Есть разные фильмы – хорошие и бездарные, интересные и не очень. Они говорят нам о многом – о красивой любви, тяжелой жизни, о мире и войне, о продажных и честных милиционерах, о людях, зверях, о правде и лжи, о чести и совести, о долге и предательстве. А есть фильмы – о тебе. Не про тебя – а о тебе. О тебе – живом и настоящем, фильмы, имеющие душу настолько тождественную твоей, что они обе попадают в резонанс, поднимающий со дна твоей души то самое, что ты долго пытался засунуть на это самое дно и не вспоминать об этом. Потому, что тогда ты плачешь. И не говорите, что мужчины, мол, не плачут, они плачут, только очень редко, держась до последнего, стараясь не сморгнуть слезу, иногда злятся на себя. И плачут.
Служащий со мной летчик плачет, когда «В бой идут одни старики». Я плачу, когда смотрю фильм «Живой». О чем этот фильм – не знаю, я там вижу парня, заблудившегося между войной и миром, между жизнью и смертью, между миром мертвых боевых друзей и мертвых в своем равнодушии сограждан. Никому не нужного инвалида, выкинутого за непригодность из войны, но не принятого в мир, бредущего в поисках каких-то маяков, ориентиров – и когда живые не светят, ему указывают путь погибшие друзья – самый легкий путь к тем, кто ему ближе и понятней, и эта сцена, когда герой здоровается с памятниками – мы ведь проходили её не раз! И наливали им, и говорили с ними, как будто они вот они – живые, такие же как и ты и стоят рядом с тобой и дают совет. И ты с ними вспоминаешь, как все было хорошо когда-то.  А ведь они и вправду – никуда не уходят, они иногда стоят рядом с тобой, иногда говорят с тобой. Живым. А когда «там» твоих друзей больше, чем «здесь», то сам себя спросишь:

Почему я — живой!?