Первым делом поставлю ссылку — те, кто любит припадать к первоисточникам, могут сразу пойти и скачать себе эту книжку, не утруждаясь чтением моего очерка!
Но если любой человек — не ленивый и любопытный — может через пару минут сам начать читать это «пособие для начинающего писателя», для чего же я занимаюсь неблагодарным делом — пересказываю и комментирую самого С. Кинга?! Да для того же, для чего и сам С. Кинг затеял написание своей книги — чтобы поделиться знанием!!! Если ты что-то знаешь или хорошо умеешь делать, наступает стадия, когда это знание или умение настолько тебя переполняет, что просто лезет через край — прет, как опара из кастрюли! Остается только навалять пирожков…
Прошу, отведайте!
Где-то в самом начале книги Стивен Кинг пишет о замечательном ящике для инструментов, который сделал Батяня — несколько уровней, много отделений для всяких отверток и молотков, все под рукой! Каждый писатель, считает Кинг, должен завести себе такой ящик для инструментов и всегда таскать его с собой, чтобы быть во всеоружии.
Дальше он рассказывает, что же это за специальные писательские инструменты — скоро мы до этого дойдем. А сейчас хочу сказать, что вся книга, написанная Кингом, тоже похожа — даже не на ящик с инструментами, а скорее на шкафчик с великим множеством ящичков, полочек, потайных уголков — откроешь дверцу, а там чего только нет!!!
Ну, вот в одном из мелких ящичков находим ПРЕДИСЛОВИЯ. Их целых три, не считая авторского уведомления! Разворачиваем одну бумажку, перевязанную бечевкой, и читаем: «С чего бы это мне хотеть написать книгу о писательстве? С чего я взял, что у меня есть что сказать? Очевидный ответ: потому что человек, который столько книг продал, наверняка может что то стоящее сказать о том, как их пишут».
А вот на полке кипа разноцветных тетрадей — ВОСПОМИНАНИЯ: «Я родился в 1947 году, и у нас телевизора не было аж до пятьдесят восьмого…». Ну и так далее: как Стивен начал писать, как заработал первые деньги своим писанием, как начал печататься, как встретил свою будущую жену (с которой так и живет с 1969 года): «Частично я влюбился в нее потому, что понял, как она относится к своей работе. Потому что она понимала, что это за работа. И еще потому, что на ней было соблазнительное черное платье и шелковые чулки — такие, на подвязках».
Вы узнаете о детях Кинга: «С финансовой точки зрения двое ребятишек — это на два больше, чем нужно для студентов колледжа, работающих в прачечной и на второй смене в пончиковой…»; о рутинной учительской работе и безнадежном писательском труде: «Я видел себя через тридцать лет, все в том же мешковатом твидовом пиджаке с латками на локтях, с вываливающимся поверх ремня пузцом от излишнего потребления пива. У меня будет кашель курильщика от тысяч сигарет «Пэлл Мэлл», толстые очки и штук шесть рукописей, которые я иногда буду вытаскивать и возиться с ними — обычно в подпитии. На вопрос, что я делаю в свободное время, я буду отвечать, что пишу книгу — а что еще делать в свободное время уважающему себя учителю словеснику? И я буду врать сам себе, уговаривать себя, что время еще есть, что были писатели, начавшие в пятьдесят, да, черт возьми, и в шестьдесят лет тоже. И много таких…»
Вполне могло так быть! Могло, да не стало. И во многом — признает Кинг — благодаря жене: «Табби ни разу не выразила ни малейшего сомнения. Ее поддержка была постоянной — одна из немногих хороших вещей, которые я мог принять как данность. И всегда, когда я вижу первый роман, посвященный жене (или мужу), я улыбаюсь и думаю: «Вот человек, который знает». Писательство — работа одинокая. И если есть кто то, кто в тебя верит, — это уже очень много. Тому, кто верит, не надо произносить речей. Он верит — этого достаточно».
