Happy families are all alike
-Constance Garnett feat Leo Tolstoy-
ЧАСТЬ 1, В КОТОРОЙ ГЕРОИ РАЗВЕШИВАЮТ РУЖЬЯ ПО СТЕНАМ
Аззи… Красные, торчащие во все стороны космы волос, мокрозеленые глаза – пустышки-шарики, когда Аззи под кайфом, и горящие зеленым светом, когда Аззи радуется, любит, злится или пьет молочный коктейль. Веснушки рассыпаны от щеки к щеке с дужкой через нос. И этот самый вздернутый нос, хорошо поправленный пластическим хирургом, но, тем не менее, сохранивший странное искривление посередке. Лопоухая Аззи, будто спички за уши вставлены. А зубы! Два передних точно заячьи – только их и видно, когда Аззи вдруг улыбнется, а если уж рассмеется… Тогда видны все тридцать два, и все друг на дружку непохожи. Аззи большерота, словно Красная Шапочка, и шрамик от ниток под губой. Острые ключицы и ребра лесенкой, их никакой одежкой не скроешь, а грудь… что ж грудь, вырастешь, Аззи, будет и грудь. Моя красавица Аззи…
ГЛАВА 1, в которой Волк предстает в качестве жертвы насилия
Put your ass on the floor an’ don’t ask why
Boom biddy bye bye
-Cypress Hill-
Ой, божечки, что ж это такое?! – женщина вопила противно и неискренне, и Волк сразу вспомнил, где он. Базар. Асфальтовая дорожка, по бокам щебенка и грязь. Земля и кровища во рту. Волк повернул голову на бок и сплюнул зубную крошку вперемешку с землей и кровью. Пошевелил пальцами рук.
— Живой, живой, шевелится, — восторженно закричала женщина.
— Гу-у-у, — последовало звуковое сопровождение – судя по всему, собралась толпа.
Волк осторожно перекатился на бок, чтобы разведать обстановку: так и есть – рынок, толпа зевак, голосистые торговки, напряженные лица кавказцев, любопытные прохожие.
— Милиция, милиция едет – прокатилось по толпе, и Волк закрыл глаза, ожидая. “Интересно, скорую догадались вызвать?” – подумал он, — “Вряд ли, ну да никуда не денутся. Некуда мне сейчас кроме больнички”.
Невдалеке остановился милицейский бобик, и молодой лейтенант протиснулся через толпу зевак. Завидев лежащего в грязи Волка, он осторожно ткнул его ногой.
— Эй, ты, вставай, — лейтенант, видно, осознал, что Волк все-таки потерпевший и, наклонившись, осторожно прикоснулся рукой к его плечу, как прикасаются к старенькой, обкакавшейся, но от того не менее любимой бабушке.
— Ы-э-и-а, — Волк перестал притворяться трупом, но изобразил речевую фигуру, которая должна была исключить возможность немедленного допроса и ускорить его транспортировку в больницу. Для убедительности он забросил одну ногу на бордюрный камень, якобы в попытке подняться, и нога демонстративно неестественно вывернулась, как у поиздеванной детьми куклы. Лейтенант вздохнул, кажется, с облегчением от того, что грязного и окровавленного потерпевшего не придется совать в бобик.
— Сейчас скорая приедет, — сообщил лейтенант Волку.
— Сигареты в куртке, в кармане, — внятно сообщил ему в ответ Волк, — Не в падлу, достань покурить.
Лейтенант не отказал в услуге: достал из кармана сигареты и помог Волку подкурить.
— Сидел? – спросил он коротко.
— Угу, — подтвердил Волк и, перевернувшись на спину, c удовольствием затянулся.
