Заметки без повода

В период моей учебы в Литературном институте любимой шуткой студентов, обитавших в многократно воспетом общежитии вуза, было выйти вечером в пустынный коридор и заорать во всю глотку:
— Графоманы!
Двери комнат немедленно открывались, в коридор выглядывали рассерженные обитатели, но шутника к тому времени и след простывал. Поймать не удавалось. Да и поймали бы, что делать? Есть у человека такое мнение, докажи, что ты не графоман! Один из уважаемых литинститутских профессоров говорил: «Не существует объективных критериев определения качества литературы. С точки зрения науки невозможно понять, почему одним дают Нобелевские премии, а других называют графоманами…»

Представляю, как набросятся на меня критики: «А мы зачем? У нас существует инструментарий, способный отделить зерна от плевел!» Ну да, существует, только что из того? Веками этот инструментарий сдавался в аренду на выгодных условиях. Власти, церкви, идеологии, а также просто и грубо — за деньги. Репутация литературной критики стараниями многих представителей ремесла упала настолько низко, что усилия отдельных честных критиков обществу мало заметны. Времена Белинского, Писарева и прочих властителей дум ушли безвозвратно, я очень сомневаюсь, что горячая потребность в слове критика когда-либо вернется.
Итак, наука объяснить талант не может, но читатель его чувствует. Он почему-то сразу ощущает, что перед ним: книга мастера или унылое сочинение графомана. Причем, для этого не требуется специального образования или длительного натаскивания на искусство, как это характерно для ценителей классической музыки, балета или, скажем, вина. Почему так происходит — загадка, но у подавляющего числа людей существует врожденное чувство прекрасного. Это чувство можно подавить, попытаться навязать человеку фальшивые ценности, чем сейчас активно занимается телевидение и реклама издательств. Но, рано или поздно, приходит час, и человек недоуменно листает книжонку очередного сериала об обитателях Рублевки или о благородных ворах в законе, вопрошая: «Это искусство?» «Искусство! Искусство! — подскакивают к нему критики. — Кто говорит иначе, ничего не понимает в литературе!» «Ну и хрен с ней! — отвечает им человек. — Мне не нравится…»
Неотъемлемым свойством любого истинного произведения искусства является то, что его не надо объяснять. Оно может быть реалистичным или авангардистским, сложным или простым, но от него всегда исходит непередаваемое впечатление мастерства. Если такого нет, все усилия по раскрутке творения кратковременны. Проплаченные статьи критиков, заказные интервью авторов, восторженные вопли на форумах — все это способно на короткое время привлечь внимание. После чего волна откатывается, и на песке остается гнилая коряга. Смотрят на нее вчерашние восторженные поклонники, недоумевая: «Это вот считали шедевром? Где глаза-то были?..»
В связи с вышесказанным возникает вопрос: кто создает книги-однодневки? Истинные таланты, ремесленники или законченные графоманы? Будем осторожны с ярлыками. Графоман — слово обидное. Получить такой ярлык, все равно, что стать на учете в психиатрическом диспансере. Болезнь ли графомания? С точки зрения психиатрии любой творец не нормален. Вместо того чтоб пить вотку, активно интересоваться противоположным полом и предаваться прочим радостям жизни, он сидит перед дисплеем компьютера и составляет буквы в слова. Очень часто без всякой перспективы эти слова продать. «Сочинение книг — занятие муторное», — говорил покойный Василий Аксенов. Тем не менее, сочинял. Не думаю, что только из-за денег. Есть ни с чем не сравнимое удовольствие, когда под твоим пером (пардон, клавиатурой) оживают герои книги. Из обычного человека ты превращаешься в Творца. Ты в силах создать любое существо, наделить его неповторимым чертами и необыкновенными способностями, дать ему во владение целый мир или обречь горькой судьбе, подарить ему любовь красивейших женщин или превратить в евнуха. В последнем случае вдобавок наделить евнуха чертами нелюбимого начальника или вредного соседа по площадке… Творчество иногда сравнивают с наркоманией. Это не верно. В потреблении наркотиков нет творческого начала: купил, укололся — все! Наиболее близкое сравнение, по-моему, в обладании любимой женщиной. То же томление в крови, восторг страсти, и приятное расслабление по завершению…
Разумеется, писательство не сплошное удовольствие. Это труд, нередко каторжный. Однако любви красивой женщины добиться тоже не просто. Ухаживания, подарки, бессонные ночи, муки ревности, желание не оплошать и все сделать как надо… Многих на этом пути ждет разочарование. Отвергнутые впадают в депрессию, а то и вовсе суют голову в петлю. В творчестве — аналогично.