(Табита Кинг)
Дай бог каждому пишущему встретить того, кто ПОВЕРИТ! Вера Табби оправдалась — роман «Кэрри» принес Стивену успех и гонорар двести тысяч долларов. Стивен откровенен с читателем, он не скрывает ни трудностей, не переживаний, связанных с болезнью и смертью матери, ни собственных алкогольных проблем. Вот большая цитата на эту тему:
«Алкоголики выстраивают защиту, как голландцы — плотины. Первые двенадцать лет своей семейной жизни я себя уверял, что «просто люблю выпить». Еще я использовал всемирно известную «Защиту Хемингуэя». Хотя вслух это никогда не произносилось (как то это не по мужски), защита эта состоит в следующем: я — писатель, а потому человек очень чувствительный, но я — мужчина, а настоящий мужчина своей чувствительности воли не дает. Только слабаки так делают. Поэтому я пью. А как еще мне пережить экзистенциальный ужас и продолжать работать? А кроме того, я себя контролирую. Как настоящий мужчина.
К восемьдесят пятому году я к своим алкогольным проблемам добавил наркоманию, но продолжал функционировать, как и многие, кто колется и нюхает, на самом краю профессионализма. Перестать мне было бы страшно — я уже не представлял себе другой жизни…
…убедившись наконец, что я не собираюсь выходить из этого штопора сам по себе, на сцену вышла моя жена. Это было нелегко — я ушел так далеко, что до меня было почти что не докричаться, — но она это сделала.
Мысль, что творчество и дрянь, меняющая сознание, ходят парами, — это один из величайших мифов поп интеллигенции нашего времени. Четыре писателя двадцатого столетия, на чьей ответственности это по большей части лежит, — Хемингуэй, Фицджеральд, Шервуд Андерсон и поэт Дилан Томас…
Наркоманы писатели — обычные наркоманы. Такие же, как наркоманы землекопы. Хемингуэй и Фицджеральд не потому пили, что были творческими натурами, одинокими или слабыми духом. Для творческих людей, быть может, действительно больше риск алкоголизма, чем в других профессиях — ну и что? Все блюющие в сточной канаве похожи друг на друга».
Стивен справился. Как именно — прочтите сами. Ему было нелегко, его жене, я думаю, еще труднее. Но они были вместе — и постепенно все наладилось: он вернулся к семье и писательству.
И вот мы открываем самый большой ящик в шкафчике Кинга: ПИСАТЕЛЬСТВО: «К действу писания можно приступать нервозно, возбужденно, с надеждой или даже с отчаянием — с чувством, что вам никогда не перенести на бумагу то, что у вас на уме или на сердце. Можно начинать писать, сжав кулаки и сузив глаза, в готовности бить морды и называть имена. Можно начинать писать потому, что есть девушка, которую вы хотите уговорить выйти за вас замуж, можно начинать, чтобы изменить мир. По любому можно приступать, только не равнодушно. Я повторю еще раз: нельзя подходить к чистой странице равнодушно».
В ящике этом лежат ИНСТРУМЕНТЫ. И материалы — назовем это так. Вот множество коробочек с бисером, бусинками, цветными стеклышками, пробочками, стружками и ржавыми гвоздиками — это наш Словарный Запас. Выбор слова имеет огромное значение: «Дайте себе торжественное обещание никогда не писать «атмосферные осадки», если можно сказать «дождь», и не говорить «Джон задержался, чтобы совершить акт экскреции», когда имеется в виду, что Джон задержался посрать. Я не уговариваю вас выражаться грязно — всего лишь просто и прямо (грубость и вульгарность, замечаем в скобках мы со Стивеном — действительно язык невежд и людей, словесно ограниченных).
Другое дело, зачем вообще читателю знать, что Джон слишком долго заседал в туалете и что он там конкретно делал! Ну, может и надо.
«Помните главное правило словаря, — продолжает Кинг, — берите первое пришедшее на ум слово, если оно подходящее и яркое. Если колебаться и рефлектировать, найдется другое слово — это точно, потому что всегда есть другое слово, но вряд ли оно будет так же хорошо, как и первое, или так же близко к тому, что вы хотели сказать.Вот насчет этой близости — это очень важно. Если не верите, вспомните, сколько раз вы слышали «я не могу передать» или «я не это имел в виду». Вспомните, сколько раз вы сами это говорили, обычно с легкой или не очень легкой досадой. Слово — всего лишь представление значения, и даже в лучшем случае оно полностью значения передать не может. А если так, то за каким чертом делать еще хуже, выбирая слово, состоящее лишь в дальнем родстве с тем, которое на самом деле хочется сказать? И ради Бога, если хотите, принимайте во внимание уместность выражения».
