Возьмите советский производственный роман, добавьте по вкусу чеховской драматургии и психологизма, заправьте сухим, почти телеграфным, стилем. Хм… Пошловатое начало для читательского отзыва. И все же. Думаю, критики ошибались, признавая эту знаковую для своего времени повесть несостоятельной в художественном плане. Достоинства книги Ильи Эренбурга для меня очевидны: здесь только качественные ингредиенты в идеальных пропорциях. Я не нашел в этой повести ни излишней идеологичности, ни слащавого заискивания с властью, при этом в полной мере ощутил всю мощь советского проекта, этого великого модернистского эксперимента. Вера персонажей в коммунизм вовсе не кажется натянутой и наивной, самоотверженное служение Родине роднит их с героями эпохи классицизма, когда в литературу еще не проникли индивидуалистические идеалы романтиков. При этом нет никакой театральности или вознесения на пьедестал — при чтении возникает ощущение, что я был со своим народом там, где мой народ когда-то к счастью или несчастью (тут уж как вам будет угодно) был.

Сама метафора оттепели как мягкой разморозки после сталинской стужи подмечена Эренбургом столь удачно, что стала обозначать целую эпоху, исторический период. Но это, конечно, побочный эффект. Главное, что писатель первым подметил дух времени, показал человека, обладающего достаточной смелостью, чтобы говорить то, что он думает и, что более важно, чувствующего колоссальную ответственность за страну и за то дело, которым он занимается. Производственная тема, несомненно, важна для Эренбурга, но он не сосредотачивает взгляд только на заводе, где трудятся большинство персонажей. Здесь есть и школьные трудности (Лена, старший Пухов), и проблемы цеха художников (Пухов младший, Сабуров). И, не скрою, за всем этим я следил с любопытством. Современные литераторы не часто балуют произведениями о настоящей работе и производстве.
Теперь о сходстве с чеховской драмой, о котором я написал в самом начале. Заметьте, что в «Оттепели», как и в пьесах Чехова, отсутствует сюжетная динамика. В повести, по большому счету, мало что происходит. В первой части мы наблюдаем за вяло разрешающимся личным конфликтом, где две стороны любовного треугольника отстраняются — действует только Лена. Отставка Журавлева выглядит не то стихийным бедствием, не то чем-то самим собой разумеющимся. Во второй части такая же вялая любовная интрига плюс конфликт на производстве, который так до конца и не разрешен. При этом, как и в чеховской драме, огромное значение приобретают «внутренние» конфликты персонажей, их рефлексия, нравственный выбор. Перемены в личной жизни даются героям с огромным трудом. Просматривается в книге и знаменитая чеховская «футлярная» тема. Напомню, что Надежда Егоровна находит среди вещей Пухова футляр для очков, который покойный, заметьте, «редко брал с собой». Случайность? Не думаю. Старший Пухов — пример полностью открытого человека, который просто не способен спрятаться в «футляр» (кстати, Человек в футляре у Чехова тоже был преподавателем словесности в гимназии). Но люди в футляре чужды новому обществу, Эренбург намеренно от них избавляется.
Пожалуй, открытость, честность, самоотверженность, стремление к переменам — вот главные черты эпохи и тех людей, которых мы сегодня называем шестидесятниками (пусть повесть и вышла раньше, еще в 50-е). Наверное, все то, что изображено в повести, и есть настоящее шестидесятничество, в отличие от набора пошлостей, которые нам пытались втюхать под видом этого феномена в одном известном современном сериале.

Евгений Фурин

http://jonny-begood.livejournal.com/122222.html