Несколько слов
В сегодняшней подборке несколько стихотворений Сергея Никольского, http://groningen-sn.livejournal.com, фотографии Тодда Хидо. Боюсь навредить поэту своим неумелым предисловием, поэтому только два слова, да?
Надо сказать о стихах что-то такое, чтобы всем сразу же захотелось прочитать их самому и сравнить ощущения. Так вот, для меня в них ритм и лёгкая конструкция детской считалочки . Тоска, тихая ползучая, всё заполняющая. Такая же тихая и ползучая скука быта, человеческих связей, любовей и просто так. Страх болезни, смерти, старения, страх оказаться не на высоте. спрессованное, плотное письмо. Никаких специальных «поэтических» красивостей, если вынуть хоть одно слово — будет дыра. Они не обещают избавления , не лечат от депрессии, просто я знаю, когда стою в отчаянии перед зеркалом :
«таким скелетом
с добавкой мяса, жира, кожи, трусов, сорочки,
которую надо было еще погладить»,
что я не одна.
А теперь прочтите любое стихотворение на выбор, и я уверена — прочтёте все!
ЖЕНЩИНА СМОТРИТСЯ В ЗЕРКАЛО
Верхняя половина тела, главная половина, лучшая половина –
там речь, которая прекрасна, неуловима,
лавина мыслей, необязательных и веселых,
серьги из золотых иголок, как будто она графиня,
на плече орнамент из двух наколок.
А внизу – ниже мЕста, где была обрезана пуповина,
находятся лишь мозоли и гинеколог,
и мышца, которую используют при уколах..
Верх она мажет кремом, телесным кремом,
щеки – розовым, веки – синим и чем-то лишним
(не для того, чтобы нравиться разным олигофренам,
те, как раз, интересуются только нижним).
Просто это лучшая половина, знакомое отраженье
в зеркале, которому она покупает шарфы и бусы,
украшенья, по которым можно судить о вкусе,
глаза, которым делают предложенье, руки, которые лобызают,
а нижнее продолженье
почти никогда в зеркало не влезает.
* * *
Поиск координаты
В конце декабря,
ища от добра добра,
посредине жизни,
занавесив гардины.
Где-то ниже грудины
ощущая точку.
На уровне моря, в двух часах от гавани и от моря,
недалеко от башни Мартини,
приканчивая бутылочку по глоточку
(по Дарвину – венец естественного отбора),
с подорванным здоровьем, звоню врачу,
говорю, что видеть его хочу,
и не встречаю сопротивления и отпора.
В конце декабря, ощетинившись дикобразом,
на родине третьей, чужой, понятной,
ощущая во рту валидольный, мятный,
я смотрю на дольний, который выучен и облазан
и которому не обязан.
В помятой одежде, с сорванною резьбою
я боюсь войти в этот орущий, людный,
склонный к выпивке и разбою.
На выставке в два часа пополудни.
Возвращаюсь, доползаю до кровати и до ковра,
в конце все того же холодного декабря,
во рту все так же свежо от мяты,
гляжу в окно и продолжаю поиск координаты.
* * *
Ночью надо сидеть с кем-то,
или курить с кем-то,
ночью надо спать с кем-то.
Плохо человеку быть одному.
Обними меня, и я тебя обниму.
Дым от «Кента»
отравляет легкие пациента,
глазеющего на тьму.
Надо быть в постели, когда за окном сырая,
темная, неуютная из-за лая,
страшная, густая…
И посему
грустит, с высоты взирая
на сотворенного по подобию своему,
на одиночку, застрявшего у сарая.
Надо сидеть вместе,
варить пасту
и есть песто
и не искать вместо.
Надо быстро, пока не ноет и не кровит.
Слишком мало трещин, щелей, отверстий,
куда может спрятаться индивид,
когда ему не находится соответствий.
* * *
***
Жизнь вырывалась и била током,
пачкала юбки томатным соком,
дразнила талией и сосками
всех чисто выбритых с пропусками.
Поднималась и наползала,
занимала сперва ползала,
после и остальные кресла,
пела и дальше – на сцену лезла.
Жизнь кончала десятилетку,
ела сладкого до отвала,
старой девой мою соседку
незаслуженно оставляла.
Небо красила в цвет багровый,
ровный, красивый, страшный.
и прекращала подачу крови,
куда это было важно –
важно, нужно, необходимо
для одинокого господина,
оседающего в окурки
в полчетвертого на прогулке.
* * *
1:6.970.000.000
Человек, который не был…
Покупал в ИКЕЕ мебель,
может быть – не покупал…
Он таланты закопал…
Приходило вдохновенье,
впрочем, то, что он кропал –
мне до фени, вам до фени…
Жил в лесу и был бездетен.
Сыновья ему звонили.
Пойло с комплексным обедом.
Кофе с запахом ванили.
Был он бедным. Был богатым.
Жил мерзавцем. Жил прилично.
Был кацапом. Был пархатым.
Безразлично… Безразлично…
8.10.2011
* * *
Будем долго жить после точки и запятой –
ты свободна, я, в общем, тоже не занятой.
Все что можно из жизни выжмем.
Секундомер спешит, а сколько натикало на твоем?
Будем жить вдвоем, пуделя заведем,
он будет белым, как хлеб, и таким же пышным.
Будем жить-поживать и учить матчасть,
не мыча проклятья и не мечась,
лишь бы мир был спокоен и неподвижен.
Лишь бы мир оставался, как он сейчас –
не рассыпаясь и не сочась.
Дайте нам любую бумагу – и мы подпишем!
* * *
Муж работает в компании Юнилевер
где-то на севере. Я не смотрю на север.
У нас домик и сад на юге,
я уверена, что нет у него подруги,
и собака – чудесный сеттер,
муж приходит поздно, смеется громко,
нас друзья зовут на пасхальный седер,
у друзей болонка.
Пугает все, что называют «Нордом»,
а еще Заполярье, занятия лыжным спортом.
Я по южному солнцу стрелки часов сверяю,
иногда «болею» слышится, как «Борею», и я говорю «хвораю».
Мне кажется тот, кто посетил Шпицберген,
должен быть несчастен и исковеркан,
как эти… Амундсен и Папанин.
Этот румб навсегда забанен,
поэтому за обедом
мы с мужем молчим об этом.
Шкаф ключами надежно заперт,
я за дверками выискиваю настойки,
подхожу к зеркалу, которое на востоке,
смотрюсь в зеркало, вижу запад
и что локон небрежно завит.
В чулане нету конца припасам,
в садике мягкий клевер,
Муж заботлив, очень ко мне привязан…
Север? Я не смотрю на север!