ГЛАВА 2, в которой впервые появляется Санденс
I open my eyes and see the sun dance
An’ I’m so excited that I piss in my pants
-Azzie DaFouuu-
Санденс появился в больнице через две недели, когда Волк уже вполне оклемался и порядком заскучал. Конечно же, Волк больше ожидал девочек – всегда ведь приятнее, когда в больнице тебя навещают девочки: сочувствуют, целуют, шепчут ласковое на ушко, дарят мандарины, но, по всей видимости, сообщить девочкам о его местонахождении никто не потрудился. Еще больше Волк ждал Аззи, даже уверен был почему-то, что Аззи непременно придет. Не может Аззи к нему не прийти. Но и Аззи не приходила. У Волка уже начало закрадываться сомнение, что о его злоключениях никому неизвестно, но тут-то и объявился Санденс.
Когда Волк выбрался в больничный предбанник, Санденс сидел на облупившихся ступеньках лестницы и улыбался своей обычной глупой улыбкой. Возле него непривычно стояли две вместительные клетчатые сумки, которыми пользуются базарные торговцы.
— Привет, — Санденс улыбнулся еще шире, привстал со ступенек и неловко расставил руки.
— Здорова, — Волк допрыгал на костылях к Санденсу и позволил ему себя обнять.
— Наконец-то я к тебе выбрался, брат, — Санденс поддержал Волка под руки, помогая усесться на ступеньки, — А то забегался совсем, да и думаю, все равно к тебе не пустили бы попервах.
— Да уж, — Волк уложил костыли вдоль стены и поудобней примостился на ступеньках, — О твоей любви к ближнему ходят легенды.
— Ага, — с готовностью согласился Санденс, — Я тебе тут принес кой чего. Суп куриный в кастрюльке, — он расстегнул молнию на одной из клетчатых сумок и показал Волку большую герметичную кастрюлю, — Только я мясо повылавливал – ты ведь все равно жевать не сможешь, — Санденс заглянул Волку в рот в надежде увидеть железные скобы, явно ища самооправдания по поводу съеденного мяса, — И вот, предусмотрел, — следующим жестом Санденс вынул из внутреннего кармана пачку соломинок для коктейлей и ловко сунул ее в карман Волку, — Берешь, значит, соломинку, вставляешь ее в кастрюлю…
— Сигареты принес? – перебил его Волк.
— Конечно, — Санденс потянул к себе другую сумку, которая тут же приветливо звякнула.
Из сумки Санденс достал два блока Мальборо и …баночку детского яблочного пюре. Волк молча пронаблюдал, как в руке Санденса вдруг оказалась заточенная до шила отвертка, которую тот ловко воткнул в жестяную крышку баночки.
— Все продумано до мелочей, — довольно сказал Санденс, — Бери! – и он протянул Волку баночку пюре с пробитой шилом крышкой, — Вставляешь туда соломинку и пьешь – дырка как раз подходит.
Волк, молча наблюдавший за процессом, наконец, не выдержал.
— Ты дурак, да? – выкрикнул он голосом, напомнившим вокал Джима Моррисона в песне “Love Me Two Times”, — И сколько там таких банок?
— Шестьдесят, — спокойно ответил Санденс, — Ты зря волнуешься, водку я тоже принес, — он порылся в сумке и показал Волку горлышки двух бутылок, — Это я тебе для дополнительной движухи, чтоб не скучно было время препровождать – берешь баночку, пробиваешь ее шилом, отпиваешь половинку, заливаешь водку и сосешь через трубочку, как коктейль. Помогает стройности мысли.
— Ну ладно, — Волк разорвал блок, достал сигареты и закурил, — Что там на воле слышно? Узнал, кто меня отрихтовал?
— Неа, — глупая улыбка, наконец, сошла с лица Санденса, — Я думал, ты мне скажешь.
— И я не знаю, — задумчиво сказал Волк, — Загадочная история. Я вроде не так давно в городе, чтобы так серьезно битами мочить. Ты бы хату, что ли сменил на всякий случай. Может, это по нашим с тобой делам кто-то наехал?
— Не похоже, — Санденс тоже закурил, — Какие у нас с тобой дела? Делишки. Для начала предупредили бы, по носу щелкнули бы пару раз для профилактики. Тут у кого-то зуб на тебя серьезный. А хату я сменил, — Санденс хмыкнул, — И мабло тоже. А то меня паранойя начала пробивать – как иду вечером домой и вижу малолеток каких-нибудь под подъездом, сразу мне мерещится, что по мою душу. Вот ключ, кстати, и адрес на бирке, — Санденс достал из кармана ключ и переложил его в карман Волку, рядом с соломинками, — Выйдешь из больнички, вселяйся, а то мне уехать надо на время.