Следующий инструмент — сейчас вы взвоете! — ГРАММАТИКА: «…и не утомляйте меня своими стенаниями, что вы ее не понимаете, что никогда не понимали, что целый семестр пропустили, когда проходили грамматику, что писать — это приятно, а грамматика — жуть».
Да, так-то вот. Поверьте нам со Стивеном — грамматика необходима! А также орфография и прочая пунктуация. Конечно, орфографию вам и компьютер проверит, но полагаться на электронные мозги полностью — значит себя не уважать! В результате и рождаются такие перлы компьютерного редактирования, как: «Она сжала пальмы» — имелись в виду, конечно, «пальцы». Да, есть редакторы, корректоры и иже с ними, но им и так работы хватит, уж поверьте! В грамотно составленном тексте есть шик и элегантность. Такой текст приятно читать, его можно смаковать, как выдержанное вино, не вылавливая мух и не спотыкаясь о неправильно расставленные запятые.
Не буду пересказывать — прочтите уже сами, что Стивен говорит о грамматике!
Но некоторые важные правила сообщу:
1. НАДО ИЗБЕГАТЬ ПАССИВНОГО ЗАЛОГА
«Я думаю, что робкие писатели любят их по тем же причинам, по которым робким любовникам нравятся пассивные партнеры. Пассивный залог безопасен. Нет беспокойных действий, которые надо выполнять, а подлежащее может, если перефразировать королеву Викторию, «Закрыть глаза и думать об Англии». Еще я думаю, что неуверенным в себе кажется, будто пассивный залог как то придает их работе авторитетности, даже какой то величественности. Если вам кажутся величественными технические инструкции и писания юристов, то так оно и есть. Такой робкий деятель пишет: Мероприятие будет проведено в девятнадцать часов, поскольку эта фраза почему то говорит ему: «Напиши так, и люди подумают, что ты что то знаешь». Гоните вы такую квислинговскую мысль! Не будьте мямлей! Расправьте плечи, выставьте челюсть и заставьте подлежащее принять на себя ответственность. Напишите: Собрание будет в семь вечера. Ну? Правда, лучше?»
2. НАРЕЧИЕ ВАМ НЕ ДРУГ
«Вдумайтесь в предложение: «Он резко закрыл дверь». Это никак нельзя назвать ужасной фразой (по крайней мере в ней стоит активный глагол), но спросите себя, нужно ли здесь слово «резко». Можете возразить, что оно выражает разницу между «Он закрыл дверь» и «Он захлопнул дверь», и я спорить не буду… но что там с контекстом? Как там вся информирующая (не говорю уже — эмоционально волнующая) проза, описывающая события до того, как «Он резко закрыл дверь»? Разве она не должна нам сказать, как именно он закрыл дверь? А если она нам об этом говорит, то разве резко — не лишнее слово? Не избыточное?
Меня здесь могут обвинить в педантичности и мелкой придирчивости. Отрицаю. Я считаю, что дорога в ад вымощена наречиями, и готов кричать это на стогнах. Если сказать по другому, то они вроде одуванчиков. Один на газоне выглядит и симпатично, и оригинально. Но если его не выполоть, на следующий день их будет пять… потом пятьдесят… а потом, братие и сестры, газон будет полностью, окончательно и бесповоротно ими покрыт. Тогда вы поймете, что это сорняки, но будет — AX! — поздно….
Есть писатели, которые пытаются обойти это правило исключения наречий, накачивая стероидами сами атрибутивные глаголы по самые уши. Результат знаком любому читателю криминального чтива в бумажных обложках:
— Брось пушку, Аттерсон! — проскрежетал Джекил.
— Целуй меня, целуй! — задохнулась Шайна.
-Ты меня дразнишь! — отдернулся Билл.
Пожалуйста, не делайте так. Умоляю вас, не надо. Лучшая форма атрибуции диалога — «сказал», вроде сказал он, сказала она, сказал Билл, сказала Моника.
Стивен пишет еще о других инструментах, помогающих писателю, например, о форме организации текста, которая следует за предложениями — об абзацах: «Ведь даже не читая, можно сказать, легкая книга будет или трудная, да? В легких книгах абзацы короткие, в том числе абзацы диалогов, которые могут вообще состоять из двух слов, а пустого места много. Они воздушны, как конические стаканчики с мороженым. Трудные книги, полные мыслей, повествования или описаний, выглядят солиднее. Упакованное, если можно так выразиться. Вид абзацев почти так же важен, как их содержание; они — карта предназначений книги».
