В феврале этого года вышла в свет и была презентована одесскому читателю и ценителю изящной словесности книга, призванная быть монументальной и показательной – «Квинтэссенция. Антология одесской литературы начала XXI века». Казалось бы, событие радостное для литературных кругов города – наконец-то нашелся человек, который не только сумел собрать все лучшее современное под одной обложкой, но и нашел возможность издать книгу.

А ведь в наше время именно издать книгу составляет большую проблему – финансового порядка. Но «Квинтэссенция» начала разочаровывать с первых страниц. Сразу бросился в глаза крайний непрофессионализм составителя антологии – члена Союза писателей Москвы, одессита Павла Мацкевича

В первую очередь удивило отсутствие редакционной коллегии антологии. На титульном листе указан лишь составитель – Павел Мацкевич. Может появиться вопрос – зачем нужно несколько человек для того, чтобы собрать антологию? Да как минимум для того, чтобы исключить, насколько это возможно, «вкусовщину», чтобы охватить материал максимально, чтобы представить разносторонне то явление, которое антология призвана осветить. Один человек, даже семи пядей, вряд ли может справиться с таким заданием. Но может быть, дело в другом? Кто же захочет работать бесплатно, тем более над составлением такой книги, требующей предельного внимания? Допустим, что составитель ее – альтруист и человек, которому небезразлична одесская литература. И посему он сам взвалил на себя такую непомерную ношу.

Допустив это, изучаем издание дальше, и прежде всего аннотацию, в которой, в частности, значится: «Квинтэссенция […] в переносном значении – экстракт, самое главное, самое важное, наиболее существенное. Потому и название антологии одесской литературы начала XXI века – «Квинтэссенция», поскольку тут собраны работы «от сердца», те работы, что именно и составляют душу одесской литературы». Запомним это определение.

Антология состоит из двух разделов – поэзии и прозы. Из трехсот страниц сто тридцать отведено под поэтов, остальной объем отдан прозаикам. Конечно, взяв в руки антологию, хочется узнать, кто же в ней напечатан – но списка авторов ни в виде содержания, ни в каком-либо другом виде нет ни в начале книги, ни в ее конце. Содержания – а их два, согласно количеству разделов – появляются перед каждым разделом, но в несколько странном виде. Вместо имен авторов читаем следующее: «На букву А… На букву Б… На букву В…» и так далее до буквы «Т» включительно в поэтическом, например, разделе. Чем вызвана была необходимость строить содержание по такому неудобному для читателя принципу? Может быть, авторов так много, что удобней было бы располагать их сразу по несколько на соответствующую литеру и только литеру эту указывать? Нет, это не так. Девятнадцать авторов в разделе поэзии, и девять в разделе прозы. Так почему бы не сделать нормальное содержание, указав в нем имена поэтов и прозаиков? Ответов у нас два и, как нам кажется, оба имеют право прозвучать. Первый: возможно, составитель не решился публиковать в содержании имена авторов своей антологии, потому что авторы эти далеко не так гениальны и далеко не так представительны, как ему хотелось бы? Второй: быть может, любопытный читатель, не увидев перечня имен, все-таки пролистает книгу хотя бы до середины? Значит, составитель допускает две как минимум возможности, что книга читателю – и это при всей любви одесситов к литературе и к одесской литературе особенно – будет неинтересна. Это – второй фактор, заставивший насторожиться при детальном изучении «Квинтэссенции».

