В новом, 52-м выпуске журнала «Ликбез» опубликовано интервью автора журнала Елены Вагнер с Милорадом Павичем.

Редактор журнала Вячеслав Корнев разрешил Книгозавру в предверии дня рождения писателя переопубликовать интервью, за что ему большое спасибо!  

«Я посадила розы в твоих сапогах, в твоей шляпе растут
левкои. Пока я жду тебя в своей единственной и вечной ночи, надо
мной, как клочки разорванного письма, шелестят дни. Я складываю
их и разбираю букву за буквой твои слова любви. Но прочесть я
могу не много, потому что часто встречаю незнакомый почерк, и
рядом с твоим письмом оказывается страница чужого, в мою ночь
вмешивается чужой день и чужие буквы. Я жду, когда ты придешь
и когда перестанут быть нужны письма и дни. И я спрашиваю
себя: будет ли по-прежнему писать мне тот, другой, или и дальше продлится ночь?»

                                     М. Павич «Хазарский словарь»

Еще в студенчестве я прочитала «Хазарский словарь» — книгу, которая что-то меняет в твоем отношении к миру и к литературе. Про это даже нельзя сказать, понравилось тебе или нет, просто это потрясает и прорастает в тебя…

Потом была «Внутренняя сторона ветра». Однажды в дождливый августовский день, больше похожий на осенний, я провожала одного из лучших друзей в Германию – навсегда. На прощанье он подарил мне роман «Пейзаж, нарисованный чаем». Его поезд отправился, а мне еще нужно было ждать своего несколько часов. Спасаясь от холода и дождя, я зашла в кафе на центральной площади города – совсем как рекомендуется в «Хазарском словаре», хотя ни о чем таком я тогда не думала. Называлось оно «Чайный дворик Кама-Сутра».

Впрочем, ни чая ни кофе, там не оказалось – сломались все электрические приборы! Пришлось взять сок и сесть в дальнем углу, открыв новый роман Павича.

И тут появился он. Заговорил со мной о книге и ее авторе. Потом мы вместе вышли в пасмурный день и направились к вокзалу. По дороге где-то пили чай. А потом еще на вокзале. Уезжать не хотелось, и я уже пропустила одну электричку. Но все-таки нужно было ехать. Мой спутник был тоже из другого города.

Однако мы пытались преодолеть расстояние и время, разделявшие нас. Нам просто было хорошо вместе, что бы мы ни делали – читали вслух книги, ходили по театрам и музеям, засыпали в объятьях друг друга… Но к чему про это писать – кто знает, тот поймет. Мы скупили все книги Павича, которые были в магазине, это были наши талисманы. И мы постоянно видели друг друга во сне. Видимо потому, что времени, отпущенного в реальности, было так мало…

Но то ли расстояние оказалось сильнее нас, то ли это трепещущее, словно птица в руках, чувство оказалось слишком слабым для окружающего мира, но наш роман, нарисованный чаем, пропитался горечью слез и невысказанных слов…

Мы уже не встречались, а он снова прислал мне на день рождения книги Павича.

Иногда мои дороги проходили через его город, и тогда были встречи. Иногда он приезжал сам, но это уже был не роман, а воспоминания о романе, не чай, а отчаяние…

А потом дорога жизни увела меня далеко от его города.

И совсем неожиданно свела с Милорадом Павичем.

Мы пили травяной чай с ароматом гибискуса и шиповника, и говорили…

                           
                                                             II

                                     «Ты похожа на ту девушку, которая подолгу спала по утрам,
                                     а когда вышла замуж в соседнее село и впервые должна была
                                     встать рано, увидела иней на полях и сказала свекрови: «В нашем
                                     селе такого не было!» Так же как и она, ты думаешь, что на свете
                                     нет любви, потому что ты никогда не просыпалась так рано,
                                     чтобы с ней встретиться, хотя она каждое утро приходила
                                     вовремя…»
                                     М. Павич «Хазарский словарь»

Не знаю, что такое есть в сербской литературе, но, читая Павича или Петровича, испытываешь какое-то странное чувство тоски по утраченному – но чему? Может быть, византийскому наследию, которое они еще сохранили, а мы – нет? Балканские же народные сказки – это совсем другая история, они поражают своим совершенно не детским содержанием, трагическим отношением к миру и какой-то безысходностью – никакое волшебство не спасает от жестокой реальности…

Итак, моя любовь к Сербии началась не со сказок, а с книг Павича. Потом пришли фильмы, музыка и все остальное. Я мечтала оказаться в Белграде.