Человек — существо ненасытное, одного удовольствия ему мало. Получив желаемое, он жаждет общественного признания. Поэтому мужчины хвастают своими победами (вариант — красивыми женами), женщины сражают подруг полученными от мужчин подарками. Писатель хочет издаваться, повышая свой общественный статус и укрепляя материальное положение. Именно здесь появляется первая черта, отделяющая талант от графомана.
До нее талант и графоман не различимы. Муки творчества и получаемое от него удовольствие абсолютно одинаковы. Результат разный. Талантливое произведение идет в набор, графоманское сочинение издательство отвергает (не всегда, но об этом позже). Самолюбие автора получает чувствительный удар. «Как же так? — думает он. — Чем этот Иванов (Петров, Сидоров) лучше? У него про магов, и у меня про магов. У него про любовь, и у меня про любовь. И вообще буквы и слова у нас одинаковые…»
На этой границе происходит отсев начисто лишенных дарования сочинителей. Подавляющее большинство их, осознав, что Бог не наделил их своей искрой, из активного творчества уходят. Кое-кто, впрочем, остается, но пребывает на столь дальних задворках литературы, что это интересно больше психиатрии, чем обществу. Проблему литературы составляют не они, а огромная масса людей, наделенная крупицами литературной одаренности. Их тысячи и тысячи. Это подлинные графоманы, глубокая язва литературы во все времена. Именно они душат ее, преуспевая в этом низком занятии.
«Помимо пьес хороших, нужны пьесы просто новые», — говорил Бернард Шоу. В разные исторические периоды развития общества нужны книги, отвечающие потребностям властей, политических партий и просто капитала. Ждать, когда талант откликнется на такой запрос, власть и капитал не любит. Есть спрос, появляется предложение. «Кавалер Золотой Звезды», «Молодая гвардия» (пусть меня распнут, но графоманское сочинение чистой воды), «Вечный зов»… Это я называю книги, издававшиеся миллионными тиражами, получившие тысячи хвалебных отзывов критики и высокие литературные премии. Во времена СССР графоманы выпасались на идеологических полянах. Писали про руководящую роль партии и о проблемах производства. В издательствах морщились, но рукописи принимали. Талантливые писатели от подобных тем бегали (не всегда, к слову), а план выпуска существовал. В новейшие времена возник денежный фактор. Издали Толкина или Гарри Поттера, у читателя авторы пошли «на ура». Мгновенно возник рой эпигонов. Издатели морщатся (они, как правило, в литературе толк знают), но пока интерес читательский не остыл — быстрей, быстрей под обложку! Плевать на литературные качества, деньги важнее! Главный редактор одного российского издательства так высказался по этому поводу: «Восемьдесят процентов издаваемых книг — дерьмо!» Он ошибся. В его издательстве побольше…
Графоман графоману рознь. У кого-то крупица таланта больше, у кого-то едва заметна. Специально оговорюсь: речь не идет об одаренных людях, осознавших меру своего дарования, и переплавившего его в реальные материальные блага. Это не графоманы, это ремесленники. Именно они возглавляют список самых издаваемых авторов России. Их можно осуждать, об их книгах спорить, но это одаренные люди. Речь о других. Тех, чьи книги написаны уныло и скучно. Тех, в чьей прозе не найдется единой фразы, по прочтению которой восклицаешь: «Боже! Как хорошо!» И хочется повторять и повторять эту фразу, зачитать ее близким и друзьям, дабы и они порадовались…
Итак, графомана издали. У него появляется иллюзия, что он талант. Он хочет, чтоб его считали талантом и относились к нему, как таланту. И вот тут пролегает вторая черта, на этот раз непреодолимая. Читатели, купив книгу, в лучшем случае назавтра забывают автора, в худшем — морщатся и плюются. Желающих купить вторую книгу автора становится меньше. А уж третью… Автор, книги которого не покупают, издательству не нужен. На обширном кладбище никому не нужных писателей появляется новый крестик.