Таким же оригинальным образом составлены и «авторские странички». В любой поэтической антологии, как известно, они состоят из двух частей: информации об авторе и, собственно, произведений. Причем информационные статьи строятся по определенному образцу, включая в себя биографические и библиографические сведения. В «Квинтэссенции» же оформление справок об авторах не подразумевает какого-либо единоначалия. Где-то они принадлежат перу самих авторов, где-то перу составителя. Где-то умещаются в несколько строк, где-то растянуты на целую страницу. Там, где составитель пишет справочные статьи, можно прочесть много забавного, но никак не «антологического», например: «Виктор Андрианов… Собственно говоря, трудновато представить себе человека, который обладает еще более развитой эрудицией» или «Ох, трудно разбираться с Вами! Вот и сейчас порадовали!» (начало справочной статьи о Светлане Джигун – Е.С.). Энциклопедическая емкость и краткость справок напрочь отсутствует; составитель принимается обсуждать особенности творчества и личностей литераторов, цитировать искусствоведов и самих авторов. Возможно, составитель таким причудливым образом хотел подчеркнуть тот факт, что не только работы, собранные в книге идут от «сердца», но и информация об авторах идет оттуда же. Однако излишняя эмоциональность отнюдь не украсила «Квинтэссенцию», а наоборот, сильно ей навредила.

И собственно, главное – наполнение антологии. Кто же, по мнению Павла Мацкевича, представляет наиболее важное, «наиболее существенное» в современном литературном процессе города? В разделе «Поэзия»: В. Андрианов, Б. Барский, Н. Белоусова, Г. Вязов, Н. Гриценко, С. Джигун, Ж. Жарова, О. Збарская, А. Исаев, А. Коваленко. Е. Матвеев, С. Онущенко, И. Полякова, А. Радова, Ю. Ратников, И. Рейдерман, В. Соломенчук, Н. Таран, П. Тараненко. Не будем обсуждать литературные достоинства представленных в антологии текстов, хотя основной их объем мы не побоимся назвать, воспользовавшись определением одного из авторов «Квинтэссенции», «рифмованьем трюизмов», и подчеркнем их третичность (а порой даже и четвертичность) по отношению к массиву уже написанного в русской литературе. Дело сейчас не в этом, а в том, собственно, какой принцип отбора руководил составителем антологии. Если он утверждает, что авторы, избранные им – это «наиболее существенное», то, извините, к какому разряду он относит поэтов, чьи имена неразрывно связаны с одесской литературой: Юрия Михайлика, Ефима Ярошевского, Бориса Херсонского, Галины Маркеловой, Игоря Павлова, Анны Стреминской, Инны Богачинской, Юлии Петрусевичюте, Валерия Сухарева, Марка Эпштейна, Алёны Щербаковой, Сергея Нежинского, Ирины Дежевой, Сергея Главацкого, Людмилы Шарга и др.? Может быть, эти имена ему вовсе незнакомы, а знакомы только те литераторы, которые были напечатаны в журнале «Аvе», так как именно эта характеристика появляется почти в каждой справке о том или ином авторе «Квинтэссенции»? Очень странно, что поэты-одесситы, известные далеко за пределами Одессы, остались без внимания составителя столь солидной книги, как антология современной поэзии. Добавим, что они, слава Богу, живы, и продолжают творить – то есть, так или иначе, являются современниками и нашими с вами, и Павла Мацкевича. Может быть, составитель не причисляет их к поэтам начала XXI века? Может быть, они безнадежно остались в веке ХХ-м? Тогда почему средний возраст авторов антологии  – лет 45-50 (судя по фото, так как даты рождения тоже нигде не указаны) и по каким критериям их произведения представляют собой «поэзию XXI века», а «незаквинтэссированные» поэты, среди которых треть составляет молодежь, так и не развернулись лицом в настоящее? Где логика? И это мы говорим только о разделе поэзии.