И вот, в самом конце прошедшего лета моя мечта сбылась.

Задолго до этого я нашла в Интернете электронный адрес Милорада Павича и что-то ему писала, но ответа не последовало, впрочем, я и не очень надеялась. И вот, за несколько дней до поездки в Белград, я написала ему еще одно письмо:

Дорогой и уважаемый Милорад Павич!
Мы в России очень любим Вас и Ваши книги!
30 августа я впервые еду в Белград — город, который я узнала и полюбила благодаря Вашим книгам.
Вы наверное, очень занятой человек и встретить Вас на улице невозможно…
А если вдруг возможно — я была бы так счастлива!
Есть ли такое место в Белграде, где можно Вас увидеть?
С уважением и любовью,
Елена Вагнер

Dear Milorad Pavic!
In Russia we love you and your books so much!
I go the first time in my life to Beograde at 30th August. It’s city, what I started to know and love because of your books.
You should be very busy man, and I doubt, that it is possible to meet you at street…
But if it is possible, I could be so happy!
Is there in Beograde any place, where can I see you?
With kind regards and russian love,
Elena Vagner

Стоит ли говорить, что на ответ я не рассчитывала? – Зачем же тогда я писала письмо? – Наверное, для внутреннего спокойствия – дескать, я сделала то, что от меня зависело. Это как в том анекдоте, где еврей просит у Бога выигрыша, но не покупает лотерейный билет.

Я решила «купить билет».

Каково же было мое удивление, когда я получила ответ! Сначала даже не поняла, от кого это письмо! Павич написал, что в такое-то время он бывает в своем кабинете в Сербской Академии наук и искусств, и будет рад встретиться со мной.

До отъезда оставался один день – я занялась подарками и покупкой книг для автографов.

Я летела к нему! Сначала Москва – Белград, потом, благодаря странному стечению обстоятельств и неожиданности маршрутов, – Любляна – Белград.

И вот, я в Академии! Охранник объяснил мне дорогу к кабинету. Благо, с сербами общаться просто, но держать ухо нужно востро, как и с другими родственными славянскими языками – одни и те же слова могут иметь совершенно другое значение. Слава Богу, я уже знала, что «право» по-сербски означает «прямо»!

Дверь кабинета оказалась заперта, кровь прилила к моим щекам – как же так?! Я отправилась искать автора моего романа по соседним кабинетам, но все они оказались закрыты! Наконец, в одном из них я набрела на женщину, сидящую за компьютером. Попытавшись заговорить по-английски, я поняла, что лучше по-русски. Она стала звонить куда-то, а из ее речи я поняла только «Странница тражи Павич»…

Так она звонила по нескольким номерам, как вдруг обратила мое внимание на дверь – он пришел!

Я бы так, с первого взгляда его и не узнала! На фотографиях к его книгам Павич был не такой. Он оказался стройным мужчиной с небольшими усами, одетым во все черное.

Мы поздоровались и познакомились, он сказал, что ждал меня, но так как я пришла чуть позже, вышел по своим делам. Я спросила: «Как Вам лучше говорить, по-русски или по-английски?», и он ответил: «Давайте говорить по-русски, я давно не говорил по-русски».

Затем Павич спросил меня, что мы будем пить, и, получив ответ, позвонил и заказал травяной чай. Чай оказался красным – подходящий цвет для романов.

Я осматривалась – его кабинет оформлен картинами и внушительными старинными стульями красного бархата. Возможно, что старинными они показались только мне. Некоторые картины являются иллюстрациями к его произведениям, а может быть, и все – просто он не успел рассказать мне обо всех картинах. На большом книжном стеллаже стоят его книги, переведенные на множество языков. «Русская» полка – одна из самых больших.

Милорад Павич, несмотря на свой солидный возраст, человек сверхсовременный. Возможно, мы – его читатели-современники, еще не «доросли» до его современности. И только следующее поколение читателей, воспитанное на компьютерах и сотовых телефонах, будет воспринимать творчество Павича с какой-то другой точки зрения.

Сам он по этому поводу говорил:

— Меня интересует нелинейная литература, но традиционная книга провоцирует на линейное, традиционное чтение. По-настоящему мои книги будут прочитаны, когда на смену бумажной книге придет электронная.

— Это как чтение с компьютера?