— Смываешься от греха?
— Нет, по делу, — Санденс замялся, — С девушкой одной нужно на юга проскочить. Денег, короче, заработать. Выпала такая возможность…
Глава 3, в которой выясняется, отчего Санденсу вдруг приспичило уехать “на юга”
Dollar bill y’all
Dollar bill y’all
Dollar dollar dollar dollar dollar dollar bill y’all
-Cypress Hill-
Событие, заставившее Санденса спешно собираться в дальний путь, случилось как раз после того, как его выкинули из бильярдной. Впрочем, смутный намек он получил еще днем раньше, когда некая красивая, но изрядно надоевшая Санденсу особа посетила его на квартире с целью выманить денег. Особа эта, на людях называвшая себя моделью, выпив изрядное количество спиртного из бара, без успеха применила несколько старых изъезженных приемов соблазнения, а получив от Санденса сотенную купюру, якобы в долг, тут же засобиралась, и в благодарность, а может и в отместку, уже в дверях сообщила, что, дескать, Санденса везде ищут какие-то люди. В эдакой противной кокетливой манере сообщила, что Санденс ничего не понял – какие такие люди, для чего ищут, предвещает ли это что-либо хорошее или, напротив, опасное для здоровья? Мол, сама она не знает для чего, да только в баре спрашивали, и не только у нее, а и у других его знакомых – куда это Санденс запропал: на телефоны не отвечает, ни в кабаках, ни дома его не застанешь. Интуиция и долгий опыт общения с моделями подсказали ему, что таинственные искатели Санденса особе этой понравились, но ему, Санденсу, ничего приятного от них ожидать не приходится. По игривому блеску в глазах модели он догадался, что искали его мужики, причем здоровые.
Санденс слегка поразмыслил тягостно, зачем его могут искать неприятности, но заметных грехов за собой не обнаружил, кроме, разумеется, прелюбодеяния, и пришел к мысли, что в наш жестокий век могут искать и за прелюбодеяние, в особенности, на фоне того, что лучший друг Санденса, Сережа Волков по прозвищу Серый или Волк, как кому больше нравится, уже вторую неделю лежит покалеченным в больнице, а Волк, по мнению Санденса, был совершенно безгрешен и за свой единственный в жизни опрометчивый поступок восемь лет уже отсидел. Сопоставив все эти неясности, Санденс тут же сменил квартиру, переехав из центра на окраину, и адреса никому не дал.
А вечером произошла та самая драка в бильярдной. Нужно заметить, что Санденс осторожно обходил стороной увеселительные заведения, где его могли вычислить неизвестные искатели, но, выпив днем на улице пару бутылок пива, не удержался и зашел в бильярдную, в которой давно не был и предполагал, что его там никто не помнит. В бильярдной он немедленно познакомился с каким-то стриженым похожим на регбиста человеком по имени Джон, не то шотландцем, не то ирландцем, и выпил за его счет пол-литра виски. Шотландец Джон оказался не регбистом, а водителем-дальнобойщиком, каким-то чудом оказавшимся в бильярдной. После литра виски на двоих он начал откровенничать, рассказал Санденсу о своей жене, постоянно при этом повторяя: “She’s so ugly, see?”, а рассказав о жене, вдруг уставился в одну точку в другом конце бара. Проследив за взглядом ирландца Джона, Санденс заметил, что привлекла дальнобойщика симпатичная девушка с раскосыми глазами, по-видимому, китаянка. Это предположение подкреплялось еще и тем, что вокруг девушки сидело несколько таких же узкоглазых личностей мужского пола, разговаривавших по-китайски.
