Рецензия на книгу Натальи Сарбатской «Литературная рабыня»

Кому действительно может быть интересна одна отдельно взятая жизнь? Смотреть отдельно взятую жизнь полностью, без купюр – это поистине адская работа. Для Бога. Или не для Бога? Сколько минут часов дней тратится в любой жизни впустую – просто для заполнения жизненного пространства, без вкуса, запаха, смысла и значения… Нет, наверное, из жизни – чтобы на нее посмотреть, не отрываясь, ну или с минимальным интересом надо делать радикальный монтаж. Краткое изложение, обозрение, выжимку,  синопсис. Отбрасывая лишнее – то есть девяносто с лишним процентов бытия. Из оставшегося в самом благоприятном случае может получиться сносное, то есть, смотрибельное кино…

Тбилисские события – пожалуй, самый удачный фрагмент книги. Тут же вспоминаются «Разбойники» Отара Иоселиани. Также мягко, спокойно, удивленно, персонально и чувственно. Легенду о восточной певуньи я бы поставил на второе место – захотелось слегка сжать (синопсировать) судьбу и уж точно переписать благополучный приторный финальный выход на ток-шоу на Первом канале. Вдруг у циничного читателя будет напрашиваться резюме – «было за что страдать девушке»…

Многое из оставшегося хочется убрать из итогового синопсиса: ведь так было везде со всеми. Сексуальные рабыни, литературные рабыни, государственные рабыни, офисные рабыни – что в во всем этом особенного?  «И то, и другое я видел не раз», — пел в нерабовладельческое время Андрей Макаревич. Все это обыденно, предсказуемо и схематично. Слишком легко в таких историях быть пророком – а это неправильно, это дискредитирует профессию пророка. Вот, когда отец Полины Осетинской бил двенадцатилетнюю девочку головой об батарею с целью формирования характера и улучшения качества звукоизвлечения – это внезапно и притягательно, этого из жизненного обозрения не выкинешь…

Одно можно сказать точно – совсем непросто матери-одиночки выстроить, если не жизнь, то хотя бы свой жизненный синопсис, тут хочешь – не хочешь, а придется стать представителем сильного пола.

Кто делает выжимку и определяет значимость? Понятно, что сторонний режиссер. «Смысл мира существует вне его», — говорил Витгенштейн. Например, значимость стихотворения определяет филолог. Так, стихотворение Тютчева «Люблю глаза мои, мой друг» было отнесено героями-филологами книги к разряду второстепенных. Но при этом нельзя не вспомнить, что именно этот стих был выбран Андреем Тарковским для финала эпохального «Сталкера».

В общем, хорошо, когда при выжимке от жизни остается нечто красивое, яркое, значимое. А когда наоборот, — как пел кот Леопольд, — плохо.