«День опричника», если помните, имел оглушительный успех. Сто сорок мохнатая сага о перверзиях г-на сочинителя столь активно претендовала на звание политического гротеска, что получила названную лычку под бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Логика критиков и читающей публики была примерно та же, что у гоголевского хуторянина: жiнко! треба думати, бурсаки співають розумне, винеси їм сала. Жинка вынесла так вынесла, мало не покажется: шорт-лист «Нацбеста», лонг-лист «Русского Букера», переводы на французский, немецкий, шведский, испанский, сербский и т.д. И по хрену, что текст полуграмотный, что дубины у героев тесовые, а глаза волосатые…

С тех самых пор по ночам повадился к Володимиру свет Георгиевичу бес в черном опричном кафтане. Лукавый по горенке похаживает, сапог об сапог поколачивает, дышит зело прикусно – чесноком да водкою, а сам мошною звенит да шепчет в оба уха прелестное, скоромное, сладкое: гой еси, болярин-су! пошто стариною не тряхнешь, бабла влегкую не срубишь? И тако реченный муж пал в сети анафемския, взял харатью да перо гусиное и, умокнув оное в чернила made in China, вывел уставом заглавие: «Сахарный Кремль». И тряхнул, по наущению диавольскому, стариною, – ан старина-то, как на грех, возьми да отвались…
С легкой руки Гераклита уже две с половиной тыщи лет известно: в одну реку нельзя войти дважды. Но чужого опыта для человека не существует, есть лишь свой собственный. Оттого сиквелы плодятся, как грибы после дождя, даром что один другого гаже. И «Сахарный Кремль» – вовсе не исключение из правила.
Начать, все-таки, следует с начала, то бишь с приквела. Даже первый роман Сорокина о Российской Империи 2028 года был до оскомины вторичен. Концепцию православно-самодержавной антиутопии В.С. прилежно скопировал у Краснова («За чертополохом») и Войновича («Москва-2042»). Лубочный стиль, а равно и главного героя в точности срисовал из ерофеевского «Попугайчика» – лепшего кента, и того, блин, обобрал до нитки, аки тать злокозненный. Многочисленные застолья в романе имели отчетливый привкус Гиляровского. Туповатые хохмы насчет Ираиды Денюжкиной и Мирофанушки Швеллера настойчиво отдавали пелевинским Недотыкомзером… etc. Товарец оказался второй свежести: вид имел обтерханный и запашок – того-с, затхлый.
Ну да то еще полбеды. Затевая «Сахарный Кремль», Сорокин этак невзначай обнаружил, что сказать ему про опричиника Андрея Комягу больше нечего. Про Россию 2028 года – тоже. Но отступать некуда: позади Москва златоглавая – с улицей Константина Леонтьева, с блядьми белотелыми да ласковыми, со строгим государем да злоебучей государыней, с портянками «Святогор», коктейлем «Кровавая Маша» и конфетками-бараночками гонораров. Тогда автор, не мудрствуя лукаво, стал на все лады воспроизводить самого себя. Скажем, глава «Очередь» восходит к одноименному роману; финал главы «Письмо» (фирменная сорокинская эхолалия) – к рассказу «Возможности» с его попугайским 18-кратным повтором «ссаная вонь ссаная вонь ссаная вонь»; глава «Кино» – к синематографическим сценам из «Дня опричника»; сам образ рафинадного Кремля – к рассказу «Сахарное воскресенье»… пора бы уже притормозить, ибо продолжать этак можно до бесконечности.
Так что за текст перед нами? – тень тени, клон клона, пересказ пересказа. Сорокин в «Сахарном Кремле» более всего похож на Задорнова, что десятый год взахлеб несет одну и ту же чушь: америкосы – ну тупы-ы-еее…
Раз уж к слову пришлось: В.С. в амплуа коверного – зрелище более чем жалкое. Милости прошу убедиться:
«Мелькает-перекатывается в дыму табачном какой-то Пургенян, как говорят, известный надуватель щек и испускатель ветров государственных, бьют друг друга воблой по лбу двое дутиков, Зюга и Жиря, шелестит картами краплеными отставной околоточный Грызло, цедят квасок с газом цирковые: штангист Медведко и фокусник Пу И Тин, хохочет утробно круглый дворник Лужковец, грустно кивает головою лотошник Гришка Вец, над своим морковным соком склоняясь. С воплями-завываниями вбегает в кабак Пархановна, известная кликуша московская. Толстопуза она, кривонога, нос картошкой, сальные пряди над угреватым лбом трясутся, на груди икона с Юрой Гагариным сияет, на животе за кушаком поблескивает позолоченный совок».
Православные! подскажите, Христа ради, где смеяться-то над этими натужными репризами провинциального конферансье? Но адвокаты из числа критиков бдят: «Сорокин – мастер сказа, блистательный стилист» (В. Пригодич). А ну-ка глянем, что там за сказ такой? – типа, Лескову да Бажову на зависть:
«Про этих мегаонанистов Марфуше подружки рассказывали, что это европейские бесстыдники, которые в подвалах запираются, пьют огненные таблетки и письки себе теребят специальными теребильными машинками. Снились мегаонанисты Марфушеньке уже дважды, ловили ее в подвалах темных, лезли в писю железными крюками электрическими. Страшно…»
«Хоть и новенькая Ирочка-сочная дырочка, а понимает, что значит – веди. Расстегивает ширинку на портах опричника, выпускает зверя его наружу. Могуч зверь промежный у Охлопа! Обновлен искусными мастерами китайской медицины, удлинен, упрочен, с четырьмя хрящевыми вставками, с вострием из гиперволокна, с рельефными окатышами, с мясной волною, с татуировкой подвижной: табун диких лошадей по уду опричному проносится!»
Узнаю коней ретивых: Сорокин в своем репертуаре. Книга оная пахабствами вельми богата есть, паче окаяннаго града содомскаго: тут и карлы огнем бздят, и фрезеровщик по квартире разгуливает с молотком в заднице, и царица-матушка верхом на пушечном ядре кончает. И никто же не можааше минути таковыя богопротивныя малакии… Короче, скажите спасибо, что на сей раз без копрофагии обошлось.
Подведем итоги. Как антиутопия «Сахарный Кремль» не удался: соотечественников Скуратова-Бельского и Бенкендорфа, Ежова и Андропова опричными байками не проймешь, – не пугай девку мудями, она и хуй видала. Как политический памфлет роман тоже несостоятелен: фокусник Пу И Тин и кликуша Пархановна меркнут на фоне лилипутов-пердунов и елдаков, усыпанных речным жемчугом. Что в сухом остатке? – пресное, вегетарианское чтиво со сла-абой претензией на крамолу. Настолько слабой и беззубой, что «Сахарный Кремль» без проблем угодил в шорт-лист прошлогоднего «НОСа». А рассказать ли вам напоследок, кто Шнобелевскую премию учредил, – или сами знаете?..