Шотландец Джон оказался хватким парнем – он не долго обозревал красивую китаянку, а просто встал и пошел приглашать ее на танец. Через пару секунд после приглашения он уже врезал по зубам привставшему со своего места китайцу. Дальше Санденс плохо помнил – каким-то образом он оказался в центре потасовки, посостязался в кулачном бою с каким-то долговязым китайцем, потом ощутил в своей руке стул, но применить его толком не успел – охранники бильярдной спустили их с ирландцем Джоном по лестнице и выкинули на улицу. Не помогли даже уверения Санденса в том, что стул он использовал исключительно для самозащиты, а в руках китайца он явственно видел нож, и уж если кого и выводить, так этого китайца с ножом, а не их.
На улице Санденс обнаружил, что шотландец Джон почему-то не может самостоятельно ходить, и попытался от него избавиться, запихнув в такси с помощью ловкой подсечки. Ирландец же Джон уезжать не хотел, употреблял всяческие регбистские уловки, а когда Санденсу наконец удалось нажать ему на голову так, что она вошла в дверь машины, шотландец Джон вдруг вытянул указательный палец в сторону бара и заорал: “Look there! A whore! She’s a whore. I want this whore”. Санденс взглянул по направлению его руки и увидел симпатичную девушку, стоящую возле дверей бара с тонкой сигареткой в руке.
— No, — строго ответил Санденс, — She’s not. She’s just a girl.
— Yes, — не согласился ирландец Джон, — I bet she’s a whore. I can tell a whore from a girl, — он сделал попытку вылезти из машины, но, не имея сил в ногах, был водворен назад.
— Bastard. Fuckin’ bloody bastard, — печально сказал шотландец Джон напоследок и уехал.
Санденс еще с минуту постоял, пошатываясь, на тротуаре, переваривая недавние события, затем крутнулся вокруг своей оси и направился к девушке у двери.
— Привет, — сказал Санденс девушке, — Поедем ко мне? Пятьдесят баксов.
— Сто баксов и поедем, — девушка улыбнулась, как показалось Санденсу, не очень приветливо.
— Ага, — неопределенно сказал Санденс, обдумывая, произнести ли гордое “нет” или слабохарактерное “хорошо”, и тут за его спиной просигналил автомобиль.
Автомобиль был Санденсу внешне не знаком, впервые он видел этот автомобиль, но кому он принадлежит, Санденс догадался сразу. В просторечии такие автомобили называются лимузинами и используются, главным образом, в съемках видеоклипов начинающих поп-звезд, с почасовой оплатой. Среди знакомых Санденса был всего один человек, который мог обладать таким автомобилем – Боря Рабинович, и версия эта вскоре подтвердилась – задняя дверь лимузина открылась и на тротуар ступила хорошо знакомая Санденсу женская ножка в богатой итальянской обувке, принадлежащая, разумеется, не Боре Рабиновичу, а гораздо более приятной особе.
— Санни, долго ждать тебя прикажешь? – услышал Санденс от обладательницы ножки — голос принадлежал Елизавете Васильевне Рабинович, существу, по меньшей мере, прекрасному в свои сорок с небольшим лет.
Ждать себя Санденс долго не приказал – подбежал к машине и запрыгнул на заднее сиденье под крыло Елизаветы Васильевны со скоростью, выверенной так, чтобы не показать излишней услужливости, но и должное уважение проявить.
Внутри салона Санденс, обрадовавшись отсутствию Бори Рабиновича, осторожно, но нежно, поцеловал Елизавету Васильевну в губы, косясь на белобрысый затылок сидящего за рулем одного из Бориных глухонемых педерастов-телохранителей, то ли Удава, то ли Питона. Санденс всегда путал, кто из них Удав, а кто Питон, и если легенда об их педерастии сомнений не вызывала, то их глухонемота была хитрой уловкой Бори Рабиновича. Слышали они превосходно, а возможно даже и говорили. Вот этого Санденс не знал.
Тут-то и получил Санденс заманчивое предложение, от которого не смог отказаться. В пять минут взаимной нежности и расспросов Санденс с облегчением узнал, что искали его по барам те самые Борины телохранители, Удав и Питон (sic!), и, слава богу, не по поручению самого Бори Рабиновича, а “токмо волею его жены”. После чего Елизавета Васильевна перешла к делу, как и полагалось ей по статусу.