Некоторый свет на подобные казусы составителя проливает его предисловие к антологии. «В Одессе подавляющее большинство именно приспособленцев, тех, кто любыми путями и средствами добивается «липового» признания», – пишет он.  Наверное, именно в когорту «липовых приспособленцев» Павел Мацкевич объединил известных одесских поэтов, не понимая даже, как несправедливо и зло он попытался обидеть замечательных талантливейших людей, добившихся признания, но не тиражей и гонораров, нашедших свое место в литературе, но не в мягком кресле на полном довольствии? Или подозревал? Или специально снабдил антологию предисловием, в котором несколькими выпадами против «всех и вся» пытается очернить современников-литераторов, имен которых он почему-то не называет: «… даже утробу набивают в основном подачками, а где и тем же обманом. Правда, умирать всё равно придётся. […]. Привыкли себя превозносить и боготворить. Можно назвать много таких имен, да зачем?». Имена нужно было назвать хотя бы для того, чтобы те, к кому не относится эта эскапада, не приняли ее на свой счет. Потому что создается впечатление, что поэты, не включенные Мацкевичем в антологию «современной» литературы – именно и есть все те, кто «набивает утробу подачками». За двусмысленные и злобные реплики иногда приходится отвечать перед общественностью, даже несмотря на огромные амбиции и небольшой тираж «квинтэссенций» (в исходных данных значится 300 экземпляров).

Итак, обратимся к стихотворным иллюстрациям «современной одесской поэзии». Вот например, выдержка из стихотворения Гергия Вязова под названьем «Счастья пирожок»:

Каким сладким кажется краденый пирог,

Краденые титулы – как с медком горшок.

Каким важным кажется краденый портфель

С ценными бумагами, где полно идей.

Какой ценной кажется краденая кровь –

Жизнь нам продлевает, а кому — любовь.

Какой нужной кажется краденая жизнь –

Смыслами наполнена так, что знай, держись.

В десяти строфах автор настойчиво предлагает читателю одну и ту же сентенцию – «чужой мед сладок». Но, во-первых, это и так известно просвещенной публике. Во-вторых, примеры, которые автор при этом приводит, довольно сомнительны и в них напрочь отсутствует та художественная яркость, которой отличается поэтическое произведение от всякого другого письменного. В заключение стихотворения автор говорит нам о том, что «согреть всех сможет поминальный звон». И где в этих строках поэтическое открытие, где новаторство, где новый, обновленный взгляд на жизнь, без которого немыслимо настоящее искусство? К чему повторяться, причем довольно посредственно и – не побоимся сказать – топорно? При всем этом автор плохо владеет стихотворными размерами, он не чувствует ни ударения, ни ритма. В приведенном нами выше отрывке ритмическое ударение в каждой строке падает не на второй слог первого слова, а на первый, но автор этого не замечает: и вместо «каким сладким», «каким важным», «какой ценной» читается «каким сладким», «каким важным», «какой ценной». Что это за «ценная кака»? Что должно поразить современного читателя – слог, художественный образ, новаторская рифма? – в следующем четверостишии этого же автора, взятом нами из стихотворения «1,5 Иуды»:

Но в злой статистике неумолим, там сей закон

И где-то снова раздается прощальный звон.

Сексотов племя окропить – какой водой?

Чтоб в них воскрес и возбудился Дух Святой?

Вы представляете себе «возбужденный» Дух Святой? Создается впечатление, что автор не только очень слабо владеет основами стихосложения, но и самой русской речью владеет не сильно. Поражает скудость языка, отсутствие тропов, примитивная рифма (там, где она есть) и бесконечная злоба автора по отношению к окружающему его миру. Где же здесь искусство, где же здесь «лучшая современная поэзия»?

Вот несколько строк из стихотворения Анастасии Коваленко «Лесная баллада»:

Дай руку, мы пойдем через леса,

Срывая васильки и первоцветы,

А ветви, что уходят в небеса

Расскажут нам старинные секреты.

Очень странным кажется, что у Анастасии васильки, полевые сорняки, оказываются в лесах, и при этом цветут (а время их цветения – это июнь-сентябрь) одновременно с первоцветами, которые, как известно, зацветают в апреле. Или героиня срывает стебельки? Опять вопрос – для чего, что хочет сказать этим действием автор? Создается впечатление, что он плохо понимает, о чем пишет, соединяя красивые слова в строчки и не подозревая о том, что любая метафора, даже самая фантастическая, прежде всего – правдоподобна. Читаем далее там же:

Под россыпью из звёзд и лунных чар

Цыганка ночь споёт под звуки лир.