В наше нынешнее электронное время искусство абзаца, к сожалению, постепенно утрачивается, а жаль.
И вот мы добрались до середины шкафа Стивена Кинга, где хранятся самые главные сокровища — основные правила, следуя которым вы станете… ну, Стивеном Кингом вряд ли, но…
Впрчем, слово автору: «И как бы ни хотел я ободрить человека, впервые пытающегося серьезно писать, я не могу солгать и сказать, что не бывает плохих писателей. Извините, но плохих писателей куча. Писатели образуют ту же пирамиду, которую мы видим повсюду, где действует людской талант и людское творчество.
В основании — плохие писатели. Над ними группа чуть поменьше, но все еще большая и доступная: писатели грамотные. Следующий уровень уже намного меньше. Это писатели по настоящему хорошие. Над ними — почти над всеми нами — Шекспиры, Фолкнеры, Йетсы, Шоу и Юдоры Уэлты (Кто это?). Это гении, искры божии, одаренные в такой степени, что нам даже и не понять, не говоря уже о достичь…»
ИТАК ДВА ГЛАВНЫХ ТЕЗИСА СТИВЕНА КИНГА:
I. ХОРОШЕЕ ПИСЬМО СОСТОИТ ИЗ ОВЛАДЕНИЯ ОСНОВАМИ (СЛОВАРЬ, ГРАММАТИКА, ЭЛЕМЕНТЫ СТИЛЯ).
II. ХОТЯ НЕЛЬЗЯ ИЗ ПЛОХОГО ПИСАТЕЛЯ СДЕЛАТЬ ГРАМОТНОГО, А ИЗ ХОРОШЕГО ПИСАТЕЛЯ — ВЕЛИКОГО, ВСЕ ЖЕ ТЯЖЕЛАЯ РАБОТА, УСЕРДИЕ И СВОЕВРЕМЕННАЯ ПОМОЩЬ МОГУТ СДЕЛАТЬ ИЗ ГРАМОТНОГО ПИСАТЕЛЯ — ХОРОШЕГО.
«Но если вы не хотите работать до кровавых мозолей на заднице, то не стоит и пытаться писать хорошо — валитесь обратно на уровень грамотных и радуйтесь, что хоть это у вас есть. Да, есть на свете Муз (у Стивена именно Муз, а не Муза — так вот ему повезло!), но он не будет бабочкой влетать в вашу комнату и посыпать вашу машинку или компьютер волшебным порошком творчества. Он живет в земле — в подвалах. Вам придется к нему спуститься, а когда доберетесь — обставить ему там квартиру, чтобы ему было где жить. То есть вы будете делать всю черную работу, а этот Муз будет сидеть, курить сигары, рассматривать коллекцию призов за боулинг и вас в упор не видеть. И вы думаете, это честно? Я лично думаю, что да. Этот тип Муз, может, такой, что смотреть не на что, и может, он не слишком разговорчив (от своего я обычно слышу только мрачное бурчание, когда он не на работе), но у него есть вдохновение. И это правильно, что вы будете делать всю работу и палить весь полночный керосин, потому что у этого хмыря с сигарой и с крылышками есть волшебный мешок, а там найдется такое, что переменит всю вашу жизнь. Поверьте мне, я это знаю».
ПРАВИЛА СТИВЕНА КИНГА:
I. МНОГО ЧИТАТЬ. ЧТЕНИЕ — ТВОРЧЕСКИЙ ЦЕНТР ЖИЗНИ ПИСАТЕЛЯ.
В самом конце книги Кинг — «по просьбам трудящихся» — приводит список из 96 любимых книг. Я из них прочла только десять:
1. Во Ивлин, «Возвращение в Брайдсхед»
2. Голдинг Уильям, «Повелитель мух»
3. Грин Грэм, «Наш человек в Гаване»
4. Грин Грэм, «Наемный убийца»
5. Диккенс Чарльз, «Оливер Твист»
6. Ли Харпер, «Убить пересмешника»
7. Моэм У. Соммерсет, «Луна и грош»
8. Роулинг Дж. К., «Гарри Поттер и философский камень»
9. Роулинг Дж. К., «Гарри Поттер и комната тайн»
10. Роулинг Дж. К., «Гарри Поттер и пленник Азкабана»
Курта Воннегута, конечно, читала, но не эту вещь — «Фокус покус», про Джозефа Конрада слышала, остальных авторов знать не знаю! Надо будет поискать… Боюсь, не все переведены у нас.