«Такое может случиться и с талантом!» — возразят мне. Может. Если талантливый автор напишет плохую книгу. Случается даже у великих. Но истинно талантливая книга, будучи хоть раз изданной, читателю запомнится. Ее будут переиздавать вновь и вновь. Вся русская классическая литература, изучаемая в курсе средней школы, — это коммерчески успешная литература. Даже Грибоедов, который при жизни не увидел «Горе от ума» на бумаге или сцене. Грибоедов погиб молодым, но писари тогдашней России еще при жизни автора размножали пьесу по просьбам друзей и знакомых — пишущих машинок еще не придумали. Большую славу представить трудно. Выход книги может задержаться по разным причинам — непонимание издателей, цензура и т.п., но это не отменяет правила: талантливая книга обретет читателя. И чем больше талант, тем больше читателей. Разумеется, реклама и пиар помогают издательствам поднять тиражи, но до определенного уровня. Даже талантливый автор, исписавшись или начав халтурить, читателя теряет. Графоман не приобретает его вовсе.
Зависть — издревле присущее человеку чувство. Нет индивидуума, который никогда и никому бы не завидовал. Вопрос в том, на что направлена зависть? На стремление превзойти соперника в творческом соревновании или на его уничтожение? Великий вопрос, над разрешением которого веками билось искусство. Вспомним бессмертного «Моцарта и Сальери». С какой стати Сальери завидовать Моцарту? Он успешен, богат, а Моцарт болен и беден. Но Моцарт, походя, сочиняет мелодию, не доступную Сальери даже по приложению титанических сил. Моцарт — гений, Сальери — ремесленник. Отсюда зависть, рождающая преступление. Пушкин создал бессмертное произведение, актуальное во все времена. Графоман смертельно ненавидит талант даже без внешних причин. «Почему, — вопрошает он, — бог дал легкость пера этому прощелыге, а не мне? Ведь я так много и упорно работаю, у меня все факты проверены и перепроверены, на моем бронепоезде всегда правильное количество заклепок, а у прощелыги маузер стреляет пулями не того калибра? Что у него есть, чего нет у меня?»