Романтический образ, который автор пытается создать путем избитых «лунностей» и «звездностей» скорее смешон, чем лиричен. Это неумелые стихи уровня кружка при школе, ВУЗе или каком-либо другом учреждении. Нет в них настоящей жизни, нет ничего, кроме плохого подражания и отсутствия художественного вкуса. И, к сожалению, составитель предлагает читателю стихотворения в большинстве своем именно такие – неумелые, слабые по всем статьям. Факт включения их в антологию и позиционирования как «лучшего» в одесской литературе, вызывал бы ироническую улыбку, если бы не был так печален.

Некоторые авторы, чьи произведения мы можем прочесть в антологии, более-менее владеют пером – у них выдерживаются зачастую и ритм, и рифма, но темы остаются банальными, избитыми. Это неинтересные стихи неинтересных людей, которым нечего сказать, но очень хочется говорить, и не просто говорить, а получать за это «счастья пирожки».

Вот начало стихотворения Евгения Матвеева «О скоростях».

Давай поговорим о скоростях,

о том, что жизнь чрезмерно скоротечна,

и листья нам об этом шелестят,

но мы не понимаем их наречья.

Возникает вопрос: откуда тогда мы знаем, о чем же они шелестят?

И подобные казусы, семантические и логические несоответствия, случаются с авторами антологии на каждом шагу. Создается впечатление, что антология составлена почти сплошь из произведений определенного кружка, собравшегося вокруг Павла Мацкевича в течение нескольких лет его редакторской деятельности, некоей такой провинциальной литстудии, уровень которой невысок, но амбиции велики.

Известно всем, что людей мечтающих о славе намного больше, чем, людей достигающих ее. Издавна сложилось мнение, что признания добиться легче всего в сфере искусства – напиши побойче, намалюй поярче, и слава – в кармане. Многие забывают о том, что быть поэтом – это значит не просто говорить «в рифму» и ямбом. Поэт – это творец. Он не описывает реальность, а создает ее, он в нескольких строках аккумулирует не день и не жизнь, а весь мир – как целое, как универсум. И делает это ненавязчиво, а не так, как, например, пытается сделать это Сергей Онущенко, насытив банальное «онтологическое» пятистишие «лучами» и «мирозданьями».

Печальны небеса плывущих низко туч.

Но ветер сильный — вдруг проглянет луч

И засияет снова мирозданье.

Призрит Господь трудов Своих созданья

Нас сохранив на самом крае туч.

И дальше что? Это и так понятно. Об этом еще до Пушкина Александра Сергеевича сто раз написали. В поэзии не применим принцип «старый конь борозды не испортит». За всеми этими показными «мирозданьями» – выжженная, бесплодная уже земля, а не целина и даже не пахота. В поэзии нужно искать не борозды и колеи, а новые пути, новые пространства, новые горизонты, но авторам этой антологии именно это-то и невдомек. Им все подходит в собственных стихах, и никаких других им не нужно. На общем сером фоне выделяются разве что три автора (из девятнадцати) – Борис Барский, Илья Рейдерман и Полина Тараненко. Здесь видна работа над собой и над слогом, особый почерк, особое видение мира.

Добавим также, что в «антологии» XXI-ого века нет ни верлибра, ни белого стиха, ни дольника – все ограничено более-менее классической формой и рифмой АБАБ. Неужели так обеднела современная одесская поэзия, в которой еще так недавно были представлены разные жанры и формы? Или обеднил ее сам составитель?