II. МНОГО ПИСАТЬ.
И дальше Стивен дает массу практических советов на тему воплощения в жизнь этих двух простых правил: сколько «много», что именно, как и где, и, наконец, о чем? В смысле, писать-то о чем?! О чем писать? Да о чем угодно — лишь бы вы говорили правду. Реально предположить, что вы будете писать то, что любите читать: «Пишите что хотите, потом пропитайте это жизнью и сделайте уникальным, добавив ваше знание жизни, дружбы, любви, секса и работы. С моей точки зрения, литературное произведение состоит из трех вещей: повествование, которое передвигает действие из точки А в точки В, С м так далее до Z; описание, составляющее чувственно реальный мир для читателя, и диалог, оживляющий персонажей, давая им речь.
Вы можете спросить: а где же здесь сюжет, интрига? Ответ — по крайней мере мой ответ — таков: нигде. Я не стану пытаться убедить вас, что никогда не строил интриги, как не буду пытаться убедить, что никогда не врал, но и то и другое я стараюсь делать как можно реже. Я не верю интриге по двум причинам: во первых, наша жизнь в основном лишена сюжета, даже если учесть все разумные предосторожности и тщательно составленные планы; во вторых, потому что я считаю: продумывание сюжета и спонтанность истинного творчества несовместимы. Лучше всего мне здесь выразиться со всей доступной мне ясностью, чтобы вы поняли: мое глубокое убеждение — вещи не пишут, они сами пишутся. Работа писателя состоит в том, чтобы дать им место, где расти (и записать, конечно)… Рассказы и романы… — это реликты, остатки неоткрытого ранее существовавшего мира. Дело писателя — с помощью инструментов из своего ящика достать их из земли, повредив как можно меньше. Иногда окаменелость маленькая, просто ракушка. Иногда огромная, тираннозавр рекс со всеми своими гигантскими ребрами и оскаленными зубами. В любом случае — короткий рассказ или тысячестраничный роман — техника раскопок по сути одна и та же».
В шкафчике Стивена еще много сокровищ, только открывай коробочки и разворачивай свитки, и ты узнаешь, что возникает сначала — ситуация или персонажи — и какой бывает развязка; что значит хорошо описывать и сколько раз переписывать; каково значение диалогов и темпа повествования; кому давать читать первому и каков идеальный читатель; о сокращении и вымарывании текста (второй вариант должен равняться первому варианту минус 10%); а также есть ли польза от курсов и семинаров и как пробиться к изданию… Уф! Вот насчет издания — к сожалению, опыт Стивена 1970-х годов вряд ли пригодится нам в 2010-м, да еще в России! Хотя… Кто знает!
А вот здесь, в золотой бумажке, завернута ИДЕЯ: «Если вы писали роман, неделями и месяцами вылавливая его слово за словом, то ради книги и ради себя необходимо откинуться назад (или пойти как следует прогуляться), закончив ее, и спросить себя, зачем вообще было трудиться — зачем надо было тратить все это время, почему это так важно. Другими словами, зачем это все надо, Альфи?
Когда пишешь книгу, день за днем разглядываешь и определяешь деревья. Когда закончишь, надо отойти назад и взглянуть на лес. Не каждая книга должна быть набита символикой, иронией или мелодичным языком (все таки не зря это называется прозой), но мне кажется, что каждая книга — по крайней мере та, которая стоит чтения — должна быть о чем то. Смысл работы над первым вариантом или сразу после него — понять, о каком именно «чем то» эта ваша книга. Смысл, или один из смыслов, работы над вторым вариантом — сделать это «что то» более ясным. Могут потребоваться большие изменения или пересмотры. Выгода для вас и вашего читателя — в большей ясности и большей цельности вещи. Это никогда не подводит.
Эту маленькую проповедь я должен заключить предупреждением: начинать с вопросов и идейных соображений — рецепт создания плохой литературы. Хорошая литература всегда начинается с темы и развивается к идее, почти никогда не бывает наоборот. Единственным возможным исключением, которое я могу придумать, являются аллегории вроде «Скотного двора» Джорджа Оруэлла (и есть у меня тайное подозрение, что здесь тоже сначала явился сюжет. Если в будущей жизни я увижу Оруэлла, спрошу у него).