— У меня к тебе предложение, — сообщила она Санденсу, — Можешь считать его просьбой, если угодно.
— Да, Лиза, — Санденс изобразил внимание, при этом снова невольно покосившись на затылок шофера-телохранителя.
— Не хочешь провести со мной некоторое время? – Лиза стрельнула глазами в телохранителя и слегка качнула головой, показывая Санденсу, что все идет по плану и бояться нечего, — Скажем так, некоторое продолжительное время…месяц …или два? За приемлемую сумму, разумеется.
Несмотря на соблазн немедленно узнать сумму, Санденс выдержал разумную паузу.
— Скажем так, — продолжила Лиза, — Тысяча долларов в месяц при всех моих расходах на остальное. Твои карманные расходы тоже за мой счет, разумеется.
Здесь Санденс задумался. От самой процедуры купли-продажи смущения он не испытывал по причинам, которые далее станут понятны читателю, но размышлял он, главным образом, о сумме вознаграждения. По его мнению, Елизавета Васильевна Рабинович могла себе позволить намного больше. Наконец, Санденс решился.
— Лизанька, — сказал он нежно, — Ты же знаешь, что с тобой я готов провести сколь угодно долгое время и даже вовсе бескорыстно. И даже сейчас я готов с тобой поехать, куда ты скажешь.
Лиза покачала головой, что должно было означать – сейчас-то как раз и не получится.
— Но вообще-то, — продолжил Санденс, — В ближайшее время у меня были совсем другие планы и…ну, в общем, за тысячу долларов я не хотел бы их менять. И, кстати, куда мы с тобой поедем? Ну, в случае, если вдруг поедем, конечно.
— Корыстный мальчик, — усмехнулась Лиза, — Насчет твоих планов и текущего времяпровождения я осведомилась. Чаще всего ты торчишь в барах, где напиваешься до свинского вида, а в другое время водишь к себе на квартиру не очень чистого вида девушек, которых гоняешь в магазин за пивом и пельменями. Еще ты сожительствуешь с подозрительного вида бритоголовой личностью по прозвищу Волк, который разделяет твои интересы к пиву, водке и дурной траве. Доходы ваши состоят наполовину из твоих жалований альфонса, а наполовину – из каких-то темных делишек Волка, которые он проворачивает на рынке с подобными ему уголовными личностями. Последняя твоя копеечная статья вышла в газете месяц назад, писать в порнографические листки ты завязал еще раньше. Видишь, как много я о тебе знаю? – Лиза ласково потрепала Санденса по затылку, — Так сколько ты хочешь, корыстный мальчик?
— Лизанька, — Санденс ответил на ласку, погладив Лизу по руке, — Все это правда. Но, сама понимаешь, жизнь у меня может и не ахти какая, но такая жизнь тоже затягивает и даже, не поверишь, нравиться начинает. И даже как-то не хочется вдруг срываться с места и ехать неизвестно куда, куда глаза глядят, пусть и с очень приятным тебе человеком…всего лишь за тысячу долларов. А вот за пять тыщ я бы поехал…
Лиза рассмеялась, и Санденс понял, что пять тысяч у него в кармане.
— Какой хитрый, — сказала Лиза, — Знает же, что получит. Должна тебе признаться, что ты мне нужен, как никогда, а потому отказать я тебе не смогу. Понимаешь, Борис в последнее время ведет себя немного странно. Заявил, что у него какие-то важные дела и пропал в неизвестном направлении, оставив меня при моем интересе и при всех полномочиях насчет досуга и развлечений. А мое развлечение – это ты, Санденс, и раз уж Боря не против, то и я терять такой хороший шанс не собираюсь. Поедем, куда ты сам скажешь.
— Куда скажу? – Санденс замялся, — Лиза, А мы можем поехать в Париж? – осторожно предложил он, — Я никогда не был в Париже.
