Отрывок из книги Умберто Эко “Картонки Минервы. Заметки на спичечных коробках”
Перевод Михаила Визеля, Анастасии Миролюбовой
В разных заметках на книжную тему часто можно встретить выражение «best seller» (обычно произносится просто «бестселлер»). Этот термин возник в Америке как обозначение любого хорошо продающегося товара и, следовательно, может быть применен также и к пользующейся успехом книге; но при перенесении в область литературы возникают два неудобства. Прежде всего, эта коммерческая категория ровным счетом ничего не говорит о качестве самой книги. Несомненно, бестселлерами являются Библия и «Пиноккио» (в том смысле, что каждый год они продолжают расходиться во множестве экземпляров), и в течение долгого времени таковыми являлись дамские романы Каролины Инверницио, хотя речь идет о произведениях (с позволения сказать) весьма отличных от вышеупомянутых. И вообще, выражение «бестселлер» покрывает четыре различных явления.
Во-первых, есть такие книги, которые я называл бы best sold [Хорошо продававшиеся (англ.)], то есть книги, которые были невероятно популярны в определенный период времени, как «Короли французские»[„I reali di Francia“ — роман-хроника, написанная и скомпилированная Андреа ди Барберино (ок. 1370 — ок. 1431)] или «Хижина дяди Тома». Потом существуют «вечнозеленые», то есть книги, которые остаются в продаже веками или десятилетиями, — разумеется, это Библия, но также «Обрученные» Мандзони, или, в наши дни, «Маленький принц», или «Сиддхартха». То, что некоторые из них попадают в топ-листы, а некоторые — нет, объясняется тем, что настоящий «вечнозеленый» не расходится каждый день сотней экземпляров в центральных магазинах, а продается по одному экземпляру в каком-нибудь киоске и поэтому остается в тени.
Далее следуют те, которые я назвал бы best selling [Хорошо продающиеся (англ.)], — книги, которые в момент выхода имели громкий успех, но нельзя сказать, чтобы этот успех длился годами. Но все-таки, продаваясь в достаточной мере, они желанны для авторов, издателей и книгопродавцев, благодаря которым и появляются на свет книги best to sell [Хорошо продаваемые (англ.)], — то есть такие, которые были созданы именно для продажи. Как правило, это романы по готовому рецепту: немного секса, немного денег, немного великосветской жизни; или же тщательно выписанная эрекция в каждой главе; или отмеренная толика ужаса и смертей и т. д. Они существовали всегда, и иногда случается, что такие книги переживают свое время, потому что, даже будучи написанными для денег, обладают чертами, можно сказать, мифологическими. Классический пример здесь — романы Дюма. В любом случае именно благодаря этим best to sell слово «бестселлер» приобрело презрительный оттенок.
Мы забываем, что Данте, Ариосто, Tacco пользовались колоссальным успехом и что Мандзони был вынужден публиковать второе издание «Обрученных» с многочисленными исправлениями и дополнениями, специально заказанными иллюстрациями, по частям, «с продолжением» именно для того, чтобы отреагировать на вал пиратских изданий. Он не выручил при этом за него ни гроша, но его книга, безусловно, была бестселлером. Конечно, он хотел, чтобы она стала как можно лучше (и мы знаем, сколько он над этим работал), но в то же время — чтобы ее прочло как можно больше людей. Впрочем, за исключением некоторых исторических эпизодов авангардистских провокаций, невозможно найти серьезного писателя, который, сочиняя книгу, не мечтал бы, чтобы она получилась хорошо и в то же время была прочитана всеми. Но стараться написать хорошую книгу — это не то же самое, что писать best to sell с одной эрекцией на главу.
В издательстве «Саджьяторе» только что вышла книга Джан-Карло Ферретти «Литературный рынок» (частично она была опубликована еще в 1979 году). Ферретти первым заинтересовался тем, что он называет «качественным бестселлером» (приводя в качестве примера поздние романы Кальвино). В этой категории больше всего поражает то, что речь идет о произведениях, которые добиваются успеха среди читателей без использования ингредиентов, которые нравятся читателям по определению. В новой части своего исследования Ферретти говорит о произведениях, которые можно читать на разных уровнях.
Речь идет о книгах, которые позволяют неискушенному читателю восприятие на первом уровне, а далее, читателям все более и более образованным и изощренным — чтение «вглубь» или «поэтажно»: представьте себе книгу-зиккурат. Мне очень нравится такое сравнение, но приходит в голову и другое: с нашими средневековыми библейскими герменевтами или же с герменевтикой еврейской, согласно которой каждый текст, помимо буквального смысла, имеет и другие, что должны быть открыты постепенно. В каком-то смысле можно говорить, что в последнее время книги пишутся по многоуровневой схеме (и это справедливо как для фантастики вроде книг Уильяма Гибсона, так и для экспериментальной литературы вроде Томаса Пинчона). Но в таких книгах просто выносится на уровень метанарративной (сверхповествовательной) авторефлексии та возможность, что давно реализована, пускай неосознанно, в «вечнозеленых» книгах. Не говоря уж о тех, кто, как Данте, знал об этом и добивался именно такого прочтения сознательно.
1994