— Нет, с экрана компьютера читать книги невозможно. Это должна быть именно электронная книга, которую можно взять в руки, взять ее с собой в постель. У нее будет внутренний свет, поэтому не нужно будет включать торшер. И можно будет каждому выбирать такой шрифт, какой ему удобен, чтобы не надевать очки. Электронная книга будет более индивидуальна. И каждый читатель сможет проложить свою собственную тропинку. Сейчас же, например, читая нелинейную книгу, у вас не хватит пальцев, чтобы закладывать страницы там, куда нужно вернуться!

— Но в такой электронной книге можно будет заблудиться и запутаться в том, что ты уже прочел, а что – нет.

— Нет, сейчас уже есть примеры чтения моих книг в электронном виде – там остается след, пройденный читателем, так что вы всегда будете знать, где вы были.

— А Вы считаете, что электронная книга, действительно, придет на смену бумажной и полностью вытеснит ее, или будет альтернативой?

— Я думаю, что в будущем будут только электронные книги, потому что не останется лесов, чтобы делать бумагу для традиционных книг.

Во время нашей беседы Павич то и дело общался по смс со своей супругой Ясминой Михайлович. Он показал мне ее книгу, изданную в России – «Парижский поцелуй»:

— Я считаю, что этот роман написан женским языком, и говорю об этом в предисловии.

Он процитировал несколько строк, написанных им в качестве аннотации к книге. В России я еще не видела книг Ясмины Михайлович, только читала ее комментарии и аннотации к книгам самого Павича.

У меня были приготовлены подарки для писателя – подставки под горячую посуду с рисунками австралийских аборигенов ручной работы и маленький стаканчик с австралийской символикой:

— Я знаю, что Вы много раз были в России, поэтому я привезла Вам не русские, а австралийские сувениры.

— Да, я бывал в России, видел театральные постановки своих пьес, был в Ясной Поляне, общался там с директором музея Владимиром Толстым. А Вы были в Австралии?

-Да, мне посчастливилось там оказаться. И часто я вспоминала о Вас – потому что религия аборигенов называется «Время сновидений»! Это Ваша тема! Я подумала, что если бы Вы побывали в Австралии, то написали бы новый роман об этом.

-Ой, спасибо, но хватит с меня романов, я их уже достаточно написал! Я теперь не пишу романов, меня больше интересует малая проза.

— А сколько у Вас романов?

— Двенадцать романов, три книги рассказов и драматические произведения. Сейчас я работаю над тремя малыми произведениями, это тоже будет нелинейная проза.

Потом Павич показал одну книгу на сербском – «Антология современного рассказа». Сейчас она готовится к изданию в России. Специфика книги в том, что это сборник из 34 рассказов, написанных разными авторами из разных стран, но все эти авторы выдуманы Милорадом Павичем! «Русский» рассказ там тоже есть, написан Катериной Тютчевой. Теперь я жду выхода этой книги в России.

Павич рассказал о своих переводах Пушкина – это было «Избранное», причем он перевел некоторые вещи, которые до него на сербский не переводились – «Домик в Коломне» и еще что-то.

— А сами Вы пишете стихи?

— Да, я писал стихи, и они выходили в США в переводе на английский. Не знаю, почему их не переводили в России, это было бы не трудно.

— Может быть, еще переведут? Хотя, конечно, стихи переводить труднее.

— Переводить стихи – это как перейти в другое пространство или время. Вот как перейти из двадцатого века в двадцать первый – одни люди и культуры перешли, а другие нет. Также и перейти с языка на язык.

— Мне нравятся в Ваших книгах переходы во времени, это Ваше сочетание разных эпох, переплетение судеб, и то, что в Вашем стиле сочетаются современность и фольклорные мотивы. К сожалению, зарубежные читатели не могут прочувствовать всю глубину этого фольклорно-исторического пласта, так как воспитывались на другом…

— То, что Вам кажется фольклором, на самом деле – не фольклор. Это стилизации. Просто я учился писать у старых церковных проповедников, которые знали, как удерживать внимание слушателя. Они владели особыми ораторскими приемами, сейчас уже этого мало.

— Я хотела бы спросить о писателе Горане Петровиче. Его манера письма явно восходит к Вам, а в каком-то интервью Вы говорили, что он – Ваш любимый писатель.

— Да, когда я его похвалил, его стали печатать в России. Но он самостоятельный писатель, не знаю, учился ли он у меня.

— Мне очень нравится его роман «Осада церкви Святого Спаса», это единственная книга, которую я начала читать повторно сразу же после того, как дочитала впервые! Но остальные его вещи уже не вызывают такого впечатления.