— В Париж так в Париж, — Елизавета Васильевна, кажется, не заметила никакого подвоха в словах Санденса, да и читатель, наверняка, тоже пока не заметил, а подвох тут был, о чем чуточку позже.
ГЛАВА 4, в которой Санденс все еще проведывает Волка в больнице
If you go away on this summer’s day
Then you might as well take the sun away
-Frank Sinatra-
Волку о предстоящей поездке в Париж Санденс не сообщил, потому как Волк хоть и был в курсе нетрудовых доходов Санденса, получаемых на стезе альфонсизма и даже иногда пользовался плодами этих доходов, частенько посмеивался над приятелем, называя Санденса некрасивым словом “проститутка”. Именно поэтому Санденс и скрыл пункт назначения поездки под загадочной фразой “на юга”.
Соскучившиеся друг по дружке приятели незаметно приговорили на больничной лестнице одну бутылку водки, причем баночки с детским питанием в качестве закуски пошли на ура. Сидели до тех пор, пока потерявший терпение медперсонал не принялся настойчиво капать им на мозги на предмет неприличия употребления спиртных напитков в лечебном учреждении.
Тогда Санденс засобирался восвояси, а Волк вдруг понял, что так и не спросил, где Аззи. А впрочем, и не мог он спросить, а просто надеялся, что Санденс нечаянно сам проговорится. Но Санденс, будто нарочно, не говорил об Аззи ни слова. Волк даже заподозрил, не известно ли приятелю чего лишнего, не намеренно ли он избегает упоминать при нем имя Аззи, не держит ли зла. Но, когда Санденс уже встал со ступенек прощаться, Волк все-таки не выдержал.
— Как там Мадди поживает? – он применил военную хитрость, зайдя издалека.
— Ха, — Санденс, казалось, удивился вопросу, — Я и забыл тебе сказать. Мадди уехала. Две недели назад. Вышла замуж за какого-то француза и уехала. В Париж… и Аззи с собой забрала, — добавил он в конце то, что больше всего боялся услышать Волк.
— Как? – Волк не смог скрыть волнения, — Насовсем?
— Да не насовсем, — ответил Санденс, — В Париж. Это ближе, чем насовсем.
Глава 5, в которой читатель узнает о том, кто такая Мадди, а заодно и кто такая Аззи
My baby left me,
you know she left me
-Elvis Presley-
Мадди позвонила Санденсу две недели назад, как раз в тот день, когда внезапно исчез Волк, и попросила о встрече. Ничего особенного не было в этой просьбе – с бывшей женой Санденс встречался частенько, в основном по части подкинуть ей денег, отношения между ними сложились теплые и былой любви не лишенные, несмотря на случившийся в свое время развод. Иногда Санденс с Мадди, устав от текущих дел житейских, даже позволяли себе вспомнить прошлое и проводили время интимно, с шампанским со свечами и любовными играми. В общем, жили раздельно, но в ладу.
В этот раз Мадди порадовала Санденса тем, что привела с собой Ольгу Александровну Азарову, семнадцатилетнюю рыжеволосую особу, больше известную в узких рэперских кругах под именем Azzie DaFouuu, а к тому же приходящуюся единственной дочерью Мадди и Санденсу, зачатою на заре их туманной юности.
Сели в кафе, заказали бутылку каберне и по мороженому: по три шарика. Тут-то Мадди и сообщила Санденсу новость о том, что выходит замуж за какого-то неизвестного француза и уезжает с ним во Францию.
— Да фу, па, — немедленно прокомментировала новость Аззи, — Чмо такое, что смотреть не на что. Внешне, правда, ничего так, носатый, и не сильно старый, в шляпе ходит, но сразу видно – говнистый. Мадди прогнала беса. Как, впрочем, и всегда. Но ты не бойся. Я там долго не задержусь. Посмотрю окрестности и сразу к тебе вернусь.
— Ешь, пей и молчи, девочка, — ответствовала на тираду дочери Мадди.
— Чего пить-то? – возмутилась Аззи, — Вы мне взяли чего пить-то? Я вино не пью. Купите мне молочный коктейль.