С прозой дела, к сожалению, тоже обстоят неважно. Воздержавшись от детального разбора прозаических произведений (а в антологии есть и сказка в стиле «фэнтези», и две фантастические повести, несколько рассказов и новелл, и даже один «отрывок» из неизвестно чего), ограничимся лишь несколькими примерами, иллюстрирующими особенности художественного языка авторов. Уточним, что авторское написание всего, включая слова и знаки препинания, приводится нами в статье без изменений, а цитаты взяты наугад. Итак:

Геннадий Дмитриев, «Сказка о прекрасной принцессе, злом драконе и бедном рыцаре»:

«Приходить в себя понемногу он только тогда, когда дракон принес его в темный лес, на туже самую поляну, где состоялась их первая встреча.

Он еще не осознавал того, что действительно избавился от смертельной опасности, он ходил в замешательстве по поляне, что-то искал, чего-то не хватало ему, что-то мучило его, не давало покоя; и он вдруг воскликнул:

— Лошадь! Лошадь моя где?»

Олег Лаврентьев, «Веллер»:

«Ближе к вечеру, набив живот «до отвала» пирожками с капустой, и загрузив большой пакет, с ними же, в сетку спереди велосипеда, Мишка принял поцелуй от бабушки, сказал «пока» и отправился домой. Мать приняла пакет, спросила обычное: – Ну как..?» Выслушала быстрый Мишкин ответ, который сводился к тому, что «всё нормально».

Любовь Линник, повесть «Полнолуние»:

«Они были знакомы мимолётно. Это произошло здесь же, лет десять назад. Вряд ли Таня узнала бы его, встреться они сейчас где-нибудь в другой обстановке. По сути, перед ней сидел незнакомый человек. Она почти не участвовала в беседе, попивая кофе и ожидая, что Андрей всё же скоро уйдёт. Он уходил и под разными предлогами возвращался. Так прошёл весь день».

Анна Удинцева, «Ангелы рядом»:

«Почти всё свободное время они проводили вместе. Во всех мирах, Со временем, они стали просто неразлучными. Потом прошли и все позывы строить с ним что-то большее. Просто чистая дружба. Оба флиртовали направо и налево, а потом вечером хохотали друг над дружкой. Знали друг друга как свои пять пальцев и всегда знали, что и когда нужно сказать».

Анна Унтилова, «Париж может подождать» (отрывок):

«То, что идеал Оксаны был не вымышленным бурным воображением персонажем, а реально существующим, живущим человеком, самым драматичным образом откладывало отпечаток на ее неудовлетворенность, как и на тех парнях, с которыми она знакомилась до встречи с Лапкиным, так и на самом Лапкине. И все потому, что степень приближенности к идеалу сводилась к одному на бесконечность, и уж никак не сверялась с предполагаемыми желаемыми качествами, так как обладать ими всеми мог один Володя Витовский».

К сожалению, знакомство с разделом под названием «Проза» нас тоже разочаровало. Здесь беды те же, что и в разделе поэтическом: полное отсутствие художественной речи, неумение создавать образ, а не списывать его «у соседа по парте», а порой и полная синтаксическая, пунктуационная и лексическая безграмотность авторов. Причем авторы претендуют на серьезную прозу. Создается впечатление, что составитель собирал не лучшее, а худшее в одесской литературе. Потому что и среди одесских прозаиков, к примеру, таких как Ольга Ильницкая, Георгий Голубенко, Виктория Колтунова, Анна Яблонская, Александр Закладной, он не нашел никого себе по вкусу, ограничившись, опять-таки лишь авторами «множества публикаций в журнале Ave». Кстати, название этого журнала отчего-то везде напечатано без кавычек – наверное, это принципиальная позиция составителя.

По признанию Павла Мацкевича, в антологии собрана литература, которая «просто замалчивается, а, бывает и затравливается». Позволим себе заметить, что не всегда то, что замалчивается – хорошо. Говорить же о какой-либо травле в современных условиях развития «рыночных отношений» идеологически неверно. Нет цензуры, нет никаких препятствий для печати, кроме финансовых. Есть, в конце концов, интернет. Может быть, имело смысл назвать подобное издание «антологией неизвестного одесского автора»? Но никак не претендовать на «наиболее существенное» в одесской литературе.