Но когда сюжет уже лег на бумагу, надо подумать о том, что он значит, и в следующие варианты вписать свои заключения. Не сделать этого — значит лишить свою работу (и читателя, в конечном счете) того видения, которое и делает каждую написанную вами вещь вашей и только вашей».
И вот мы добрались до последнего ящика в волшебном шкафчике Стивена Кинга:
ПОСТКРИПТУМ: О ЖИЗНИ. И вот мы узнаем, что всю эту замечательную книгу автор писал (вернее, дописывал) после страшной аварии 1999 года, когда небольшой грузовичок (водитель на секунду отвлекся) превратил Стивена в калеку: нога ниже правого колена — как носок, набитый шариками, правое колено расколото почти посередине — раздробленный внутрисуставный перелом большой берцовой кости; перелом шейки правого бедра и открытый перелом бедра в той же области; позвоночник треснул в восьми местах, сломаны четыре ребра, правая ключица выдержала, но все мясо над ней было содрано; на резаные раны головы наложили то ли двадцать, то ли тридцать швов…
«Возвращаться к работе (книга начата в 1997) мне не хотелось. Я страдал от боли, не мог согнуть правое колено и передвигался только с ходунком. Я не мог себе представить долгого сидения за рабочим столом, даже в кресле на колесах. Из за страшного удара в бедро сидение после сорока минут или около того становилось пыткой, а после часа с четвертью пытка становилась нестерпимой. Если добавить к этому книгу, которая страшила еще больше обычного, — как тут писать о диалоге, о персонажах и поисках агента, когда важнее всего в мире очередная доза обезболивающего?
Первый сеанс писания продолжался час сорок минут — куда дольше, чем я мог просидеть прямо с тех пор, как на меня наехал фургон Смита. К концу работы я был покрыт потом и выдохся так, что едва мог сидеть в кресле. Боль в бедре была почти апокалиптической. А первые пятьсот слов дались с таким трудом, будто я никогда в жизни ничего не писал. Все мои старые приемы меня будто бросили. Я переходил от слова к слову, как глубокий старик переходит поток по скользким камням».
Он таки дописал эту книгу!
И теперь уже язык не повернется спросить…
Или повернется?
«Вопрос этот люди задают по разному — иногда вежливо, а иногда грубо и в лоб, но он всегда сводится к одному: «Детка, ты это делаешь ради денег?» Ответ — нет. Не делаю и никогда не делал. Да, я своей прозой наколотил кучу бабок, но никогда не клал на бумагу ни одного слова с мыслью, что за него заплатят. Некоторые работы я делал как услуги друзьям — «ты мне, я тебе», — но это даже в худшем случае можно назвать разве что бартером. Я писал, потому что не писать не мог. Может, это и помогло мне выплатить закладную за дом и отправить детей в колледж, но все это побочные эффекты — это делалось ради причуды. Ради чистой радости самой работы. А если можешь что то делать для удовольствия, то это ты сможешь делать всегда».
ПИСАТЕЛЬСТВО — ЭТО НЕ ЗАРАБАТЫВАНИЕ ДЕНЕГ,
НЕ ДОБЫЧА СЛАВЫ, ЖЕНЩИН ИЛИ ДРУЗЕЙ.
ЭТО В КОНЕЧНОМ СЧЕТЕ ОБОГАЩЕНИЕ ЖИЗНИ ТЕХ,
КТО ЧИТАЕТ ТВОЮ РАБОТУ,
И ОБОГАЩЕНИЕ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ТОЖЕ.
ОНО ЧТОБЫ ПОДНЯТЬСЯ ВВЕРХ, ДОСТАТЬ, ДОСТИЧЬ.
СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ, ВОТ ЧТО.
СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ.
ПИСАТЕЛЬСТВО — ЭТО ВОЛШЕБСТВО,
КАК ВОДА ЖИЗНИ,
КАК ЛЮБОЙ ТВОРЧЕСКИЙ АКТ.
ВОДА БЕСПЛАТНА, ТАК ЧТО ПЕЙ.
ПЕЙ И НАПОЛНЯЙСЯ.
СТИВЕН КИНГ
Дженни Перова. Шкафчик С Секретами Стивена Кинга: 2 комментария
Мы со Стивеном скромно кланяемся!
:)))
Браво, Стивен!
Браво, Дженни!!!