия. Ибо
зло лишь на земле равно добру.
Смерть решительно рвёт дурной, временный знак равенства, переводя добро вверх, а зло (и сопричастных ему) — к таким же крыскам.
Только доброта Моцарта, широта его духа — неизменное качество добра, «любовь не выбирает» обеспечивает для Сальери равенство «…как ты да я»,
и — на краткий срок приотрывает для вторы дверь Вечности. Смоги Сальери перетерпеть, ну, хоть убеги из этого места, чтобы более никогда Моцарта не видать, ну хоть сам на месте умри от зависти, но откажись от страшного шага, и, кто знает, эпитет, данный гением, пристегнул бы его к небу.
А так — работаю три (или куда больше), мотора, висит над временем «Моцарт и Сальери» — бессмертное творение Пушкина.
Умрн.
реца, кстати, классная!!!!
я бы, после такой рецы, книгу читать не стал.
Дилемма гения и — злодейства — нужна была Гению. Гений Пушкина поставил эту дилемму, когда, так скажем, проитв Поэзии, которая дар Гению, восстал професссионализм версификации. Это была та грань, когда на каком-то моменте совпали истинное и суррогатное, когда имитация почти совпала с поэзией. Тогда Моцарт признал в Сальери равного себе. Это глобальная тема, на самом деле. Этот литературный миф (Моцарт, в общем-то, умер естественной смертью, то ли от воспаления легких, то ли от пневмонии) был создан романтиками, а тема несоместимости гения и умелого имитатора, несовместимости истинного и мнимого была заявлена Пушкиным зрелым — этот миф из тех, что существуют в вечности.
мужикам только бы про футбол