«Квинтэссенцию» можно было бы рассматривать как неудачную попытку составителя представить современный литпроцесс с собственной точки зрения, при этом попенявшего кому-то на известность и пожалевшего кого-то за неимение ее, если бы не один факт. Публикация в антологии была платной. Именно это полностью нивелирует ценность книги как более-менее важной в культурной истории города. Именно этот факт заставляет с большим подозрением отнестись с работе, проделанной Павлом Мацкевичем – и как мы теперь понимаем – далеко не безвозмездно. Уважающий себя автор (его печатают и так) вряд ли будет платить за публикацию собственного произведения, а жаждущий известности, прельщенный сладким  словом «антология» автор средненькой руки заплатит, сколько скажут и даже даст больше. Автора в этом случае винить глупо и негуманно – заговоренный составителем-издателем, он, как мотылек на огонек, летит с рукописью к обольстителю и – верит, верит, верит… в свою непререкаемую значимость и талант. А после публикации в антологии верит в это еще больше.

Составитель может, конечно, говорить, что не берет себе ни копейки и пр. и пр., но репутация издания для читателя уже подмочена основательно. Тем более схема, освоенная некоторыми составителями и редакторами совместно с издателями сборников и альманахов, участие в которых является платным, осталась лишь большим секретом для «маленькой компании», согласной внести за свое участие в подобном издании энное количество денежных знаков. Некто составитель-редактор-издатель, как кукловод, прикармливает кучку горе-литераторов, которых не печатают не потому, что травят, а потому, что их работы тяжело назвать художественными и нужными литературе. Этот издатель их прельщает возможностью напечататься, говорит им о высоком качестве издания, о том, что они будут напечатаны рядом с таким-то и таким-то, успешным, известным (и, конечно же, не вносящем при этом никакой платы). Цены за страницу кажутся для человека, незнакомого с полиграфическими делами, терпимыми, тем более платят они не за то, что их печатают – а за будущий успех, за признание! Нужно сказать, что в Одессе цены за полиграфические услуги завышены по крайней мере в два раза, а качество нередко обратно пропорционально цене.

Схема эта давно опробована и зарекомендовала себя отлично – хорошо и нашим, и вашим. Низкокачественная литература получает возможность не жить, но выживать, кукловоды-редакторы, которые на первое место ставят несомненный барыш – получают возможность какого-никакого, но процветания за счет неутихающего потока графоманствующей орды.

А где же литература? Настоящая, нужная, необходимая – русская современная, одесская современная? Есть «Квинтэссенции», «Одесские литераторы», «Южные города», «Звукоряды», которые преподносятся как единственное верное и настоящее, как эталон вкуса и художественности (иначе кто захочет платить деньги, чтобы быть в них опубликованным), есть подобные издания в каждом городе постсоветского пространства. А талантливое так редко пробивается к свету сквозь толщу «чистого» и «настоящего». К сожалению. И ладно, если бы сор в виде подобных изданий из избы-Одессы не выносился. Но ведь у составителя, помимо амбиций – обязательство перед своими послушными «послушниками»: его издание лучшее, оно будет известно всем и везде. Будет неудивительным, если помимо презентации в Одессе, последуют презентации в других городах, и «Квинтэссенция» будет представлена как литературное лицо современной Одессы. Слово «антология» развязывает руки зачастую людям, не имеющим ни профессионального, ни морального права на ее составление и издание – никак не назовешь их бессребрениками, отстаивающими истинные ценности. Вот в чем главная опасность такой антологии – нивелирование, местячковое уничтожение в глазах широкой публики богатой культуры города, его славного литературного прошлого и настоящего. И не более того. Не более того.

Иван Жуков