Иногда наблюдатели становятся объектами наблюдения, привет Фридриху Дюрренматту, и сегодня мы начинаем неспешный разговор с Еленой Блонди.
Итак, первые два вопроса наблюдателя, писателя и литературного критика Элтона Ивана писателю и контент-редактору двух литературных сайтов Елене Блонди.
Элтон Иван:
1. Здравствуйте, Елена. Мы привыкли вести наш разговор в определенном диапазоне, стараясь всегда затрагивать крайние точки — то есть, определять рамки литературы, отмечая, что многие вещи очень часто вне рамок, но — втискиваются туда любыми путями. Я бы сказал, что это — путь простой, но, к сожалению, не очевидный для дефиниции. Давайте подумаем — каким образом писателю в современном мире сохранять независимость, жить собственными тенденциями, вообще — быть полностью самостоятельным во взглядах?

Елена Блонди:
Здравствуйте, Элтон.
Проще всего было бы сказать, хочешь быть независимым, будь таким. И потребовать себе чашу для умывания рук…
Но я принадлежу к последнему поколению, которое застало советскую идеологию в действии, а не как исторический курьез или понятие. И знаю, что есть очень много умных, хороших, знающих и талантливых людей, в чьи головы вбито поклонение перед социумом, толпой, и которым крайне тяжело не быть зависимыми от любых мнений и установок. Оставаясь при этом нормальными людьми, я не беру крайность, когда начинается бунт бессмысленный и беспощадный, ведь мы сейчас о плодотворной работе, а не о «гори все огнем, эхма»…

Так что, по моему мнению, любой человек может стать независимым в жизни и самостоятельным во взглядах, если он, первое — готов осознать себя и свое место в мироздании, второе — готов постоянно работать над собой, третье — готов в итоге пойти на определенные жертвы, как материальные, так и другие.
Потому что (это о первом) есть люди, которым эта независимость не нужна напрочь, даже если они декларируют стремление к ней по каким-то причинам. Им удобнее быть частью стада, где всегда накормят и позаботятся минимально, но поровну.
Второе: попытка встать на ноги всегда встречает сопротивление среды, и придется долго вставать, и постоянно будут случаться обстоятельства, которые надо преодолевать, а это надоедает и утомляет.
Третье: ну, тут широчайший спектр, от «я думала, ты нормальный, с нормальной зарплатой, а ты пишешь там чего-то»…, до «посмотрите, да ей с мужиками не везет, вот и кинулась в писанину». — Круг общения не просто меняется, он сильно сужается, и рассчитывать приходится в основном на себя, на то она и независимость.
Важно помнить, что уходя в другие системы ценностей, человек не может взять с собой весь оставляемый им мир, а следовательно, три кита, о которых я сказала выше, всегда будут при нем: работать над собой придется постоянно, и сталкиваться с непониманием или неприятием тоже. Но кто готов к этому, тот вполне достигнет независимости. Мне кажется, сейчас это сделать легче, чем в предыдущую эпоху. Правда, она уже готова повториться. Увы.

Элтон Иван:
2. Мы много говорили о литературе в массовой обложке. Достаточно заглянуть на «Литрес», чтобы напомнить себе самому о масштабах явления. Как вы думаете, вообще, возможно ли, чтобы в ширпотребе оставалось какое-то зерно? Прежде всего — для автора. Может ли сам автор работать, чтобы быть как бы и вашим, и нашим. Или в нашей действительности это исключено?
Елена Блонди:
Исключение исключению рознь. Обычно любят приводить в пример Конан-Дойла, который не считал бессмертными детективы о Шерлоке, а больше ценил свои сюжетные романы. И менее известный, но не менее яркий пример — творчество Агаты Кристи, которая кроме популярнейших детективов написала несколько великолепных серьезных романов, практически неизвестных массовому читателю.
Что еще? Удивительной красоты и гармонии серьезная проза Стивена Кинга, которой с каждым годом становится все меньше, ежели соотносить с количеством писуемых Кингом ужастиков… И так далее.
Вот вам блистательный ширпотреб для массового читателя, но чаще, с точки зрения самих авторов, это понижение планки, и почти у каждого классика находятся слова оправдания для своих успешных текстов в массовой обложке. Деньги, невозможность издать что-то для себя более важное, нажим критики или вокс попули… А если нечто требует оправдательных слов… сами понимаете.
Я привела утешающие примеры, а вот вам жестокий пример. В смутное и голодное, чудовищное время гражданской войны Михаил Булгаков взялся за написание пафосной идеологической пьесы «Сыновья муллы». Как сам он вспоминал в «Записках на манжетах» писали втроем: «Я, помощник поверенного и голодуха». и вот еще слова автора «Я скрежетал пером… Через семь дней трехактная пьеса была готова. Когда я перечитал ее у себя, в нетопленой комнате, ночью, я, не стыжусь признаться, заплакал! В смысле бездарности — это было нечто совершенно особенное, потрясающее! Что-то тупое и наглое глядело из каждой строчки этого коллективного творчества!..»
Пьеса пользовалась грандиозным успехом и деньги были не просто кстати, а — спасением. И вот еще слова автора, о написанном «Я начал драть рукопись. Но остановился. Потому что вдруг, с необычайной чудесной ясностью, сообразил, что правы говорившие: написанное нельзя уничтожить! Порвать, сжечь… От людей скрыть. Но от самого себя никогда! Кончено! Неизгладимо. Эту изумительную штуку я сочинил. Кончено!.. »
Так что, если автор всерьез хочет, чтобы творения пережили его в хорошем смысле слова, а не в геростратовском, он должен это понимать. Я сейчас о талантливых авторах, которым действительно есть, что предложит мирозданию, а не только покупателям дорожного чтива на одну поездку.

(продолжение следует)