Санденс купил дочери молочный коктейль, и та тут же принялась сосредоточенно выдувать в стакан воздух, создавая бурные молочные водовороты и привлекая внимание людей за соседними столиками.
— Денег дашь нам немного? – Мадди быстро перешла к главному вопросу, — А то я засобиралась, а у меня даже тапочек домашних нет. И Ольге нужно вещей прикупить. Люк, понятно, все оплачивает, но на всякий случай. Не хочется быть полными приживалками.
— Ага, — вновь подала голос Аззи, — Тапочек, по правде, у Мадди полна кладовка, аж вываливаются, но, сам понимаешь, Санденс, там набойка стерлась, там цветочек с пряжки отвалился. Не с руки нашей королеве Мадди ходить в Париже в тертой обувке. Это ж я только такая скромная, что меня с соседней помойки одеть можно.
— Так уж и с помойки? – не поверил Санденс, — По-моему, ты неплохо одета. И лейбочки вижу модные.
— А знаешь, скольких мучений мне это стоило? – Аззи сделала большие глаза, демонстрируя тяжесть испытанных мучений, — Две недели унижалась: в комнате убирала, пылесосила как Золушка. Из Мадди что-то вытянуть – ближе на панель сбегать.
Санденс положил на стол не слишком толстую пачку сотенных купюр и придвинул ее к Мадди.
— Больше не могу пока, Мадди, — извинился он, — Поступления мои нынче скудны. Может, попозже еще пришлю.
— Спасибо, — Мадди ловко свернула доллары вдвое и сунула их в карман джинсов, — Позже может быть и не понадобится. Люк вроде не слишком на нас жлобится. Позже, может, я тебе сама пришлю.
Аззи скривилась, но на этот раз промолчала, снова пустив шумные пузыри в коктейль.
— Послушайте, а давайте напьемся, — предложил вдруг Санденс, — Мне не хочется, чтобы вы быстро уходили. Возьмем еще вина бутылку.
— Давайте, давайте, — Аззи сымитировала хлопанье в ладоши, — И закидаемся марками.
— К тебе это не относится, — приструнила ее Мадди, — Пей свой молочный коктейль.
— Можно подумать, если я маленькая, мне нельзя горе залить, — Аззи скривила плаксивую рожицу, — Мне, может быть, хуже всех на всем белом свете.
— Мы не торопимся, — Мадди поощрила Санденса, — Посидим, конечно. Помнишь, как мы сюда в детстве ходили? В школе еще…когда только встречаться начали. Ты мне мороженое покупал.
— Я все время боялся, что мне денег не хватит, — усмехнулся Санденс, — Мне тогда все казалось таким дорогим.
— Начало-о-ось! – протянула Аззи, — Сейчас пойдет разговор про школу, советские деньги, очереди в магазинах, а под конец Санденс расскажет, как он работал электромонтером на заводе. Вы лучше расскажите, когда вы впервые это…ну то есть, ну, вот, к примеру, где и когда вы меня зачали, — выпалила Аззи под конец.
Мадди бросила на дочку артистически строгий взгляд.
— Я подозреваю так, что в школьном спортзале, — сказал Санденс, — На гимнастических матах. Мы тогда еще выпили две бутылки Агдама.
— Понятно, — вздохнула Аззи, — Значит, это из-за двух бутылок Агдама я ни на кого из вас не похожа. Вы вон, оба какие красивые, а я хоть бы чуточку, ну хоть бы на кого-то из вас была похожа! Урод уродом. Я даже одно время думала, что Санденс мне не родной отец, а Мадди – не родная мать.
— Кх, — на этих словах дочери Мадди поперхнулась каберне, — Оля, что ты мелешь? – смогла выговорить она, откашлявшись.