— Взаимоотношения автора и читателя не простые. Читатели читают то, что хотят, а писатели пишут то, что хотят. И тех и других нельзя упрекать за то, что он делают. К тому же, в разное время, в разном возрасте нам нравятся разные книги.

— В Ваших последних романах появился мотив забвения – Вы часто пишете о том, что читатели возвращают Ваши книги, перестают их читать и так далее. И еще про то, что не читаются книги, написанные кириллицей.

— Это опять же, дело автора, что писать. Читатели могут не читать. И я не претендую на то, что мои книги будут читать долго.

— А что касается кириллицы, Вы действительно верите, что в Сербии она может уступить место латинице?

— Нет, я так не думаю. Два способа письма существовали здесь давно, и не вижу причин, почему один должен быть вытеснен другим.

— Вчера в одном из магазинов я видела Ваши книги на латинице и кириллице, и пыталась выяснить у продавцов, какие книги больше покупаются читателями – не только Ваши, но вообще, книги, напечатанные латиницей или кириллицей, и там мне ответили, что примерно одинаково. А, например, когда Вы пишете – какой алфавит Вы используете сами?

— Я пишу и так, и так. Но по Интернету приходится пользоваться латиницей. Даже с моими издателями в России я веду переписку на английском, так как их компьютеры не поддерживают сербскую кириллицу, а мой компьютер – русскую кириллицу.

— А здесь, в Академии Вы преподаете?

— Нет, сейчас я здесь академик. Раньше занимался еще и преподавательской деятельностью, но это стало трудно.

На пальце у Милорада Павича блестел каменный перстень в золотой оправе:

— Это перстень из Вашего романа «Другое тело»?

Павич засмеялся:

— Нет, это другой. Но перстень, описанный там, действительно существует – у моей жены есть такой. И он, правда, может показывать ваше состояние – здоровье, счастье или любовь.

Павич хитро улыбнулся и показал на свой стол, где в футляре стояло несколько курительных трубок:

— Я коллекционирую трубки. Сейчас я хочу приобрести одну трубку – такую же, как эта, но черную, — он показал на желтую трубку, похожую на костяную.

— Милорад, можно я Вас сфотографирую на Вашем рабочем месте, за столом?

— У меня нет рабочего места, давайте лучше вот в этом кресле, в моей книге оно называется кресло для мертвых, — он показал на красное бархатное кресло, стоящее в углу.

Я сделала пару кадров и попросила позвать кого-нибудь, чтобы сфотографировали нас вдвоем. Павич вышел и вернулся со светловолосой женщиной в белом костюме. Она протянула мне руку и сказала по-русски:

— Снегурочка!

Я не поняла и вопросительно посмотрела на нее.

— Меня зовут Снегурочка, а Вас?

Я представилась и продолжала недоверчиво глядеть на нее, тогда она объяснила:

— Меня зовут Снежана, а по-русски – Снегурочка!

— В России тоже есть имя Снежана, — засмеялась я.

— Правда? А я помню, в детстве читала книжки, и там была Снегурочка!

Теперь мы смеялись все вместе – Снегурочка-Снежана, Павич и я.

Она сфотографировала нас и, попрощавшись, вышла, а Павич сказал, что это его врач.

Мы еще немного посидели, допили чай, он рассказал, что вечером ему еще предстоит работа, и закончил беседу цитатой:

— Помните, как там, у Пушкина – «Пора, пора! Рога трубят»?

Мы обнялись и распрощались, я пожелала ему успехов и здоровья, на что он ответил:

— О, не надо мне здоровья желать! Мне ведь в октябре уже 79 лет будет. И я плохо хожу, хотя, кажется, наши врачи придумали, как мне помочь.

Павич опять хитро улыбнулся и проводил меня до дверей.

Я сбежала по ступенькам и вышла в Белград, на улицу Князя Михаила, сошедшую для меня со страниц романа «Звездная мантия» – который я уносила с подписью автора…

Эта встреча была самой настоящей радостью – мечты сбываются!

Конечно, Павич говорил не совсем так, как я передала – иногда он долго подбирал слова, или использовал сербские аналоги, так что мне приходилось догадываться, что он хочет сказать, иногда мы переходили на английский, особенно, если речь шла о переводе названий его рассказов.

С Днем Рождения, дорогой, любимый, уважаемый Милорад Павич!

Дай Вам Бог здоровья, любви и счастья!

Хоть и написано в Вашем романе, что все вместе они не приходят, а только по отдельности…