Талант. Графоман, хоть и вопрошает себя, это понимает. Чтобы мы из себя не корчили, кем бы себя ни мнили, в глубине души каждый знает, чего он стоит. Талант, как известно, не пропьешь. Правильнее будет сказать, не скроешь. Талантливая книга видна с первых строк, иногда, если автор не овладел ремеслом в полной мере, нужно прочесть пару страниц. Дальше — не оторвешься. И не важно, о магах ли это или о пестиках и тычинках. Если талантливо написать о тычинках, читать будет интересно. Теперь постараемся проникнуть в мысли графомана. «Я написал о магах, про них читателю только дай, а он о тычинках. Моих магов не читают, а тычинки размели. Это неправильно!» Графоман начинает исправлять положение. Первым делом сообщает всем и где только можно, что книга о тычинках — это полный шлак и отстой. Писать о них давно не модно. К тому же тычинки у автора неправильные, заклепки в них не той системы. Настоящие заклепки ищите по прилагаемой ниже ссылке… И вообще книга о тычинках тянет максимум на двоечку, а высшего бала заслуживает только книга с правильными заклепками. Ссылка ниже…
Проблема болезненной страсти к сочинительству насчитывает тысячелетия. В Древнем Риме они были сущей напастью. В те времена существовали так называемые «рецитации», то есть публичные чтения. Поскольку книги писали вручную, тираж их был не высок. Для продвижения сочинения в массы, созывали народ. Для слушателей накрывали роскошный стол. Но даже бесплатная выпивка с закуской не помогали графоманам — слушатели не приходили. Графоманы в буквальном смысле слова преследовали слушателей. Вот как пишет об этом Марциал:
Я стою — ты читать, присел я — тоже,
Я бегу — ты читать, я в нужник — тоже,
В термы скрылся я — ты жужжишь мне на ухо,
Я в купальню скорей — не даешь поплавать…
Во времена СССР графоманы заваливали сочинениями редакции журналов и газет. Любая, самая жалкая многотиражка испытывала такое давление. Особенно усердствовали пенсионеры. Уйдя на отдых, они получали массу свободного времени, которое стремились использовать на благо общества. Общество предлагалось осчастливить такими вот стихами:
Распустились почки, словно груди
У невесты в восемнадцать лет…
У нее таких уже не будет!
Как жених сорвет невинный цвет!
Или:
Я уткнусь лицом в колени…
Что там, впереди?

Авторы этих виршей искренне недоумевали, когда им говорили, что печатать такое нельзя.
Новейшие технологии предоставили современным графоманам невиданные ранее возможности. Нет нужды тратится на застолье и бегать за слушателями. А вот методы не изменились. Графоман зазывает читателей на свою страничку в Интернете всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Он ласков и мягок в обращении. Но, не дай Бог, читатель выскажет автору свое неодобрение, пусть даже мягкое. Такой читатель становится врагом. Его больше не приглашают, зато отлавливают в гостиных других авторов. Чтобы сообщить гаду, что он «либераст», продавшийся за американский доллар. И вообще «пиндос». Вместе с автором, которого этот «пиндос» по неосторожности похвалил. Таких давить надо. Или вешать. Лучше всего — топить в бочках…
Любопытно, но указание на отсутствие литературного таланта во все времена считается обидным. Человек соглашается с тем, что у него нет дарования художника. Труднее, но можно убедить в отсутствии музыкального слуха. А вот талант писателя… Складывать буквы в слова каждый умеет — этому в школе учат! Между тем из всех видов искусств талант писателя самый редкий. Достаточно сравнить число тех, кто зарабатывает на жизнь изобразительным искусством и дизайном, подвизается на музыкальном поприще, с числом литераторов. Понимаю, что подсчитать непросто. Вспомним прошлые времена. Сатирики много смеялись над тем, что в рядах Союза писателей СССР числилось десять тысяч писателей — много! Но никого не заинтересовал факт, что в рядах Союза художников СССР пятнадцать тысяч членов…
Если истинный талант — глубокий индивидуалист, то графоманы — существа общественные. Они мигом распознают друг друга и немедленно вступают в союз. Интернет предоставляет для этого неограниченные возможности. Отсутствие интереса читателей, зависть к таланту сплачивает графоманов. По принципу известных Кукушки и Петуха из басни Крылова они воспевают друг друга. Всячески пропагандируют сочинения членов стаи в печати и на интернет-форумах. Присуждают своим литературные премии. Но, самое отвратительное, хором участвуют в травле талантливого автора. Вместе, как известно, и батьку бить легче. Топтать талант и гадить ему — истинная радость для графомана. Так он заглушает внутренний голос о собственной ущербности.
— Ты это о себе? — спросит ехидный читатель.
О себе, конечно. Все, что мы пишем, — это о себе. ))))))

адрес текста
http://zhurnal.lib.ru/d/drozdow_anatolij_fedorowich/grafoman.shtml