— А чего? – продолжила Аззи как ни в чем не бывало, — Я продвинутая. Смотрю мексиканские сериалы. Могли в роддоме подкинуть. Хотя, если бы вдруг Санденс оказался мне не родным отцом, то я бы даже обрадовалась, потому что Санденс – это мой идеал мужчины, и я за него тут же вышла бы замуж. Я бы за него и так замуж вышла, да меня сдерживает это подлое слово “инцест”. Вот скажи, Санденс, — Аззи достала трубочку из стакана с коктейлем и покрутила ее задумчиво в пальцах, разминая будто сигарету, — Ты меня любишь как дочку, а если бы вдруг оказалось, что я не твоя дочка, ты бы на мне женился?
— Ага, — Санденс отобрал у Аззи трубочку и сунул назад в стакан, — Ты мне своим коктейлем все штаны забрызгала. А так конечно идея неплохая. Немного, наверное, встретишь мужей, которые стирали своим женам засранные пеленки.
— Хха-га-га, — Аззи впервые рассмеялась своим коронным собачьим смехом, от которого за соседним столиком расплакался ребенок, — Это кульная тема, надо написать на нее текстовку. Your my baby bitch, I luv all of y’er small shits. When you pissed in your panties, I kissed all of y’er fancies.
— Оля, прекрати ругаться, — на всякий случай сказала Мадди.
— Да чего там, ма, — успокоила ее Аззи, — Ты ведь все равно ни бум-бум. Три класса церковноприходской школы. Слушай, — Аззи вдруг наклонилась к Мадди и взяла ее за руку, — Можно мы с папой выйдем на улицу покурим? Я хочу с ним посекретничать немного.
Когда они вышли на улицу, Санденс достал еще две сотенные бумажки и сунул их Аззи в кармашек.
— Спасибо, па, — Аззи поцеловала Санденса в щеку, — У меня еще с прошлого раза немного осталось. Я ужасно экономная. Обними меня, пожалуйста, — Аззи стала спиной к Санденсу, и он обнял дочку сзади, так что ее рыжая макушка оказалось у него прямо перед носом – Я правду говорю, что скоро вернусь, па, — Аззи повернула к нему голову, — У меня на этот счет уже целый сценарий есть. Мадди первое время будет занята с этим своим французом и, понятное дело, не до меня им будет. А это что означает?
— Что? – проговорил Санденс в ухо дочке.
— Это означает то, что в деньгах они мне отказывать не будут. Ну, типа, чтоб я под ногами не путалась. А я всякой дряни покупать не буду, вообще тратиться не буду ни на что, кроме сигарет, а потому денег накоплю и сдерну. Я уже Дельфина подговорила приехать, прикинь.
— Какого еще дельфина?
— Ну, Катьку, ты ее знаешь. Погремушка у нее Дельфин, Dolphin то есть, я Аззи, а она Дольфин, вкурил? Из группы моей девчонка. Она уже себе и паспорт фальшивый сделала, будто ей восемнадцать лет.
— Не помню Катьку… ну и что?
— А то, что я подговорила ее приехать ко мне в Париж, как только я там обоснуюсь, и денег мне дадут. А когда мне дадут денег, то мы тут же с Катькой сделаем ноги и удерем куда-нибудь. Например, в Амстердам или в Рим. Потусуемся. А когда деньги закончатся, то я к тебе приеду. Согласен?
— Спрашиваешь, — Санденс поцеловал Аззи в ухо, — Возвращайся побыстрее. Мне только не нравится, что ты бомжевать будешь по Европе, как хиппи какой-то.
— Да, ну-у-у, — Аззи подняла руку и постучала пальцем Санденса по голове, — Ты, Санни, дурацких фильмов насмотрелся, Изи Райдеров всяких. Говорю же тебе, денег соберу, а тратить не буду. Кушаем мы с Катькой мало, жить будем где-нибудь в общагах, а в Риме, к примеру, можно и на улице спать – там тепло. Это называется не бомжевать, а хорошо проводить время. Entertainment. Я же тебе обещаю, что как только нас реально прижмет, я тут же к тебе вернусь.
— Возвращайся, ma baby woman.
— Не-е-е, — Аззи крепко обняла Санденса руками за шею, — Вуман – это отстой. Baby bitch. I’m your baby bitch, seen? И это, па…запомни…Рю Сен Дени, тридцать четыре… я на визитке видела.